Депутаты и общественность России взволнованы: Иосифу Кобзону запретили въезд в европейские страны. В Европе запрет объяснили просто: Кобзон является почетным консулом так называемой Донецкой народной республики в РФ. Что бы это ни значило и как бы бессмысленно это ни звучало. 

Реакция советской, простите, российской общественности на санкции против Иосифа Давыдовича очень показательна. Ясное дело, возмутились его коллеги по Госдуме. Всколыхнулся интернет. Тульские эсеры выступили в защиту народного любимца. Все дело в том, что Иосиф Давыдович Кобзон на протяжении многих десятилетий действительно обожаем в своей стране. В той самой, которая раньше называлась Советский Союз, а теперь — Россия, но в целом отличается от прежней себя разве что территорией. Он не просто голос «нашей советской родины», он ее человеческое воплощение. Вслед за ним мы всегда 9 мая пели «Это праздник со слезами на глазах», ему верили, когда он призывал «не думать о секундах свысока», без него не представляем себе ни одного важного праздничного концерта. Кобзон, пожалуй, единственная константа этой страны, попытавшейся на время примерить на себя какие-то другие одежки, которые оказались ей не впору. И теперь глубокий, внушающий доверие голос Кобзона снова раздается над жаждущим имперскости пространством. Все тем же, пусть и несколько другим с точки зрения границ и территорий. Впрочем, и это относительно.

Кажется, что ему удалось невероятное: советский (а следом российский) народ настолько его полюбил, что простил ему еврейство. И не только простил, но и принял, отчасти заинтересовался.

Это страна, выразителем идей которой является Кобзон, территориально уменьшилась. Сам же певец остался в прежних границах. Его любят на Украине, в Белоруссии, в Молдове, его с радостью встречают всюду, где «бывший наш народ»: в Германии, в Америке, в Израиле. Кобзон — нечто постоянное, неизменное. На отношение к нему советского и постсоветского народа не влияет ничего: ни появлявшийся время от времени компромат, ни откровенно несовременный репертуар. Впрочем, о чем это я? Кобзон — это вечные ценности одной шестой части суши. Он, пожалуй, единственная настоящая, естественная и очень качественная скрепа, о которой безнадежно мечтают российские власти. Кобзон, впрочем, исполняет роль скрепы очень честно: преданно поддерживает эти самые власти (любые — и те, которые были, и те, которые стали) во всех их проявлениях. Может, потому и удалось ему стать этой скрепой, что сам искренне верит в настоящесть, нужность и правильность того, что он скрепляет.

Кобзон, конечно, явление уникальное. Став одним из государственных символов СССР и России, он продолжил быть евреем. Исполняет песни на иврите в Госдуме под всеобщее (по крайней мере, внешнее) одобрение. Много выступает от имени российского еврейства и, когда нужно, обращается к нему с увещеваниями. Остается Иосифом Давыдовичем Кобзоном и как будто совершенно не раздражает этим аудиторию. Кажется, что ему удалось невероятное (помимо того, что он уже много десятков лет не меняется внешне и никуда не девается, даже когда исчезают его властные покровители): советский (а следом российский) народ настолько его полюбил, что простил ему еврейство. И не только простил, но и принял, отчасти заинтересовался. Помню, когда мне было совсем мало лет (Советский Союз хоть и издыхал потихоньку, но, как и полагается огромному неповоротливому монстру, делал это мучительно долго), поздними вечерами по центральному телевидению несколько раз показывали концерт, в котором Иосиф Кобзон исполнял еврейские песни. На идиш и на русском. Пел проникновенно, чуть более академично и по-советски, чем хотелось бы, но ведь пел. Прямо на ЦТ. Помню, бабушка очень радовалась, гордилась. Ведь Кобзон в этой стране и правда пел про главное: про самые важные праздники, про самые горькие горести. Рассказывали, что как-то раз Кобзон приехал в Одессу и на Привозе его попросили спеть. И он пел. На идиш. Много, долго, без устали, искренне, ничего не требуя взамен. Меня тогда очень тронула эта история. Мне было важно, что пел он именно в Одессе, именно на идиш. Думаю, если бы здоровье не подводило, пел бы и сейчас. Кобзон несет свое еврейство с гордостью, в сущности, сочетая в себе несочетаемое: любовь к родному маленькому народу и имперские чаяния советского человека.

Если на родине лечиться побаиваешься, понимая, что при такой медицине родина может остаться без своей единственной настоящей скрепы, то как тогда можно было голосовать за «закон Димы Яковлева»? Закон, который обрек сотни детей на ту самую медицину, от которой прятался Иосиф Давыдович в клиниках Германии.

Россия возмущена: Иосиф Давыдович Кобзон ведь в Европу не просто так ездил. В Англии у него дочь и внуки, в Германии ему делали операцию, и он нуждается в постоянных консультациях с тамошними врачами. Кто-то в российском интернете предложил всем повесить у себя баннеры «Я Кобзон», по аналогии с печально известным «Я Шарли». Инициативу не подхватили. От патриотического угара все несколько подустали, да и ничего непоправимого вроде как не случилось. Кобзон горделиво сказал, что не очень-то ему туда, в эту Европу, и надо. Россиянам так и вовсе не до Кобзона: последствия операции «Крымнаш» и войны на Украине стали подбираться к их кошелькам в Москве, Перми и Чите.

Евреи же за Кобзона никогда и не вступались. Во-первых, ему защита не требуется; он сам всегда стремился советских евреев защитить и немного поучить. А во-вторых, как-то неловко. Это ведь получается как в том анекдоте: «Ты или крест сними, или трусы надень». Коли уж такой патриот и в Европе сплошь враги, желающие России зла (а Кобзон в этом смысле верен принятой нынче в государстве риторике), так и лечиться стоит на родине. А если на родине лечиться побаиваешься, понимая, что при такой медицине родина может остаться без своей единственной настоящей скрепы, то как тогда можно было голосовать за «закон Димы Яковлева»? Закон, который обрек сотни детей на ту самую медицину, от которой прятался Иосиф Давыдович в клиниках Германии. Нехорошо получается, стыдно. Впрочем, у скреп с такой выслугой лет, наверное, уже другие представления о хорошем. А плохого они не могут по определению.

Автор о себе:   Мои бабушка и дедушка дома говорили на идиш, а я обижалась: «Говорите по-русски, я не понимаю!» До сих пор жалею, что идиш так и не выучила. Зато много лет спустя написала книгу «Евреи в России. Самые богатые и влиятельные», выпущенную издательством «Эксмо». В журналистике много лет — сначала было радио, затем печатные и онлайн-издания всех видов и форматов. Но все началось именно с еврейской темы: в университетские годы изучала образ «чужого» — еврея — в английской литературе. Поэтому о том, как мы воспринимаем себя и как они воспринимают нас, знаю почти все. И не только на собственной шкуре.       Мнения редакции и автора могут не совпадать