Последние израильские новости повторяют до боли знакомый сценарий. Опять террористы нападают на мирных граждан, затем следует реакция ЦАХАЛа, мировая общественность призывает Израиль к сдержанности... Все это было, и уже не один раз.

Живут в Израиле и за его пределами люди, которые называют политику ответных ударов замкнутым кругом. Они призывают разорвать этот круг, ужесточив меры по пресечению терроризма. Их оппоненты утверждают, что так из замкнутого круга не выбраться,  а применение силы лишь порождает новый виток агрессии. У погибших палестинцев есть родственники и друзья, которые захотят за них отомстить, что неминуемо приведет к следующему инциденту.

Может быть, сдержанность и отсутствие реакции на агрессию является правильной политикой? Но на практике политика уступок привела к еще большей крови. Мирные соглашения в Осло, а затем и в Кемп-Дэвиде оказались на поверку подготовкой палестинцев к новой войне. А выход из Газы привел к расширению списка городов Израиля в зоне ракетных обстрелов.

Евреи были и остаются народом духа: «голос — голос Яакова, руки — руки Эсава». Этот стих намекает на то, что основным еврейским оружием в воздействии на мир является слово и дух, в то время как потомки Эсава преуспевает в мирской деятельности.

Стороны повторяют одни и те же аргументы, но ничего не меняется. Поскольку те, кто выступает на стороне палестинцев, прекрасно понимают, что ни повлиять, ни переубедить их невозможно, в качестве объекта воспитания выступает вроде бы вменяемый Израиль, который лишен восточного коварства и играет по знакомым европейцам и американцам правилам. Однако для установления мира мало, чтобы на этот мир была согласна только одна из сторон конфликта. Поэтому в умах «пикейных жилетов» всех сортов и рангов зреет план окончательного решения ближневосточного конфликта, который они пока озвучивают только вполголоса: «А не лучше ли устроить как-то так, чтобы никакого Израиля вообще не было?» Это та самая идея, к которой пока только подступаются круги, где решительные (или даже полурешительные) ответные действия Израиля по отношению к арабам вызывают шок. В своем принципиальном отрицании любого насилия они не желают ничего слышать о праве на самозащиту, особенно когда речь идет о защите Израиля от атак террористов.

С другой стороны, наряду с потерей поддержки либералов, Израиль приобретает неожиданных сторонников. Словенский философ Славой Жижек на трагедию, потрясшую Норвегию, откликнулся пространной статьей «Казус Брейвика, или чего хочет Европа?». Философ обращает внимание на симпатии к Израилю, характерные для правых сил Европы — в частности, самого террориста. (К слову, союз левых и либеральных сил с исламским фундаментализмом и защита либералами наиболее мрачных и агрессивных режимов на планете Жижека смутили не так сильно. Видимо, к этому все привыкли еще со времен поддержки европейскими гуманистами людоедов Сталина и Мао.)

Брейвик, конечно, человек дикий, поэтому набор его симпатий настолько противоречив, что объяснений не требует. Его взгляды напомнили мне историю, которую в шутку называли открытием авиалиний между Советским Союзом и Израилем. Когда террористы, захватившие в 1988 году в Орджоникидзе автобус с детьми, получили в распоряжение самолет, то они из всех возможных стран в качестве убежища выбрали именно Израиль, предполагая, что злодейская природа еврейского государства не позволит выдать их советским властям. Как известно, бандиты пали жертвой советской пропаганды. Западный левый дискурс не менее убедителен, чем советская журналистика. Оказалось несложным убедить норвежского поклонника крестовых походов в том, что Израиль символизирует собой так близкую его сердцу самодовольную силу.

Можно найти немало причин, почему именно в образе Израиля левые либералы сегодня так настойчиво рисуют коллективный портрет врага. Есть здесь и поиски внутреннего оправдания своего постыдного поведения полувековой давности, и подчинение силе наступающего ислама, да и для евробюрократии такая позиция проще, чем борьба с исламской экспансией. Но помимо прочего в этом явлении, на мой взгляд, отражается столкновение двух точек зрения на мир.

Использование силы для ограничения зла и агрессии не только не противоречит гуманности, а является ее необходимой составляющей... Сила не может стать средством для достижения политических целей, воплощения идей или выражением эмоций и мести, сила — это инструмент для ограничения зла.

Упрощенно и схематизировано можно представить эти две точки зрения на примере знаменитой формулы, призывающей подставить другую щеку тому, кто ударил тебя по одной. Формулировка эта приобрела известность как цитата из христианских источников, но там она появилась в качестве перефразированного стиха из Плача Ирмиягу (Эйха): «Пусть подставит он щеку бьющему его, пусть насытится позором». Слова те же, но смысл уже иной. В еврейском источнике речь шла о скорби по разрушенному Храму, выражении траура и отчаяния, но вовсе не о стереотипной реакции на агрессию. Наоборот, в книге Шмот (Исход) формулируется очень важный принцип: у того, кто пришел с намерением убить, — «у него нет крови», то есть его убийство ради самозащиты не является кровопролитием, антигуманным актом. Именно здесь, а не в неграмотно истолкованном «око за око» лежит неприятие евреями христианского идеала непротивления злу. Впрочем, как писал Владимир Соловьев, христианство своему идеалу на практике не смогло соответствовать, поэтому ему нечем перед евреями хвастаться.

Евреи были и остаются народом духа: «голос — голос Яакова, руки — руки Эсава». Этот стих намекает на то, что основным еврейским оружием в воздействии на мир является слово и дух, в то время как потомки Эсава преуспевает в мирской деятельности. Такое распределение функций заложено в фундаменте иудаизма и отступление от него сродни утрате еврейства. Конечно, были попытки создать «нового еврея», строителя и земледельца, но как и все остальные опыты человеческой инженерии 20-го века, они завершились провалом.

Израиль продолжает быть воюющей страной по милости соседей, все еще не признавших его права на существование. Однако в самом Израиле нет культа силы. Служба в армии — это тяжелая работа. Солдаты пользуются уважением в обществе за ту тяжелую работу, которую они выполняют. Работа эта почетна своей тяжестью и ответственностью, и нет здесь никакого поклонения жестокости или кровожадности.

Однако, признавая верховенство духовности, евреи не делают вывода, что любая сила бездуховна. (Как говорилось в советском культовом фильме —«Какое же оно добро, если с кулаками?!») Наоборот, бездуховным является само попустительство злу, а не сопротивление ему.

Слабость, пусть даже мнимая, перед агрессией — это повод для новой агрессии. Последнее заявление ХАМАСа о том, что ответная акция израильской армии, уничтожившей организаторов хладнокровных убийств израильских граждан, была призвана отвлечь от социального протеста внутри Израиля, говорит о пристальном внимании террористов к внутриизраильской политике. По израильским городам прокатились массовые демонстрации с не менее радикальными требованиями, чем звучащие в соседней Сирии. Вполне возможно, что сопоставление реакций на действия оппозиции в Сирии и в Израиле стало для ХАМАСа одним из сигналов о слабости правительства Израиля. Это не повод для того, чтобы отказываться от «слабостей» демократии, но дополнительное напоминание правил игры на Ближнем Востоке.

Таким образом использование силы для ограничения зла и агрессии не только не противоречит гуманности, а является ее необходимой составляющей. Понятно, что такой подход требует постоянного самоконтроля, поскольку борьба со злом может легко стать лишь отговоркой и прикрытием для иной формы зла. Поэтому верховенство духа  и отношение к применению силы как к исключению здесь необходимы. Сила не может стать средством для достижения политических целей, воплощения идей (что еще раз показал случай Брейвика) или выражением эмоций и мести, сила — это инструмент для ограничения зла.

Не стал бы я убеждать в еврейском гуманизме тех, для кого Израиль — исчадие зла, с ними говорить не о чем. Меня больше волнует, что сами евреи поддаются на антиизраильскую пропаганду и, даже не веря ее выводам, начинают примерять фашистскую фразеологию на себя уже как легитимную. Как правило, это свойственно тем, кто объявляет себя идейным последователем раввина Кахане, которого либералы давно записали в террористы. Им начинает казаться, что именно ненависть и пренебрежение ко всему миру или призыв к поголовному уничтожению всех несогласных это и есть еврейский путь.  Этот ложный вывод — результат поверхностного восприятия вопроса. Нет и не было у евреев преклонения перед «сверхчеловеками», которые не считаются с человеческими жизнями. Рав Кахане не призывал к террору и знал границы применения силы.

Книга «Торат амелех», которую левые круги в Израиле сразу обозвали фашистской, берет за основу святость любой человеческой жизни и лишь исходя из этого сравнивает ценности жизни агрессора и жертвы.

Разгул силы и игра мускулов не для нас. А вот умению не сдаваться перед наступающим и агрессивным злом и отражать его — этому искусству еврейское государство научилось. В арабском мире время от времени звучат намеки на сходство Израиля с государством крестоносцев, продержавшимся меньше двух столетий, говорят, что палестинцы «готовы подождать». Ничего, у нас и народ подревнее, да и «жестоковыйности» в избытке. Еврейский народ знает, как защитить себя от зверей, не перенимая при этом законов джунглей. Как поют в Израиле, «вечный народ не боится длинной дороги».