Милицейский околоток на станции «Площадь Конституции» харьковской подземки – это небольшое квадратное помещение со столом посередине и деревянной скамейкой в углу. В отличие от харьковского железнодорожного вокзала, куда я направлялся минутой ранее, он хорошо освещен. Куда я направляюсь теперь? Милиционер с русским лицом говорит мне по-русски, что «в руки Службы Безопасности Украины».

За себя я не волнуюсь. Что они сделают туристу-израильтянину, мирно шедшему к платформе метро? Но на скамейке я не один, и милиционер с русским лицом это знает. В этом все дело.

***

В Харьков я поехал посмотреть места, где прошло детство Эдуарда Вениаминовича Лимонова. Он, на мой вкус, величайший русскоязычный писатель. Поймите правильно: «Анна Каренина» – конечно, гениальное произведение, но в первой же главе своей первой книги Лимонов пишет предложение, после которого «Каренину» можно не читать. Что это за предложение? «Русские привычки не приносят счастья».
Русские привычки не приносят счастья.

***

В 1958-м Лимонову 15 лет. Он стоит перед десятитысячной толпой на террасе кинотеатра «Победа», мимо которого я сейчас прохожу, и громким, властным пятнадцатилетним голосом читает первую строфу стихотворения:

Это кто идет домой,
Не подружка ль наша?
Косы в лентах за спиной –
Милая Наташа!

Сейчас, спустя 60 лет, кажется, что 10 тысяч человек на этой площади просто не поместилось бы. Может, толпа стояла и на проезжей части – ведь был праздничный день. Может, площадь перед кинотеатром была больше. Может, пятнадцатилетний Эди ошибся на пару тысяч. Кто знает? Полвека прошло.

За стихотворение про Наташу Лимонов получит первый приз поэтического конкурса. Его заметит глава подростковой банды по кличке Тузик. Эди сначала насторожится, но скоро узнает, что «товар» Тузика всего лишь хочет, чтобы про нее тоже написали стихи, как про Наташу.

Ветер свежий, и сирень
Расцветает пышно.
В белом платье в белый день
Погулять ты вышла…

«Товары» – это девочки по-харьковски. «Товар» Тузика зовут Галя, «товар» Эди – Светка.
Эди уже знает, что девочки тщеславны, и ничего с этим не поделаешь. Подручные Тузика спрашивают его, хорошо ли «товары» идут на стихи. Эди отвечает, что «товары» хорошо клюют на башли и на хорошую жизнь: «Лучше нет приманки». Подручные Тузика смеются.

Немногим позже Тузик со всей своей подростковой бандой будет идти по Ворошиловской улице, и сейчас по ней же, переименованной в Тюринскую, иду я. Они идут к Салтовскому району – на окраину Харькова. Там жил Лимонов. Туда иду и я.

По дороге банде встретится мужик, стоящий с двумя девушками из общежития. Мужик здоровый – слишком высокий по тогдашним харьковским представлениям – и шпаны не боится. Дурак. Шпана забьет его до смерти, а девушек изнасилует. «Мальчики, родненькие, не надо», – будет причитать одна из них.

***

Через все еще действующее русское кладбище, через все еще не действующее еврейское Эди или его лирический герой срезает путь. Я следую его примеру. Эди еще пойдет к Светке, которая его обманула, сказав, что уезжает с матерью в Днепропетровск, а сама, оставшись в Харькове, гуляла, по тогдашнему харьковскому выражению, праздники с Шуриком. И Эди заявится к ней в четыре часа ночи, от злости повалит ее на пол и, по тогдашнему харьковскому выражению, поборется с ней.

Четырнадцатилетняя Светка едко отметит, что он не первый. Первым два года назад был пьяный друг ее покойного отца. Светка скажет Эди, что не любит его. Что никого не любит. И Эди пойдет ночевать в сарай, ключи от которого дал ему знакомый. В полном крыс сарае он станет вырывать из тетрадки со стихами пустые листы, поджигать их и швырять в мерзких грызунов. Но пустые листы закончатся, и в огонь полетит бессмертное:

Птичий хор наперебой
Окружил вниманьем.
Я, веселый и хмельной,
Затаил дыханье.

Больше от этого стихотворения ничего не сохранится.

***

Я иду через недействующее еврейское кладбище. Эдуарда Лимонова, кстати, назвали в честь еврейского поэта Эдуарда Багрицкого. Его классной руководительницей в средней школе была Рахиля Израелевна Кац, а милиционером, часто задерживающим Эди по подозрению в кражах, – капитан Зильберман. Лучшей подругой матери Эди была еврейка Бэба. Первой женой Лимонова – Анна Моисеевна Рубинштейн.

***

Дорога из грязи выводит меня на улицу Героя Советского Союза Израиля Ильича Фисановича. По ней я направляюсь в сторону центрального одноименного шоссе Салтовки и Первой Поперечной улицы, где с родителями жил Эдуард Лимонов. К углу дома, особенно не скрываясь, подходит молодой парень и, повернувшись к улице Фисановича вполоборота, справляет малую нужду. Сворачивающие было «Жигули» застревают в безмерной луже. Граница веков стирается, как асфальт улиц вокруг.

Ускоряя шаг, выхожу на Первую Поперечную. Салтовское шоссе уходит далеко за горизонт. Единственная связь с цивилизацией – трамвай, который ходит. Наконец он приходит – раскачиваясь и погромыхивая, как Лимонова 60 лет назад, он доставляет меня к кинотеатру «Победа».

Завтра я уезжаю из Харькова.

***

На станции «Площадь Конституции» мы с матерью спускаемся на эскалаторе в харьковскую подземку. Внизу нас встречает милиционер. У милиционера русское лицо. На русском языке он интересуется нашим гражданством и предлагает пройти наверх – проверить содержимое сумок.

Милицейский околоток хорошо освещен. Я вхожу первый, следом – мать. И двери околотка закрываются. Внутри меня встречает другой «страж порядка», и вдвоем они начинают делать свою работу, которая мало похожа на охрану мирных граждан. Я сажусь на деревянную скамейку в углу. Милиционер с русским лицом отчеканивает, что мать с ее российским гражданством находится на Украине незаконно. Вначале я пытаюсь вступить в диалог – ведь в ее паспорте стоит штамп о пересечении границы, поставленный неделей ранее, и ничего более от граждан России, приехавших на несколько дней на Украину, не требуется. Безуспешно. Да и я, давно знакомый с чувством тщетности перед лицом очевидной несправедливости, уже догадался, что на самом деле нужно этому «стражу».

Милиционер с русским лицом сообщает нам по-русски, что собирается передать нас Службе Безопасности Украины. Время становится тягучим, как грязь, вязким, как слякоть под окнами. Проходит еще четверть часа, и нам сообщают, что о нашем задержании «пока еще никому не доложено». Оказывается, таких злостных преступников, как мы с матерью, всё же можно выпустить в ничего не подозревающий город. Но для этого некоторое количество денежных знаков, являющихся официальным платежным средством в зоне евро, перетекает в вежливые руки милиционера. Он отпускает нас, зачем-то представившись на прощание. Через 10 часов нас без каких-либо проблем пропускают через украинскую границу. А Лимонов навсегда останется в Харькове.