Начинаются достопримечательности Грюнвальда прямо сразу, как только вы сходите с поезда. Здание вокзала, первая и вторая платформы и даже подземный переход под ними — памятники архитектуры конца XIX века. Однако берлинцы приезжают сюда не любоваться памятниками и аристократическими виллами, а просто отдыхать — кататься на велосипеде, совершать пробежки, гулять с детьми.

(из рекламного проспекта)

Поезд, уходящий с берлинского вокзала Грюнвальд, вез меня в Лодзь — чтобы я погибла там, в лагере смерти, вместе с другими евреями. Я остановилась возле платформы №17, и чувство реальности ушло. Наконец-то узнала ту девочку на семейной фотографии, возле которой долго стояла в Еврейском музее. Большеглазая, доверчиво держащая за руку отца — это была я. Продолжала держать его руку и тогда, когда проклятый поезд увозил меня из родного дома, из такого любимого города — на смерть.

Время сдвинулось. В какой-то момент я перестала понимать, что родилась через много лет после войны, что с этой платформы уже давно не уходят поезда и что мои родные никогда не жили в Берлине. «Как мне быть со своей ненавистью? — спрашивала себя. — Почему я не могу простить таким толерантным сегодня, таким, казалось бы, кающимся немцам? Почему все эти памятники жертвам, мемориалы и музеи не ослабили мою боль? Почему здесь, в Берлине, я узнаю себя на фотографиях депортированных, машу из окошка поезда смерти и задыхаюсь в газовой камере?» Ответ был рядом — на рельсах платформы №17, сегодня ставшей мемориалом.

По всей колее выбиты цифры, указывающие, сколько евреев в каком месяце и году было отправлено в концлагеря. Где-то с середины войны немцы вдруг полюбили круглые цифры: 8.11.43 / 50 juden / Berlin; в следующем месяце — 100 juden; потом 30 juden — и это уже ноябрь 1944-го. Считанные дни остаются до капитуляции — успеть, успеть сжечь случайно оставшихся в Германии евреев: 27.03.1945 / 18 juden / Berlin. Эти последние поезда перед Победой везли людей прямо на сожжение, уже не до селекции было.

Я ехала в Берлин в составе делегации журналистов по приглашению администрации Дома Ванзейской конференции. Когда-нибудь расскажу о музее, который находится в пригороде Берлина Ванзее, и о людях, работающих в нем. Но сейчас, когда впечатления свежи, а дата капитуляции Германии так близка, я расскажу не об этом. Долго сомневалась, правильно ли я поступила, приняв приглашение. Вспомнила о своих израильских друзьях, которые даже билет меняют, когда путешествуют, если рейс вдруг оказывается с посадкой в Германии. Не считаются ни с дополнительными расходами, ни с потерей времени — не желают ступать на эту землю. Но в Берлине я искала ответы. А вместо них получила новые вопросы.

Очень хотела понять, как обычные люди становились убийцами. Лекции историка доктора Вольфа Кайзера были построены исключительно на фактах. Никаких домыслов, эмоциональных отступлений и личных предположений. Что ж, склоните головы, современные маркетологи. Думаю, что с 30-х годов прошлого века никто ничего лучшего в вашей области не изобрел.

В литературе встречаются разные определения понятия «маркетинг». Остановимся на одном из них: «Маркетинг — система продвижения и распространения идей и услуг для удовлетворения нужд, потребностей и желаний отдельных лиц и организаций; реклама является лишь одним из факторов процесса маркетинга». Вот оно, маленькое звено в огромной цепи, помогающее «потребностям и желаниям отдельных лиц» стать «потребностями и желаниями» целого народа. Я расскажу лишь о крохотной подводной части айсберга ненависти, не только распространяющей определенные мнения, но содержащей закрытые указания к действию.

Итак, 1934 год. Выходит книга Отто Гельмута «Народ в опасности», посвященная падению рождаемости и его последствиям для Германии. На ее обложке — рука, держащая весы. На одной чаше весов светлый рисунок младенца в кроватке, на другой — сильно перевешивающий кроватку черный гроб.

1936 год. По всей Германии распространяются листовки под названием «Праздник для многодетных» — информация, призванная вселить в народ оптимизм и веру в будущее. На фоне увенчанных крестами башен Берлинского кафедрального собора изображена семья — у папы, мамы и двоих мальчиков в форме гитлерюгида приветственно поднята правая рука, левой рукой мама держит младенца, рядом со старшими братьями стоит девочка с букетом цветов. Между башнями — черная свастика.

1938 год. Немцев широко знакомят с учением Альфреда Фогеля о происхождении и расах. Очень популярными в народе становятся рисунки, иллюстрирующие это учение: сильный и гордый орел-победитель впился когтями в жерву-кролика; человек с топором в руках выбирает в лесу самое слабое дерево, чтобы срубить его под корень. И надпись: «Что не удовлетворяет требованиям бытия, распадается».

1940 год. Распространяются материалы комитета здравоохранения имперского министерства внутренних дел. «В твоем выборе заключена судьба твоего рода и нации», — гласит подпись под плакатом. А на нем: в центре — немецкий мужчина, внизу слева — женщина-арийка, внизу справа — женщина-еврейка. А дальше развивается очень наглядная схема, демонстрирующая, как выродится арийская нация, если мужчина сделает «неправильный» выбор.

Не только евреи не дают нормально жить и дышать чистокровным арийцам. Не забыты ими собственные больные и умственно отсталые. «Ежедневно 5,50 марок стоит больной с наследственным заболеванием государству, — объясняют в популярных газетах. — Но на 5,50 марок может жить целый день наследственно здоровая семья». Из учения Альфреда Фогеля: «Наследственно больные народу в тягость». В учреждении смерти Хартхейм вычислили, какую экономию принесло убийство 70 273 физически и умственно отсталых: экономилось 39 352 880 хлебов, что соответствовало 20 857 026,40 маркам.

С 1933 года введены статьи по специальным расходам на публикации, посвященные темам еврейского ритуального убийства, еврейского преступного мира, еврейского мирового заговора и еврейских сексуальных преступлений. Все материалы сопровождают соответствующие карикатуры. «Евреи — наше несчастье!» — эти слова были главным лозунгом газеты «Дер Штюрмер» на протяжении многих лет. Даже в феврале 1945 года последний ее выпуск сообщает о действиях союзнических войск, якобы ставших орудием международного еврейского заговора. Все зерна падали в хорошо удобренную почву.

Остались еще сочувствующие «мирному» населению Германии? Если да, должна вас разочаровать. Когда эсэсовцы шли через городок Ораниенбург к своему месту работы — концлагерю Заксенхаузену — детишки, игравшие в песочнице, кричали: «Эй, опять евреев будете жечь?» Собственно, подглядывать за тем, что творилось за воротами лагеря, было любимым занятием жителей городка. Там и сегодня их дома. Улочка начинается сразу за входом в теперь уже мемориальный комплекс Заксенхаузен. Я стояла напротив и наблюдала, как женщина в первом доме, находящемся сразу за стенами бывшего лагеря смерти, поливает цветы.
— Господин Кайзер, как они могут жить здесь?
— Возможно, дом принадлежал семье еще до войны. Куда им деваться? А, может быть, здесь уже живут другие люди.

Мы до сих пор думаем, что мир содрогнулся, узнав о Холокосте. Будьте уверены: мир не содрогнулся и не ужаснулся. Мир, в лучшем случае, оставался и остается равнодушным. А искать сочувствия у так называемого мира — дело не столько бесполезное, сколько вредоносное. В этом окончательно убедил меня круглый стол с немецкими журналистами.
— Вы же ненавидите друг друга, — вдруг слышу с немецкой стороны.
— Почему вы так думаете?
— Я не думаю, я знаю. Когда я была в США, американские евреи рассказывали мне, как они ненавидят евреев, которые живут в Германии. Ведь в Америке сейчас проживают многие из тех, кто спасся, их дети и внуки.

«Наконец-то нашли третейского судью, — горько улыбнулась я про себя. Ничего лучшего не могли придумать, чем пожаловаться немецким журналистам. Б-г их знает, что напишут они в своих статьях». Не так уж далеки от нас годы, когда оправдывали эсэсовцев, убивших газом десятки тысяч людей. «С помощью газа — это не убийство, а умерщвление, гуманная процедура, при которой перед смертью человек испытывает нечто похожее на эйфорию», — объясняли «судьи» и «прокуроры». Генерала Манштейна, уничтожившего около 20 тысяч евреев на территории Советского Союза и отпущенного на свободу в 1953-м, в родном городке встречали с цветами.

— Сейчас, к сожалению, развивается «вторичный антисемитизм», — объясняет доктор Кайзер.
— Что это такое?
— Многие немцы начинают считать себя пострадавшей стороной: мол, опять из-за евреев нас все осуждают, вечно мы оправдываться должны да еще компенсации им выплачивать.
— Это же еврейские деньги, — почти кричу я, вспоминая о выпущенных в Швейцарии золотых монетах, скромно датированных 1946 годом (никому не нужно объяснять, из чьих зубов они были отлиты).
— Господин Кайзер, где была христианнейшая немецкая церковь во время Катастрофы?
— О, проповедь одного священника остановила убийства умственно отсталых.
— А евреев?
— Это было сложно.
— Что вы можете сказать о современном поколении немцев?
— Есть три группы. Первая утверждает, что их семья никогда не имела никакого отношения к Гитлеру и к убийствам. Как историк, я знаю, что это маловероятно. Вторая — те, кто публично осуждают деяния старшего поколения. А третья — люди, которые молчат, не желают выказывать свое отношение к этой теме.
— Сегодня Германия — богатая, процветающая страна со строгими законами. За антисемитское высказывание можно оказаться в тюрьме. А если завтра начнутся проблемы в экономике или правительство, например, поменяется и примет более мягкие законы? Где тогда немцы будут искать врагов? Смогут ли неонацисты вновь стать влиятельной партией?
— Я верю, что такое никогда не случится.
— А я верю только в силу и мощь Израиля и в память о Катастрофе во всех будущих поколениях.