После кризиса в августе 1998 года Нелли выставила в подъезде своего дома коробку. Надпись на ней сообщала, что хуже всего сейчас старикам.

«Имеешь лишнее – положи, нуждаешься – возьми», – дописала она яркими буквами. Соседям богоугодный короб показался насмешкой, пополняла Нелли его сама, благо имелась такая возможность. Прибыль ощутила колоссальную, но не в деньгах – в другом: внутренний подъём, чувство контроля, силы и даже могущества. Кто от такого откажется?

Что всякое подаяние божественно и необходимо, Нелли не знала. Бабушка ей об этом не рассказывала, хотя сама молилась в углу каждый вечер. Сейчас же миссия отвлекала Нелли от домашнего напряжения. Воздух там потрескивал. Нелли не понимала, в чём дело. Муж ни на что не жаловался, ни в чём не упрекал, но стал вдруг чужим, а она боялась спросить и услышать ответ. Перебрался жить в гостевую комнату. Говорил, что хочет уединения, а сам часами болтал по телефону. Нелли не решалась беспокоить.

Потом Валера пропал, на звонки не отвечал. Это случалось не впервые, объявлять розыск ей казалось унизительным. Да и через несколько дней его друг Эдик явился, положил на стол 300 долларов: «Я у Валеры занимал, он велел тебе отдать». То есть Валера не отвечал только на ее звонки.

В тот вечер она сидела на Бережковской набережной, на гранитной лестнице прямо у воды. Небо гасло, расцветали фонари, на душе было омерзительно. Нелли дымила сигареты одну за другой и проклинала судьбу.
– Может, оставите докурить?

Обернулась, увидела мальчишку лет десяти – за руку он держал пятилетнюю малышку. Сигарету дала: всё равно бычков настреляет. Дети уселись чуть повыше неё на ступеньках. Мальчик закурил и рассказал, что они с сестрой – детдомовские, но в бегах. Под Тверью их лупили «старшаки» – вот и рванули к дяде в Петербург, надеются забраться сегодня в ночной плацкарт.
– Пойдёмте, хоть покормлю вас, – предложила Нелли.

Дети вошли в чужую квартиру без страха. Нелли разрешила порыться в игрушках сына и взять, что понравится: Филька их уже все равно перерос. Тревожилась, как бы чего не сперли, но старалась думать о хорошем. Налила ванну, мальчишка помыл сестрёнку, после помылся сам. Нелли переодела их в чистое, накормила куриным супом и картошкой, напоила чаем с нутеллой.

Девочка ела совсем чуть-чуть. Молчала, улыбалась, следила за каждым движением Нелли огромными серыми глазами. Всю дорогу до поезда малышка старалась не выпускать её руку. Нелли неожиданно кольнула мысль, что собственный сын, как пошёл ногами твердо, так за руку матери, считай, и не брался.

На вокзале они появились уже перед отправлением поезда. Она договорилась с проводницей и устроила детям два места в купе. За все про все та взяла 100 долларов ­­– без торга. Ещё по сотне на нос Нелли отдала детям. Оставила свой номер телефона, велела найти возможность позвонить, когда доберутся до дяди. Маленькая упрямо не отпускала её руку: если бы не грозный окрик проводницы, Нелли пришлось бы выпрыгивать из вагона на ходу.

От возвращенного мужу долга ничего не осталось. Чувствовала Нелли себя превосходно. С Валерой они общую кассу так и не завели. Он прижимистый очень, и деньги она старалась не просить даже на еду, тем более что зарабатывала сама. Теперь же шиканула за его счёт, в самое неподходящее время. Дети ей, кстати, не позвонили. Она потом удивлялась, что не запомнила их имена.

Через пару дней вернулся Валера. Выглядел виноватым. В тот вояж он впервые ей изменил и чувствовал себя паршиво. История с детьми его неожиданно приободрила. Потерю денег он внутренне расценил как компенсацию за нагулянное чувство вины. Нелли почему-то тоже была удовлетворённой собой. Разбираться с блудом они в тот раз не стали.