«Писать стихи после Освенцима — это варварство», — считал немецкий философ Теодор Адорно. Не меньшим варварством, по моим внутренним ощущениям, можно считать написание статей на тему Холокоста.

Наши чувства и мысли оказываются бессмысленными и лживыми, когда соприкасаются с человеческой болью и трагедией подобного масштаба. Молчание точнее передает эту несоизмеримость, чем любые слова. Но молчание одних означает, что говорить о трагедии будут только те, кто не ощущает пропасти между поддающимися воображению трагедиями и тем, что люди, так и не найдя подходящего термина, называют Холокостом или Катастрофой. Неслучайно отрицатели Катастрофы так настойчиво ищут противоречия в свидетельствах и воспоминаниях уцелевших. Они не понимают, что пережитый кошмар не поддается вербализации.

«Как можно совместить веру во всемогущество Всевышнего с произошедшей трагедией?!» «Где было милосердие Творца и его любовь к своему народу?!» Подобные вопросы не могли не задавать поколения, выросшие уже «после Освенцима».

Новая история разделилась на два этапа — «до» и «после» Освенцима. Перемены в международной политике и мировой культуре во второй половине ХХ века во многом стали ответом человечества на «вызов» Холокоста. Однако переосмысления требовало не только политическое устройство мира, не менее острыми оказались вопросы веры.

«Как можно совместить веру во всемогущество Всевышнего с произошедшей трагедией?!» «Где было милосердие Творца и его любовь к своему народу?!» Подобные вопросы не могли не задавать поколения, выросшие уже «после Освенцима». Строгость еврейского монотеизма, отрицание любого представления о самостоятельности зла только заостряет их.

Поиск ответов на эти вопросы лежит не в плоскости логических аргументов. Тема боли и горя, которые несовместимы с нашими представлениями о справедливости, возникает еще в Талмуде. «Это награда за глубокое изучение Торы?!» — недоумевает Моше, возмущенный несправедливостью жестокой смерти рабби Акивы. На что талмудическая агада предлагает ответ Свыше: «Молчи! Таково Мое решение». Понимание ограниченности возможностей нашего разума является важной составляющей веры в бесконечность Творца. И чем выше достижения человеческого интеллекта, тем яснее воспринимаются его границы.

Любая попытка объяснить трагедию Холокоста какими-то причинами оскорбительна как для памяти погибших, так и для веры во Всевышнего. Масштаб трагедии лишь подчеркивает, что произошедшее не поддается восприятию ни нашим разумом, ни нашими чувствами.

С другой стороны, одна из основ веры провозглашает награду и наказание Свыше за человеческие деяния. К сожалению, многие вместо того, чтобы оценивать свои собственные поступки, слишком часто и довольно легко видят в бедах и трагедиях других расплату за ошибки. Так, совсем недавно, после теракта в парижской редакции сатирического журнала нашлись и те, кто заявлял, что журналисты и художники сами повинны в своей гибели. Осмыслить идею расплаты и отыскать пути к исправлению ошибок может лишь тот, кто способен пережить такую же боль, кто способен сочувствовать горю.

Но, возможно, именно масштаб Катастрофы позволяет рационально осмыслить прошлое? Надо сказать, что среди множества книг и статей, посвященных осознанию причин трагедии европейского еврейства, есть немало тех, что указывают на вину и наказание. Одни находят причину Холокоста в ассимиляции евреев Германии, другие видят корень зла в сионизме, уводящем евреев по неверной дороге, третьи — в отсутствии поддержки сионизму. Радикальную позицию по этому вопросу однажды сформулировал Любавичский Ребе. По его словам, любая попытка объяснить трагедию Холокоста какими-то причинами оскорбительна как для памяти погибших, так и для веры во Всевышнего. Масштаб трагедии лишь подчеркивает, что произошедшее не поддается восприятию ни нашим разумом, ни нашими чувствами. Жертвам можно дать лишь одно определение — «святые», как принято называть тех, кто погиб за свое еврейство.

Время меняет восприятие прошлого. Рожденные даже через несколько десятилетий после окончания Второй мировой войны трагедию Холокоста воспринимают как часть своего жизненного опыта, хоть и не перенесенного лично, но чрезвычайно близкого, пережитого через судьбы знакомых, семейные истории, ночные кошмары и, в конце концов, через антисемитов, которые всегда готовы пожелать тебе стать одной из жертв.

После войны трагедия европейского еврейства была заложена в основу политического консенсуса современного мира, но сегодня не утихающие споры вокруг Холокоста создают дополнительную напряженность в международных отношениях.Роли очевидцев и участников событий остаются в прошлом, а желание адаптировать историческое событие под свои нужды требует подтверждений действиями.

Но уже сейчас для многих Катастрофа — это история, пусть еще не такая далекая, как погромы Хмельницкого или Петлюры, но относящаяся к тому же ряду исторических событий, к эпохе, от которой нас отделяет дистанция. Дистанция эта смягчает боль, делает ее более абстрактной, поворачивает к нам историю новой стороной. Еще двадцать лет назад вышли художественные фильмы о Холокосте (такие как «Жизнь прекрасна» или «Яков-лжец»), где есть место для доброй улыбки — то, что невозможно было себе представить всего за десятилетие до этого. С другой стороны, мы читаем произведения, в которых автор пытается узреть нечто человеческое и в палачах, взглянуть на мир их глазами, тем самым подсознательно оправдывая то, что не подлежит ни пониманию, ни оправданию. Видимо, именно ближайшие десятилетия определят образ Холокоста в истории. Поэтому так важен сегодняшний день — Международный день памяти жертв Холокоста, отмечаемый в этом году в десятый раз. Этот день стал важным препятствием на пути фальсификаторов истории.

Написано в Псалмах Давида: «Годы нашей жизни — семьдесят, от силы — восемьдесят лет». Современный человек живет дольше, но, возможно, водораздел между современностью и историей приближается именно к этой цифре. Неслучайно именно семь десятилетий, отделивших нас от событий Второй мировой, вдруг сделали их предметом актуальных политических дискуссий. После войны трагедия европейского еврейства была заложена в основу политического консенсуса современного мира, но сегодня не утихающие споры вокруг Холокоста создают дополнительную напряженность в международных отношениях. Это тоже один из признаков перехода события в разряд истории. Роли очевидцев и участников событий остаются в прошлом, а желание адаптировать историческое событие под свои нужды требует подтверждений действиями. Это относится к политическим лидерам, но ничуть не меньше и к каждому из нас. Мы всегда должны быть на стороне веры, на стороне сострадания к людям, а не там, где властвуют брутальность и идеологические лозунги. В этом урок истории, который мы не имеем права забывать.

Автор о себе: Детство мое выпало на ленинградскую оттепель, поэтому на всю жизнь осталась неприязнь ко всяческим заморозкам и застоям. В 1979 году открыл том Талмуда в переводе с ятями, в попытках разобраться в нем уехал в Иерусалим, где и живу в доме на последней горке по дороге к Храмовой горе. Работаю то программистом, чтобы добиваться нужных результатов, то раввином, чтобы эти результаты не переоценивать. Публицистика важна для меня не сама по себе, а как необходимая часть познания и возможность диалога с читателем. Поскольку от попыток разобраться все еще не отказался.   Мнения редакции и автора могут не совпадать