Одну из прошлых колонок я закончила афоризмом прекрасного Григория Померанца: «Истинный патриотизм — это единство гордости и стыда за свой народ». Закончила. Отправила в редакцию. Тут и пришло в голову: а что это я так безропотно подчинилась чужой фразе?! Пусть и принадлежит она писателю с безупречной человеческой и интеллектуальной репутацией... Что в ней? Я понимаю, что Померанц спорит с классической формулой о том, что патриотизм — это такая сильная, ничем не истребимая, хоть плюй в глаза, любовь к Отечеству. Григорий Соломонович объясняет, что патриотизм — не однокрасочное чувство: мало погордиться тем, что народ выиграл войну, надо еще и помучиться, что он выиграл ее под лозунгом «За Сталина!»

Мне кажется, суть не в том, что истинный — в отличие от фальшивого — патриотизм является чувством чуть более сложным, чем некритичная к себе гордость. Не в конкретных чувствах дело. Акцент поставить бы иначе: на второй части предложения, а именно на слове СВОЙ народ. Патриотизм — это идентификация себя с народом, осознание себя частью этого народа — и комплекс любых эмоций, вытекающий из этой идентификации. Ты испытываешь к своей родине всю радугу разных сложносочиненных чувств: может, гордости, может, стыда, может, вины или еще чего другого. Патриотизм — это не-важно-какие-чувства за СВОЙ народ.

Почему многие из нас, живущие в России, думающие на русском, не испытывают никаких «патриотических» чувств по отношению к стране проживания?.. И нас, ничего не чувствующих по отношению к стране, что нас вскормила, узнают, как провалившихся шпионов, по лексике: мы говорим про Россию: «эта страна».

Хороший пример — Германия после войны. Что она сделала со своей национальной идеей? Новой национальной идеей Германия объявила как раз чувство вины. Вина стала основным национальным переживанием. Борис Гройс нашел в берлинской газете одну неслучайную мысль: «Человек, не рожденный в Германии, не может стать ее гражданином, поскольку у него не может быть чувства вины». (Унижение паче гордости.) Срыв нации в фашизм, многажды осмысленный немецкой культурой, самобичевание немцев в связи с периодом Второй мировой стали основой для переживания ее исключительности. Просто идея о превосходстве трансформировалась в идею о крахе.

Но почему многие из нас, живущие в России, думающие на русском, не испытывают никаких «патриотических» чувств по отношению к стране проживания? Мы не впадаем в эйфорию, когда на чемпионате Европы сборная России выигрывает у Нидерландов, и не приходим в отчаяние, когда проигрывает Испании. С недоумением озираемся по сторонам, когда вся площадь подпевает Юре Шевчуку: «Родина // Еду я на Родину! // Пусть кричат — уродина». Нам нет дела до ее прикрас и дефектов. И нас, ничего не чувствующих по отношению к стране, что нас вскормила, узнают, как провалившихся шпионов, по лексике: мы говорим про Россию: «эта страна».

Помню, как комично звучало из уст первого президента России вдруг появившееся обращение: «Дорогие россияне!» Он и запомнился, и в историю вошел с этими «россиянами». И вряд ли это случайно. Не помню уже, кем мы были до того, но вдруг стали гражданами этой страны. Уже в 2000 году Путин стал называть нас «дорогими друзьями». Значит, начались проблемы с идентификацией.

Почему нам (имеющим еврейскую кровь) гораздо легче исполниться патриотическими чувствами к далекой в общем-то стране — Израилю? Хорошо и правильно было бы в нашем случае любить обе родины... Как говорил когда-то Мандельштам, вызывая на дуэль Хлебникова за антисемитскую выходку: «Я — как еврей и русский (поэт)»... Этой формулой он пользовался часто. Такая двойная идентификация казалась естественной... Я хочу понять, что не так с русским патриотизмом?

В умеренный вариант патриотической идеи на экзальтированной российской почве поверить сейчас сложно. Национальная идея в России — не то, чем кажется. В реальности она становится сразу националистической. Вот я хочу зарегистрироваться в Фейсбуке на «Марш миллионов» (5-го мая в Москве), но сразу ошпариваюсь о пост на странице этого мероприятия: «План жида Путина»! А в группе в ФБ «Россия, которую мы любим», на которую меня принудительно подписали, как бы вы думали, что? Ага. Они. Березки...

То, что есть предложить позитивного, — как-то неувлекательно. А негативная программа — прямо страшная. Все сложнее быть патриотом в этой стране.

Национальная идея в России — не то, чем кажется. В реальности она становится сразу националистической. Вот я хочу зарегистрироваться в Фейсбуке на «Марш миллионов» (5-го мая в Москве), но сразу ошпариваюсь о пост на странице этого мероприятия: «План жида Путина»!

В Израиле, где существует угроза самому существованию государства, — прежде всего угроза буквальная, военная, а потом уже и демографическая, экономическая, ценностная — патриотическая идея кажется понятной и очевидной. В России, где существованию нации ничего серьезно не угрожает, патриотизм немедленно вырождается во что-то другое. Мытарства титульной нации не кажутся здесь обязательными.

Накануне президентских выборов в России общество резко разделилось на «болотных» и «поклонных» людей. То есть на «путин-вор-ских» и на «если-не-путин-то-кто-шных». То есть, можно сказать (с незначительной натяжкой) — на западников и славянофилов. Тогда, я помню, возник очень показательный лозунг. «Если ходить на Болотную — уже через пару лет Великая Россия станет частью Европы или Америки!» — проклятием донесся он до нас с Поклонной. В ответ с Болотной раздался радостный смех. Хотим! Хотим быть частью Европы — не страшно!

«Поклонные» хотели сказать: «Вы станете частью Европы ценой утраты собственной национальной идентичности. Вы больше не будете русскими!» «Подумаешь! — как бы ответили «болотные», — а в чем она, ваша идентичность? В чем она, ваша упрямая русскость?» «Варварство и отсталость! — мысленно отругнулись “путин-вор-ские”. — Не хотим быть больше русскими, хотим быть Европой! Быть цивилизованным народом, без русского духа».

Чем же отдает этот русский дух? «Только русские могут жить по Евангелию, — отвечают. — Только русские могут понять все другие народы». Знаем-знаем, проходили...

Лично я лишь однажды наблюдала, как русской национальной идее посочувствовали. И, как ни странно, посочувствовали пару дней назад патриоты евреи, религиозные сионисты... Дескать, среди всех европейских и славянских народов русские выделяются и своей даровитостью, и своим особым отношением к той роли, которую они играют в мире. Русские «подражают» евреям, чувствуя себя народом-богоносцем.

...Неожиданно.

И правда, у других народов такое самоощущение почти невозможно и уж точно — крайне редко встречается. Бельгийцы — ну, никак не богоносцы. И англичане — нет. И таджики — не богоносцы. Почему бельгийцы не ищут свою национальную идею? А русские ищут ежечасно?

Лично я лишь однажды наблюдала, как русской национальной идее посочувствовали. И, как ни странно, посочувствовали пару дней назад патриоты евреи, религиозные сионисты... Дескать, среди всех европейских и славянских народов русские выделяются и своей даровитостью, и своим особым отношением к той роли, которую они играют в мире.

Кстати, такое «сочувствие» уже было в истории. Я даже не знаю, как правильнее разместить этот уникальный факт на карте русско-еврейских отношений, но, как известно, евреи уже поддержали однажды русскую национальную идею. Поддержали в войне с Наполеоном, которого сразу невзлюбили как атеиста и узурпатора (было это ровно 200 лет назад). Исключительную роль евреев в Отечественной (заметим, Отечественной) войне описывал Милорадович: «Евреи — самые преданные слуги государя, без них мы не победили бы Наполеона, и я не был бы украшен орденами за войну 1812 года».

Это произошло как раз в то время, когда национальная идея впервые вылупилась на свет, когда и французы, и русские осознали себя нациями, и в первый раз возникла тема родины — а не клана, не рода, не крови.

«Я помню первый приезд рава Штайнзальца в Россию в 1988 году, — пишет репатриант из СССР, публицист и писатель Арье Барац, — все присутствующие были шокированы тогда его насмешками над американцами и дифирамбами в адрес мессианствующего русского народа. Но со временем сказанное показалось мне более здравым. Имеется одно любопытное предание (восходящее еще к Виленскому Гаону), согласно которому русские — это прямые потомки Эйсава (брата Яакова-Исраэля)».

А уж в подтверждение этого приводятся евреями десятки доказательств. Но самое любопытное из них — цвет. И Эйсав, и русский народ как-то странно и накрепко связаны с красным цветом. Исав «родился весь красный» (Берешит 25:25) да еще и продал единственное бесценное, что у него было (первородство и отцово благословение) за красную похлебку. («И сказал Эйсав Яакову: дай мне поесть красного, красного этого. От сего дано ему прозвание: Эдом [ивр. красный] (Берешит 25:30)). Красная одержимость Эйсава привела к тому, что он забыл про первородство, потерял благословение отца и остался только со своим цветом. От него же произошел «красный народ» (Эдом), и этот народ некоторые евреи готовы расшифровать как русский.

Страсть русских к этому цвету доказывать не надо. Россия всегда обозначалась красным (читай — красивым) цветом, еще до всяких революций. Даже флаг наш трехцветный — вовсе не российский, а имперский. Белый цвет означает Белоруссию, голубой — Украину, а красный — Россию. (По хорошему, соседи должны были разобрать вместе с независимостью и свои цвета, оставив нас с нашим красным.)

Но главное — это то, что благословение отца раздвоилось: часть благословения ушла к Яакову-Израилю, а часть — к его брату-близнецу Эйсаву. С тех пор Эйсав и переживает это свое призвание ревниво и сильно: как нечто исключительное. Так считают евреи...

Я, как еврей и русский, удивляюсь... Русский патриотизм, который всегда казался мне чем-то надуманным, получил неожиданную реабилитацию с неожиданной стороны. Именно евреи признают за русскими право на патриотизм. Право, в котором им отказывают даже сами россияне...

Автор о себе:   Режиссер, сценарист, журналист. Сняла около 30 документалок. Не без международных призов. Нью-Йорк, в частности, признал мою работу «лучшим историческим фильмом». Короткометражка «Один» выиграла в 2011 году на Шанхайском международном кинофестивале. Работала на всех федеральных каналах отечественного телевидения в наши лучшие с ним годы. По базовому образованию логопед. Написаны роман и повесть. Роман «В ночь с понедельника на пятницу» можно выловить в Интернете. Училась в Еврейском университете в Москве. В Израиль езжу каждый год. Как год проходит — подступает тоска, и билет как-то сам покупается: значит, пора.         Мнение редакции и автора могут не совпадать