Зоопарк Иакова-2

Бард Яков Шпайзман срывается вдогонку за дочерью, бежавшей из дома с нищим поэтом. Его цель – Восточное Дегунино. Он был в нём лишь однажды – 30 лет назад заслужил там первый триппер.

Дело в том, что он кое-что знал про Восточное Дегунино. Яков Моисеевич побывал в этом районе всего однажды – несмотря на то, что родился и все свои 55 лет прожил в Москве. Судьба занесла его туда в начале 70-х. Тем роковым вечером на хипповой квартире разливали портвейн. Ночь скрыла серость многоэтажек. И Муся – легендарная Муся, про которую ходили легенды среди начитанных и начавших отпускать бороды студентов МАИ, про которую говорили, что она как аэропорт: пеленгует за день десятки самолетов, но посадку дает не всем, – вдруг поманила Яшу волшебным пальчиком с накрашенным ноготком.

Он был уже приятно пьян портвейном. Но от внимания Муси еще больше закружилась голова. И он шагнул вслед за ней, забыв, о чем говорил – а говорил он, несомненно, про Визбора, или про Евтушенко, или про других модных поэтов. Пыль поэзии с готовностью стряхнул с себя Яша и шагнул вслед за Мусей: по-хорошему, поэзия и нужна только, чтобы соблазнять таких вот Мусь. И стал в тот вечер мужчиной – на хипповой квартире в Восточном Дегунино.

Аэропорт Мусин дал команду на приземление.

Страшное случилось пять дней спустя. Яша проснулся от жжения между ног. Чесалось нестерпимо. Оттянув резинку трусов, он с опаской глянул на источник неприятностей. Красная сыпь не оставила сомнений: Муся заразила его дурной болезнью.
– Как? Как? – бесновался он, скрыв от отца и матери позорный факт. – Почему я? Почему она?

ОНА. Его сознание содрогнулось от гнева, и он помчался в Восточное Дегунино. Он ехал на метро, потом пересел на трамвай, потом пытался ловить попутки на шоссе: метрополитен кончался много раньше проклятых земель. Проезжающие машины весело сигналили ему. В сигналах этих чудилось Яше то ли сочувствие, то ли презрение. «Они каким-то образом все знают. Весь мир уже знает, – думал он. – И странно только, что еще не узнали мама с отцом».

Дневной свет смыл романтический флер с «хрущевских» пятиэтажек.

Голые и вульгарные, они щерились размалеванными ртами окон. Рты пахли воблой, сигаретами, пылью, криками новорожденных детей. Судьбой Яши было не удивить эти кривые дома, избушки на курьих ножках. На своем веку они видали много чего такого.

Яша забарабанил в дверь. В хипповой квартире долго не открывали. Потом раздался недовольный женский голос: «Да, щас-щас», – и появилась Муся. День не пощадил и ее. Хозяйка подпольного салона, где собирались лучшие умы эпохи – так думал Яша, где говорились немыслимые, смелые, крамольные вещи – так и было, в солнечном свете была больше всего похожа на печеный помидор. От ночной богемности не осталось и следа. Вылезли морщины, на красных бусах кое-где слезла эмаль, и родинка – как это Яша не заметил тогда? – большая черная родинка с вьющимся волосом проглядывала в разрезе псевдокитайского халата с журавлями.

– Ты? – спросила Муся, даже не удивившись. – Пришел?
– Я… Ты… Это… – замялся от неопытности Яша. Табун шальных мыслей несся в его голове. И он, не сумев справиться с ним и не найдя ничего лучше, стал лихорадочно расстегивать брюки.

– Вот! – его хозяйство понуро повисло. Под взглядом опытной Муси оно, кажется, стало еще меньше.
– И что?
– А то! Триппер!

– Мальчик! – и Муся дыхнула в него кислым запахом вчерашнего вина и щей.

– Милый мой мальчик. Если бы ты только знал, сколько горя хлебнула я из-за таких, как ты – ясноглазых и с чуточкой южной крови. Ты ведь не совсем еврей, да?
– Не совсем, – машинально мотнул головой Яша. И то была правда: еврейские корни передались ему по отцу. Мама была русской. – Но при чем здесь это?

– При том, мой милый, что тебе надо прекратить истерику и возвращаться домой. Если ты думаешь, что из-за твоей мелкой неприятности случится всемирный потоп и уйдет советская власть, то это неверно. (По правде говоря, Яша именно так и думал.) Тебе надо отправляться домой, а по дороге зайти в аптеку и купить там шприц и упаковку пенициллина. Надеюсь, ты уже умеешь ставить себе уколы? Колоть надо по два раза в день, семь дней подряд. И потом ты еще скажешь спасибо тете за то, что она научила тебя такой полезной штуке, и это знание еще не раз спасет тебя за твою долгую жизнь.

Яше показалось, что еще чуть-чуть и Муся дружески потреплет его за щеку – как делала бабушка. Он отстранился.
– Но как? Ведь это… Мы должны заявить куда следует. Встать на учет в диспансер.

– А так! – голос Муси неожиданно стал тяжелым и резким. – Что если ты сейчас не пойдешь отсюда домой и не сделаешь, как я сказала, то я сама заявлю куда следует. Обращусь в твой институт – МАИ, кажется? (Яша похолодел.) В милицию. И везде скажу, что это ты совратил меня. Напоил и овладел против моей воли. И не где-нибудь, а прямо на вечере молодых советских поэтов. И пока эти достойные люди читали свои пламенные, вдохновенные стихи о том, как вся страна в едином порыве, в едином кулаке ведет борьбу на ударной стройке, ты… Ты…

– Хватит, – сказал Яша. – Я все понял.

Понурый, он вернулся домой, а по дороге купил упаковку пенициллина и шприц – как сказала Муся. Следующие семь дней он, подперев дверь своей комнаты стулом и задернувшись от мира шторой, неумелой рукой вводил иглой антибиотик себе в ягодицы. Это был его первый опыт делания уколов – болезненный и постыдный. От инъекций по коже расползлись багровые синяки, было тяжело сидеть на лекциях – Яша даже приспособился носить в институт маленькую подушечку. Но через семь дней все прошло, как и предсказывала Муся. Прошло, но осталось ощущение, похожее на ноющий зубной нерв. Яд знания уже растекся по организму, и его было не выжечь: он остался бурлить в его теле на всю жизнь.

В Дегунино, нашептывал он, в Восточное Дегунино – больше ни ногой! Там царит другая жизнь, в которую лучше не заглядывать. Там обрываются судьбы и мамаши пеленают младенцев в картофельные мешки. Там вместо воздуха люди дышат папиросным дымом. А балконы – балконы этих изрытых оспинами «хрущевок» скрывают столько ужасов, тайн и пыли, что такое не снилось в кошмарах даже мадридскому двору.

И вот теперь в Восточное Дегунино переселялась его дочь.

Этим рассказом мы продолжаем публиковать роман-сериал Михаила Бокова «Зоопарк Иакова». В предыдущей серии в доме Якова Шпайзмана случился грандиозный скандал.