Любая мысль вырастает из ограничений: в стихах должны быть рифма и ритм, в пьесе — единство места, времени и действия, а у стула, в конце концов, должны быть ножки, сиденье и спинка. Дай любому человеку задание написать рассказ на свободную тему — и он, скорее всего, измается над чистым листом, как буриданов осел. Ограничь его, допустим, десятью предложениями и любыми идиотскими правилами (да хоть необходимостью употреблять слова только на букву «П») — и его мысль с фантазией ринутся вперед, обгоняя друг друга.

Поэтому — нет. Иудаизм не ограничивает мою свободу, он просто заставляет меня больше думать. Я писала, что мне не нравится традиционная одежда религиозных женщин — и это совсем не значит, что мне жизнь не мила без голых коленок. Это значит, что мне пришлось посвятить несколько дней своей жизни изучению фотографий модных британских (а еще итальянских и японских) блогеров, чтобы создать в компьютере папку с различными вариантами закрытых нарядов, которые кажутся мне прекрасными.

Многие скажут, что надо думать о душе, а не о подвязках, но я — материалист, который живет в материальном мире. Я люблю иудаизм в том числе за то, что путь аскезы — это не наш путь, это даже нечто ему совершенно чуждое.

Я помешана на комфорте и поиске идеальных решений, любое ограничение — это лишь повод найти лучшее, исходя из сочетаний заданных параметров. Я редко носила юбки — хотя бы потому, что ненавижу колготки. Более того: все известные мне женщины ненавидят колготки! Но на свете есть прекрасные шелковые, кашемировые и хлопковые чулки, а к ним — чудесные пояса, подвязки и прочие кружева, которые дают совершенно новую степень самоощущения. По крайней мере, в них ты точно не чувствуешь себя несчастной зайкой из-за того, что тебе нельзя джинсов. Возможно, вышеизложенное вызовет множество комментариев о том, что надо думать о душе, а не о подвязках, но я — материалист, который живет в материальном мире. Я люблю иудаизм в том числе за то, что путь аскезы — это не наш путь, это даже нечто ему совершенно чуждое.

Множество моих нееврейских подруг сейчас ездят на различные семинары и изучают древние практики — от славянских до индийских — где много рассуждают о женских энергиях и восстановлении гармонии. Самое забавное, что учат там ровно тому, что мы и так знаем: носить юбки и покрывать голову, больше общаться с женщинами на «женские» темы, развивать внутреннюю сексуальность и прятать внешнюю. И так далее.

В женском обществе мне проще и комфортнее, в еврейском мужском — гораздо свободнее, потому что я впервые в жизни могу общаться без всех наслоений, которые предписывают нам правила флирта. Да, я допускаю, что многие женщины и так умели общаться с мужчинами, как человек с человеком, но я этому только учусь и открываю в этом массу удивительных и приятных возможностей. Господи, да я всю жизнь даже с мужьями подруг разговаривала пугливо и односложно — просто потому, что кокетничать с ними было нельзя, а иного при беседе мужчины с женщиной я себе не представляла.

Шаббаты сложны только до тех пор, пока думаешь о том, чего ты лишаешься. Но список приобретений (даже не религиозных, а обычных, бытовых) настолько велик, что сравнивать просто не имеет смысла. Перечислю лишь вкратце — для тех, кто еще не... В каждый Шаббат муж дарит мне цветы или какой-нибудь подарок, которого я жду всю неделю. Мы ходим в гости или гости ходят к нам, у меня есть повод для белых скатертей, шелковых платьев и бабушкиного фарфора, я не занимаюсь Интернетом, а играю с ребенком, что лично для меня является крайне необходимой на всю оставшуюся неделю прививкой от мыслей о том, какая я ужасная мать. Лишь очень немногие работающие женщины, которых я знаю, не размышляют мазохистски о том, как много они недодают своим детям.

Любое ограничение стоит встречать двумя вопросами: «А что мне это дает взамен?» и «Как мне выполнить это так, чтобы было комфортно?» Ведь даже сухой пост легче держать с мыслями о том, что редкие голодовки физиологичны и полезны для человека, что Б-г никогда не просит делать то, что идет тебе во вред.

Вообще, я не верю в то, что человек может долго жить на сжимание и ущемление собственной воли и желаний: при такой жизни пружина в его голове однажды или распрямится во всю мощь, выстрелив в прямо противоположную сторону, или сломается, что еще хуже. Я верю в то, что любое ограничение стоит встречать двумя вопросами: «А что мне это дает взамен?» и «Как мне выполнить это так, чтобы было комфортно?» Ведь даже сухой пост легче держать с мыслями о том, что редкие голодовки физиологичны и полезны для человека, что Б-г никогда не просит делать то, что идет тебе во вред. Что отсутствие еды делает твою голову легкой и свободной, а вовсе не наоборот, знает каждый, кто хоть раз в жизни проводил сутки без еды. Это одно из тех удивительных переживаний, которое невозможно осознать, не попробовав.

Да, возвращаясь к началу этой колонки: сейчас многие стихи пишутся без рифмы и даже без ритма, действие современных пьес растягивается на годы, а анатомически правильного человека актуальные художники последний раз рисовали еще в институте. Но хорошие поэты и художники знают правила и, даже фактически нарушая их, играют по ним. Обычно именно это отличает стихотворение от набора слов, а «Квадрат» Малевича — от крашеного забора.

Автор о себе:   Мне тридцать лет, у меня есть сын и, надеюсь, когда-нибудь будет дочка с кудряшками. Я родилась и выросла в Москве, закончила журфак МГУ и с одиннадцати лет только и делала, что писала. Первых моих гонораров в районной газете хватало ровно на полтора «Сникерса» и поэтому я планировала ездить в горячие точки и спасать мир. Когда я училась на втором курсе, в России начали открываться первые глянцевые журналы, в один из них я случайно написала статью, получила баснословные 200 долларов (в августе 1998-го!) и сразу пропала. Последние четыре года я работала редактором Cosmo.         Мнение редакции и автора могут не совпадать