Одной из основополагающих проблем, издавна занимавших лучшие умы человечества, является вопрос о том, чьи интересы в социуме должны быть приоритетными, отдельного индивидуума или народа в целом. Весь двадцатый век человечество пыталось разобраться, что ему больше подходит: солидарная сплоченность или разнообразие индивидуальностей. Накопленный опыт болезненных социальных экспериментов выявил проблемы, ожидающие нас на каждом из этих путей. Попытки построить людей в колонны и вести вперед к единой цели начинались с ощутимых успехов, но затем приводили к трагедиям гигантских масштабов. Идеология крайнего индивидуализма, не имеющего ограничений, приводит к утрате сострадания к ближнему, а в результате — и к потере прочных моральных основ. Крайности разочаровали и напугали общество, и теперь люди XXIвека ищут наиболее приемлемый для всех социальных слоев компромисс. 

Моральная поддержка, создаваемая наличием группы единомышленников, ценна для любого человека. Это наше качество учитывают политики, приглашая вступить в свою партию, этой слабостью пользуются специалисты по рекламе, призывающие покупать, ссылаясь на то, что «миллионы потребителей не могут ошибаться». Да и в синагогу человек нередко приходит для того, чтобы получить дополнительные силы, ощутить единение со многими поколениями евреев, живших по законам Торы. С другой стороны, никому не хочется терять свою индивидуальность. Для современного человека создание собственного неповторимого «Я» становится чуть ли не первостепенной по важности задачей. Представить себя одним из неотличимых друг от друга «агентов Смитов» — кошмар современного человека, в точности подмеченный авторами «Матрицы».

К какой категории отнести еврея или еврейку, выросших в ассимилированной семье, которые вдруг решают начать соблюдать еврейские религиозные законы? Может быть, кто-то думает, что они ретрограды и консерваторы, но для самих себя они — смелые исследователи и разрушители стандартов.

Но и кошмар разнобоя радует далеко не всех, в нем зачастую видится какая-то греховная вседозволенность. За примерами долго ходить не придется. Многие помнят, какими ужасными казались прически «битлов» и какой шумной какофонией воспринималась поначалу их музыка.  Но проблема опасений по отношению к новизне глубже, она не сводится лишь к мещанской зашоренности или политике запрета по отношению ко всему необычному, процветавшей в тоталитарном обществе.

Афоризм Льва Толстого «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая ‎несчастливая семья несчастлива по-своему» выражает наше подспудное ‎противопоставление скучного идеала единообразия занимательному, но далекому от ‎морального совершенства разнообразию. Именно с таким подозрением воспринимается ‎многими культурный плюрализм, который в нашу жизнь принесла эпоха ‎постмодернизма. Принятие многообразия мира воспринимается как отказ от духовных ‎ценностей. Признание за другим человеком права на самобытность воспринимается как ‎обязательная оппозиция по отношению к вере в абсолютную ценность морали.

В любом обществе есть люди, четко ориентированные на общепринятое, готовые принять заданные кем-то и когда-то нормы и традиции, пусть и утратившие первоначальный смысл, и те, кто стремятся прокладывать собственную колею, жить так, как им нравится, руководствуясь только собственным вкусом и не спрашивая разрешения у старушек возле подъезда.

Характерно, что и тут нет жестких, накрепко прибитых ярлыков и табличек. К какой категории отнести еврея или еврейку, выросших в ассимилированной семье, которые вдруг решают начать соблюдать еврейские религиозные законы? Может быть, кто-то думает, что они ретрограды и консерваторы, но для самих себя они — смелые исследователи и разрушители стандартов, отважившиеся выскочить из общей колеи и рискующие вызвать праведный гнев «нормальных людей». Итак, кто прав и где тот идеал, на который можно ориентироваться? Ведь за каждой жизненной позицией стоит какая-никакая, да правда.

И вся прелесть того, что у нас есть Тора, заключается в том, что мы можем почерпнуть в ней ответы на такие неразрешимые вопросы. Тора говорит нам: вот букет, состоящий из мудреца, ученого, человека добросердечного и персоны ничем не примечательной. Возьми букет обеими руками и благослови все стороны света, небеса и землю. В Суккот мы вспоминаем, что мы, разные, — вместе, но каждый из нас — сам по себе, как четыре вида растений, объединенные в одной заповеди.

Возьми букет обеими руками и благослови все стороны света, небеса и землю. В Суккот мы вспоминаем, что мы, разные, — вместе, но каждый из нас — сам по себе, как четыре вида растений, объединенные в одной заповеди.

На первый взгляд может показаться, что в этом и состоит ответ. Еврейский народ бережет свое единство и общность, и в Йом Кипур, самый святой день, это единство видно воочию. Но когда духовное напряжение чуть спадает, появляется возможность почувствовать свою неповторимость, свои отличительные черты.

Действительно, единство еврейского народа — это важнейшая основа его существования. Мидраш связывает монотеизм еврейского вероучения с тем, что весь народ ведет себя схожим образом. Раши в своем комментарии к завершающей Тору главе, изучаемой как раз в эти дни, описывает признаки, которыми эта связь выражается: «Все евреи служат одному Б-гу, едят одну еду». Само дарование Торы связывается с тем, что народ почувствовал себя как «единый человек с единым сердцем».

Но, если вглядеться в последовательность еврейских праздников, можно увидеть, что описанная картина верна, но не полна. Праздник Суккот, наступающий после Рош а-Шана и Йом Кипура, является не компромиссом или снижением уровня святости, а подъемом на следующую, более высокую ступеньку. Недаром именно заповедь о четырех видах растений, подчеркивающая разнообразие людей, называется символом оправдания в Высшем Суде — то есть разрешения той неопределенности судьбы человека и мира на будущий год, которая оставалась без окончательного решения во время предыдущих праздников.

Всевышний создал всех людей разными, дав каждому свое предназначение в жизни. Если ‎бы предназначение одного представляло собой дублирование миссии другого, то в его ‎появлении на свет не было бы никакого смысла. Великий хасидский правдник реб Зуся ‎из Аннополя говорил, что на Высшем суде его спросят не о том, почему он не был столь ‎же святым, как Авраам, Яаков или Моше, а почему он не был Зусей.  ‎ 

Быть собой — это, с еврейской точки зрения, не слабость, а предназначение. Но для ‎достижению такого, предназначенного, разнообразия должно обязательно ‎предшествовать вступление, единая основа. Без этой основы многообразие легко ‎становится тем разнообразием несчастья, о котором писал Толстой. Абсолютное ‎единство, достигаемое в Йом Кипур, является необходимой прелюдией к празднику ‎многообразия в дни Суккот. ‎ 

Лишь достигнув полноты единства, можно увидеть и осознать предназначение служения ‎народов мира, кардинально отличающегося от еврейского. Признание права на ‎разнообразие включает в себя и уважение к тому, кто вовсе не похож на тебя.

Сказанное выше поможет понять еще одну важную деталь праздника. ‎Жертвоприношения в Иерусалимском Храме в дни праздника Суккот Талмуд связывает с ‎народами мира, а мидраш «Шир а-ширим» Раба объясняет, что целью этих ‎жертвоприношений являлось благополучие и благословения для всех народов. На первый ‎взгляд непонятно, почему именно в Суккот, праздник, завершающий праздничный цикл ‎всего года, нашлось место для этих жертвоприношений. Дело, однако, состоит в том, что ‎лишь достигнув полноты единства, можно увидеть и осознать предназначение служения ‎народов мира, кардинально отличающегося от еврейского. Признание права на ‎разнообразие включает в себя и уважение к тому, кто вовсе не похож на тебя.  

‎Осознание единства со своим народом, с верой в единого Б-га не лишает человека его ‎индивидуальности, а лишь дает ей новые силы. С другой стороны, ошибается тот, кто ‎рассчитывает, что таким образом его личная ответственность за реализацию ‎возложенного на него задания в этом мире аннулируется. В этом гармоничном сочетании ‎противоположных начал и заключается благословение праздника Суккот, и в этом же — ‎источник его радости. Веселого вам праздника! 

‎ 

Автор о себе: Детство мое выпало на ленинградскую оттепель, поэтому на всю жизнь осталась неприязнь ко всяческим заморозкам и застоям. В 1979 году открыл том Талмуда в переводе с ятями, в попытках разобраться в нем уехал в Иерусалим, где и живу в доме на последней горке по дороге к Храмовой горе. Работаю то программистом, чтобы добиваться нужных результатов, то раввином, чтобы эти результаты не переоценивать. Публицистика  важна для меня не сама по себе, а как необходимая часть познания и возможность диалога с читателем. Поскольку от попыток разобраться все еще не отказался.   Мнение  редакции и автора могут не совпадать