Сейчас все знакомые обсуждают случай с маршруткой — тот самый, где девятилетняя девочка ехала из московской музыкальной школы домой в Мытищи, у нее не оказалось денег на проезд и поэтому водитель высадил ее где-то посередине пути. Потом девочка семь часов бродила по городу, пока ее не нашли поднятые по тревоге спецслужбы. Сейчас начинают выясняться подробности и уже совершенно не ясно — а был ли вообще тот жестокий маршрутчик (навигационые системы автопарка не показали, что хоть какой-то общественный транспорт останавливался в том месте, на которое указала девочка). Люди гадают, почему у ребенка не было денег и мобильного телефона и собиралась ли вообще эта второклашка в музыкальную школу. Возможно, она просто решила прогулять и заблудилась — в общем, одни загадки и несовпадения. Фактом остается лишь одно: девятилетняя девочка без сопровождения взрослых оказалась на улице и это является главным триггером в этой истории: какие звери могли допустить подобное?! Куда смотрели ее родители?!

А потом я вспоминаю свое детство: если вы видели школьника, который продолжает гулять во дворе в сопровождении мамы или бабушки, которого родители возят в музыкальную школу и обратно, не пускают в походы и для которого специально организовывают встречи для игр с предварительно одобренными детьми из «хороших семей», то с вероятностью в 99% это был еврейский ребенок. Мою подругу, главную красотку нашего курса, бабушка возила в ночные клубы, ждала где-нибудь в соседнем круглосуточном кафе и провожала обратно до дома. Мне казалось, что я гораздо самостоятельнее: со мной все то же самое делал папа, это было не так стыдно, как с бабушкой. Однажды у меня было интервью в Думе с главой одной известной партии — вместе со мной туда же, без пропуска и договоренностей, прорвались бабушка с дедушкой: не могли же они оставить ребенка наедине с каким-то взрослым мужчиной! Мало ли что! Мои родители обогнали свое время: они видели в каждом встречном педофила задолго до массовой истерики на эту тему.

Что еще 20 лет назад представлялось чудаковатыми особенностями еврейских родителей, некоей анекдотичной национальной изюминкой, вдруг стало единственной нормой для большинства европейских, американских и российских мам и пап.

Сейчас все изменилось: то, что еще 20 лет назад представлялось чудаковатыми особенностями еврейских родителей, некоей анекдотичной национальной изюминкой, вдруг стало единственной нормой для большинства европейских, американских и российских мам и пап. Дети больше не гуляют сами во дворе, их до пятнадцати лет родители водят в школу и обратно, их не оставляют одних дома до полового созревания, большинство не имеет домашних обязанностей, считается, что десятилетки — еще слишком маленькие для того, чтобы приготовить себе завтрак, вытереть пыль или поменять подгузник младшему брату.

То, что мне казалось тяжким грузом и личным сумасшествием моих родителей, внезапно охватило весь мир. Только не надо говорить, что сейчас другие времена: в наши времена вокруг все было пострашнее: например, в нашей подмосковной школе регулярно устраивали собрания, чтобы предупредить родителей о появлении очередного маньяка, и я лично знала шестилетнего мальчика, тело которого в пяти отдельных пакетах потом нашли в подвале соседнего дома. Автобусы ходили так редко, что их ждали до темноты, а потом люди набивались в них так плотно, что двери не закрывались и приходилось висеть над дорогой, вцепившись в чье-то пальто. Когда я в пятнадцатилетнем возрасте впервые вытребовала себе право самостоятельно поехать в художественную школу, меня немедленно облапали в переполненном автобусе. Я повернулась, чтобы дать этой сволочи коленкой в пах, но внезапно обнаружила, что трогала меня грузная пожилая женщина, которая явно наслаждалась тем ужасом и смятением, которые отразились на моем лице.

В общем, времена были очень даже «те», однако дети считались достаточно самостоятельными, чтобы справляться с трудностями и избегать опасностей: не ходить никуда с незнакомцами, не играть на стройках, громко кричать и лягаться, если их трогают в транспорте. Если с кем-то случалась беда, то обычно в ней винили самого ребенка: был недостаточно внимателен, нарушил правила безопасности, которым его обучали. В стандартных несчастных случаях с более или менее взрослыми детьми почти никому не приходило в голову возлагать ответственность на родителей: например, мой приятель в тринадцать лет поздно вечером прыгал с крыши гаража и сломал ногу, потом он долго лежал и звал на помощь — место было глухое и никто не мог его услышать. Всем было понятно, что виноват, конечно, дурной подросток, а никак не его папа с мамой, которые отпустили мальчика одного гулять в десять вечера. Всем, кроме моих и — современных родителей.

В еврейском мире с инициацией все просто: именно для этого существуют бат- и бар-мицвы, когда на двенадцати-тринадцатилетнего человека взваливается весь груз ответственности за соблюдение заповедей, за свою жизнь и жизнь его будущего рода.

Можно сказать, что еврейские представления о гиперценности, хрупкости и беспомощности детей теперь охватили весь цивилизованный мир. Я не знаю, хорошо это или плохо. Я помню, что воспринимала свое подконтрольное состояние с неким чувством неправильности происходящего, понимала, что мои несколько перегибают палку, они и сами этого не отрицали. Сейчас дети воспринимают это единственной возможной нормой. В последнее время я не слышала историй о том, чтобы подростки бунтовали и требовали больше свободы: они верят, что мир действительно настолько опасен, что только постоянное наблюдение и контроль могут спасти и защитить их. Если бы мои бабушка с дедушкой дожили до нашего времени, то были бы необыкновенно счастливы узнать о том, в какой стерильной среде живут современные дети.

Однако, включившись в процесс этого самого «еврейского», безопасного и оберегающего способа воспитания, весь родительский мир (не исключая и самих евреев) практически забыл о важнейшем этапе взросления человека. Об инициации. О вызове, опасном испытании, тяжелой ответственности, через которые должен пройти каждый подросток, чтобы стать взрослым. Или не пройти и не стать. В еврейском мире с этим все просто: именно для этого существуют бат- и бар-мицвы, когда на двенадцати-тринадцатилетнего человека взваливается весь груз ответственности за соблюдение заповедей, за свою жизнь и жизнь его будущего рода. К этому испытанию детей долго готовят, и, как правило, все проходит гладко и без особенных бунтов и глупостей.

В современном светском мире у подростка просто нет такой степени ответственности и нет традиции прохождения подобного испытания. А инстинкт же есть! Он есть у каждого подрастающего существа — от молодых ворон, которые, рискуя жизнью, бессмысленно дразнят кошек, до детенышей обезьян. И, конечно, он очень силен у человека. Мой одноклассник, умница и отличник (фортепьяно, шахматы и английский), хороший мальчик из интеллигентной еврейской семьи — ложился поздним вечером на зимней дороге и притворялся трупом. Игра заключалась в том, заметят ли его водители или нет. Я сейчас это вспомнила и меня начало подташнивать от ужаса. Зима! Темно! Дорога! Скользко! Метель! А тогда нормально было, просто немножко волнительно за нашего друга. Инициация может принимать любую форму, единственное общее у всех этих процессов то, что это — реально опасно и что родители никак не могут это возглавить и направить. Человек должен остаться со своей ответственностью один на один.

Мне кажется большой ошибкой думать, что взрослые могут сделать этот переход для ребенка безопасным. Совместный поход на байдарках — это увлекательно, но никак не инициация. Человек должен сам, как тот Иванушка-дурачок, пойти в темный лес, сразиться со Змеем Горынычем и вернуться домой с победой. Если он только поиграет в это, если царь-батюшка приведет ему Змея Горыныча связанным и в наморднике и разрешит потыкать в него мечом, даже если он пойдет в лес сам, но в сопровождении королевской рати — чисто для подстраховки — то ничего не получится.

Конечно, пониманием, убеждением, ласковым ненавязчивым контролем («мы с ребенком лучшие друзья, он мне абсолютно все рассказывает») можно удержать подростка от всяких глупостей. Вы сами, наверняка, видели много таких случаев: вокруг столько взрослых людей, которые вообще не чувствуют себя взрослыми. Немножко потерянных, растерянных и боящихся жизни, мучимых неясными страхами и тревогами. Это вполне понятно: вокруг такой страшный и непобежденный мир, а этот человек — такой маленький и беззащитный! Что будет, если случится Внезапное?

Мир, взяв из еврейской религиозной традиции понятную и очевидную идею защиты и опеки детей, забыл о том, что в той же традиции установлен и вполне определенный срок перерезания пуповины и выпускания юного человека во взрослую жизнь.

Да, и еще: чем больше вокруг родительской заботы и охраны, чем безопаснее созданный родителями мир вокруг, тем на большие глупости обычно тянет подрастающего человека. Возможно, известные студенческие безумства, все эти дикие вечеринки с океанами алкоголя, наркотиков и прочего рок-н-ролла, все эти студенческие братства с безумными и опасными испытаниями — это отражение того факта, что люди, кинувшиеся во все это, до четырнадцати лет сидели дома под присмотром нянь и родителей, не гуляли на улице, не лазили по деревьям и не давали отпор взрослым хулиганам.

Таким образом, мир, взяв из еврейской религиозной традиции понятную и очевидную идею защиты и опеки детей, забыл о том, что в той же традиции установлен и вполне определенный срок перерезания пуповины и выпускания юного человека во взрослую жизнь. От этой забывчивости и возникают анекдоты о том, что, с точки зрения еврейской матери, зародыш не считается дееспособным, пока не защитил докторскую. Впрочем, по моим наблюдениям, в особенно запущенных случаях и докторская ничем не поможет.

Я пока только готовлюсь стать мамой мальчика-подростка и много думаю на эту тему. Для себя я решила резать пуповину, не дожидаясь перитонита. Я думаю, что дети должны быть в курсе семейных проблем, их не стоит слишком ограждать от окружающих опасностей. В конце концов, безопаснее научить ребенка хорошо плавать, чем все время сидеть на берегу и наблюдать, не тонет ли он. Я искренне надеюсь, что мне хватит силы воли, ума и мужества, чтобы разрешить сыну самостоятельно принимать важные, принципиальные для его жизни решения. И много-много молиться, чтобы мой мальчик справился, смог, пришел с победой и с не слишком глубокими ранами.

Автор о себе:   Мне тридцать лет, у меня есть сын и, надеюсь, когда-нибудь будет дочка с кудряшками. Я родилась и выросла в Москве, закончила журфак МГУ и с одиннадцати лет только и делала, что писала. Первых моих гонораров в районной газете хватало ровно на полтора «Сникерса», и поэтому я планировала ездить в горячие точки и спасать мир. Когда я училась на втором курсе, в России начали открываться первые глянцевые журналы, в один из них я случайно написала статью, получила баснословные 200 долларов (в августе 1998-го!) и сразу пропала. Последние четыре года я работала редактором Cosmo.     Мнение редакции и автора могут не совпадать