Бывает такая сильная обида, что с ней не хочется, не можется расстаться. Это началось задолго до их знакомства. Будущая свекровь звонила молодым в квартиру по телефону и, то ли не имея привычки здороваться, то ли желая показать своё превосходство, без приветствия требовала сына к телефону.

Когда после свадьбы муж повёз знакомить Соню с родителями, его мать так и не вышла из своей комнаты. Встречал их отец – тихий, безропотный человек с лысиной на полголовы и уставшими глазами. Поил чаем и угощал медовиком.
– Мамочка была не в духе, – оправдывался потом Сонин муж.

Её бесило, что он так называл мать. Соня и её свекровь были разными как цемент и глина: одна – жёсткая и сухая, другая – вроде бы гибкая и пластичная. Старуха смотрела на мир в щель забора, которым сама же от него отгородилась. А Соня штурмовать этот забор не торопилась, несмотря на все резоны и свою пластику. Даже внук не примирил свекровь со снохою. И вражда, конечно, разгорелась с новой силой, когда новая ячейка общества, просуществовав несколько лет, раскололась. Тем более что жили они по соседству.
– От хорошей жены не уходят, – сказала свекровь Соне, когда неудачливые супруги объявили о предстоящем разводе.

Впрочем, что бы она ни делала, это вызывало недовольство бывшей свекрови. Даже общение с экс-супругом.
– Он тебя бросил, а ты продолжаешь с ним общаться? Да у тебя нет гордости! – выговаривала она Соне несколько лет спустя после развода.
Хотя Соня считала нормой поддерживать отношения с человеком, с которым ее связывал общий ребенок. Её мать когда-то пыталась вернуть её отца, запрещая ему видеться с маленькой Соней. Это никак не помогло, зато снабдило дочь материалом для рефлексии. Свекровь в схожей ситуации сказала своему мужу: «Уйдёшь – детей больше не увидишь». Он остался, и половину прожитых вместе лет супруги не разговаривали.

Просыпаясь по утрам, Соня наспех инспектировала себя и обстановку: сердце – бьётся, в ванной – капает вода, я – ненавижу старуху. И только тогда понимала, что «всё на месте». Этот клубок взаимной ненависти судьба должна была увенчать чем-то существенным. Никто не шутит лучше Б-га.

О своих диагнозах Соня и её бывшая свекровь узнали практически одновременно. У старухи обнаружился рак груди, у Сони – рак шейки матки. Соню при этом кольнуло поддельное сочувствие к старухе, а та вообще никак не отреагировала на известие о Сониной болезни. Однако при вынужденных встречах колкостями бросаться перестала.

Через полгода химиотерапии и последующего облучения Сонина опухоль уменьшилась вдвое – врачи велели обследоваться раз в полгода и благополучно преодолеть пятилетний барьер выживаемости. Свекровь на гормональной терапии тоже держалась отлично, врачей слушала внимательно, назначения исполняла аккуратно. Но ей было уже 75 лет, и ещё через год пошли метастазы. Старуха стала тихой, сговорчивой, даже с внуком сходила в кино и в цирк. Звонить ему стала чаще. Начала Соне здоровья желать, да и Соня в ответ стала о её здоровье справляться.

Однажды Соня заметила её в магазине со спины. Долго смотрела, как старуха выбирала яблоки, взвешивала, попросила продавца прочесть вслух состав на хлебной этикетке и благодарила, почти кланяясь. Соня впервые увидела в ней не старуху с шершавой душой, а человека, который хочет жить. Трогательного и безнадёжного. Впрочем, Соня быстро одёрнула это потепление, смахнула и пообещала себе больше не раскисать.

Соня снова вышла замуж. Брак получился странный – больше товарищеский, чем любовный, но тёплый и спокойный. Был Новый год, и Соня с мужем собирались гулять под падающим снегом – ночь обещала волшебство. Зашли и к старухе. Её накануне привезли из больницы. Она сидела на диване вся в подушках – едва заметная среди них. Она начинала рассыпаться, но старалась держаться. Бритая наголо после химиотерапии, с разгладившимся личиком и по-детски чистыми глазами, в которых настоящим чудом светилось любопытство. Почти не говорила, только улыбалась – она была ещё тут, но уже чувствовала, что это финал. Она тихонечко потягивала воздух последних дней – смесь мандаринового аромата, ели и колючего запаха шампанского.

«Не сметь!» – повторяла Соня себе. Потом никак не могла попасть ногой в сапог, когда обувалась в прихожей. Да и молния на куртке, как назло, не застёгивалась. Она совсем разнервничалась и разревелась. «Я не хочу её жалеть. Она не заслуживает этого!» – твердила себе Соня, но слезы всё равно предательски катились из глаз. В лифте она уткнулась лицом мужу в грудь и завыла.
– Поплачь, малыш, – сказал, – потом будет пусто и легко.

Три часа ночи – новогодний подъезд буднично тих. Только лифт катался с первого на шестнадцатый этаж и обратно. Из него доносились рыдания Сони, которая прощалась с ненавистью в своей душе так, будто это была главная любовь. А на улице беззвучно сыпал снег.