Общество
Еврейский волкодав
Сумерки приносили Одессе налёты, убийства и ограбления...
26.11.2021
Яков Моисеевич хлюпал по лужам и рассказывал о своих неприятностях Б-гу.
– Это просто невероятно! Фантастика! – возмущался он. – Она могла… Могла выбрать из всех молодых людей самого достойного! Могла найти банкира, бизнесмена, топ-менеджера «Газпрома». А тот австрийский дипломат? Он готов был положить весь мир к ее ногам. Но она!
В хорошие моменты своей жизни Яков Моисеевич не верил в Б-га. Он посмеивался над суевериями глупых людей. Но как только в его собственной жизни случался сложный момент – как сегодня или, например, как однажды, когда у него заподозрили камень в почках, – вера бралась сама собой. Б-г вырастал перед ним. И Яков Моисеевич – как тот мальчик, которого не взяли играть в футбол во дворе, с плачем бегущий к родителям, припадал к его добрым мозолистым рукам.
В такие вечера он брался читать Танах в кратком изложении и густо причмокивал, переживая за судьбу избранного народа и за свою собственную.
«О, злые филистимляне!» – восклицал он. И в образе филистимлян представали его собственные враги или обидчики. Или тот камень в почках. Или как сегодня. Незадолго до того, как злой рок судьбы выбросил Якова Моисеевича в лабиринт сырых улиц, в его доме произошел пренеприятнейший инцидент. Старшая дочь, Анна, заявила, что выходит замуж. Когда Яков Моисеевич и жена его, Жанна Игоревна, выпучили глаза: «Что-о-о?» – из-за спины Анны вышел молодой человек. Яков Моисеевич называл такой тип молодых людей «шлангами». «Шланги» всегда были длинные и сутулые – у каждого торчал кадык на худой шее и горел огонь в глазах. Но при этом никогда не было денег.
Для Якова Моисеевича «шланги» олицетворяли все зло мира: кадыкастые максималисты, усыпанные прыщами – непременно с претензией, знатоки словаря Ожегова, поклонники Маяковского.
Молодой человек смело выступил из-за спины Анны и с надрывом заявил:
– Да! Я из провинции, но это ничего не значит! Мы любим друг друга!
Яков Моисеевич и Жанна Игоревна переглянулись: «Как?! Он даже не москвич?» Жанна Игоревна взяла мужа за руку.
Весь вид ее умолял: «Ну, сделай же что-нибудь, Яша».
Яков Моисеевич решил зайти с козырей:
– И вы, несомненно, бедны, как Иов?
– Деньги не важны! – выкрикнула Анна. – Важна только любовь!
– Позволь мне, Анна. Я сам, – молодой человек отодвинул ее. – Действительно, я не богат. Пока…
«ПОКА?! – хотелось закричать Якову Моисеевичу. – Ваше “пока” растягивается на десятилетия унылой серой жизни! А иногда и на всю жизнь! Это вы хотите предложить моей дочери?»
– Я работаю, – нервно добавил молодой человек.
– И кем же?
– Моя должность называется «младший менеджер отдела продаж». Но заработать я планирую не этим. Я поэт!
Жанна Игоревна охнула и всплеснула руками.
– И я уже весьма известен в узких кругах.
– Он очень-очень талантлив! – вставила Анна.
Яков Моисеевич заметил, что пальцы рук молодых любовников переплелись.
Анна и ненавистный «шланг» вцепились друг в друга, как комсомольцы, идущие на смерть. О, эта юная горячность любви! О, ушедшие мгновения, которые переживал каждый из нас! Это стало последней каплей, после которой терпение Якова Моисеевича – а надо заметить, он никогда не отличался крепким терпением – излилось на стоящих перед ним прекрасных существ гремучим ядом.
– Вон! – заорал он и затопал ногами. – Я не желаю! Видеть! Этого! Хмыря! В своем доме!
– Яша! – в испуге встрепенулась Жанна Игоревна. – Яшенька, что ты!
– Вон! Вон! Вон!
– Ах, так! – настал уже черед Анны потерять терпение. – Так, значит? – из глаз ее брызнули слезы. – Тогда я собираюсь и немедленно ухожу из этого дома!
Кажется, именно в этом месте драмы сверкнула молния.
Порыв сентябрьского ветра распахнул окно. Упал на пол и развалился на черепки горшок с нарядной бегонией. Молодой человек предусмотрительно втиснулся в дверь:
– Я тебя у подъезда подожду, Анна.
А Анна, порывистая Анна уже бежала в свою комнату собирать вещи. И зеленый чемоданчик ее уже будто был приготовлен заранее – он лежал на полу, жалобно откинув крышку-пасть. «Она все это решила загодя, – пронеслось в голове Якова Моисеевича. – Еще до нашего разговора решила уйти». И он встал между входной дверью и Анной, как вратарь, готовый взять пенальти:
– Я запрещаю! Я твой отец!
– Отцы любят своих дочерей! А ты… Ты… – Анна закидывала в чемодан вещи. – Ты ЗЛЮКА!
Пока Яков Моисеевич переваривал давно забытое и по-детски смешное слово «злюка», полученное в свой адрес, пенальти ему забили. Анна так ловко отодвинула его в сторону и так быстро выскочила в подъезд, что он мог только прокричать ей вслед страшное:
– Не возвращайся же ты никогда!
– Ах, – вскрикнула Жанна Игоревна и стала терять сознание.
Ожидалась еще одна молния – крайне уместная в ситуации, но молнии не случилось.
В следующий миг Яков Моисеевич и сам убоялся бетонных патриархальных слов, сорвавшихся с языка. Он крикнул уже не так громко и не так грозно:
– Но где же ты будешь жить? – и закрыл глаза.
Ответа не последовало. Слышно было только, как далеко внизу хлопнула дверь. Это Анна выбежала на улицу – и бросилась в объятия бестолкового «шланга», как явственно представил себе эту сцену Яков Моисеевич.
Кольнуло сердце. Тревожно запульсировала жилка на виске – признак скорой мигрени. Требовался корвалол.
Требовалась водка для успокоения нервов. Требовалось открутить проклятое время назад. И не на 15 минут, чтобы избежать этой ужасной сцены, а на все 30 лет – когда выпускник МАИ Яша Шпайзман с бородой и гитарой, в модных кедах «Два мяча» хозяином смотрел в будущее. Столько дорог открывалось перед ним! И где они все? Он вздел глаза к потолку и спросил у Творца: «Где они все, я Тебя спрашиваю?»
Сползшая на пол Жанна Игоревна слабым голосом произнесла:
– А жить они будут в съемной квартире. В Восточном Дегунино.
И она заплакала. Тихо – как могут плакать матери по заблудшим судьбам своих детей:
– Разве этого я желала нашей девочке? Нашей отличнице?
– Ну уж нет! Этого я не допущу! – услышав про Восточное Дегунино, Яков Моисеевич вновь рассвирепел и стал собираться. – Где мои ботинки? Плащ? Зонт?
– Стой, несчастный! Ты простудишься и заболеешь! – это был, вероятно, уже не голос жены, но рассудка. Действительно, за окном творилось нечто невероятное. Московское небо провисло синим пионерским матрацем. Ветер качал корабельные мачты и спутниковые антенны. Матрац грозил разломиться и пролить на город все несбывшиеся пионерские мечты. Иными словами, затевалась буря.
Но Дегунино! Восточное Дегунино! Если бы не оно, Яков Моисеевич непременно остался бы дома. А так – запутавшийся в плаще, прыгая на одной ноге в попытке на ходу влезть во второй ботинок, он выскочил вслед за Анной. Конечно же, без зонта.
Этой главой, где мы познакомились с семейством барда Якова Шпайзмана, Jewish.ru начинает публикацию романа-сериала Михаила Бокова «Зоопарк Иакова».
Комментарии