Он появился накануне миллениума. Пришёл устраиваться в маленькое издательство, в котором Нелли была заместителем гендира. Миша Савойский – высокий, худой, с прорвой обаяния в глазах. Без высшего образования, но вида хваткого, 23 года.

Компанию менеджеров по рекламе из подслеповатого пенсионера и его коллеги, дамы без возраста, Савойский просто обязан был украсить. Он вышел на работу на следующий день и быстро сделался в офисе супергероем. Умел в лихую минуту прорастать из пустоты – всегда ироничный и уверенный, с охапкой вариантов, как спасти ситуацию.

Через несколько месяцев Нелли научилась угадывать его взгляд у себя на плече – то ли Миша кровь родную сразу учуял, то ли проскальзывающую властность, напоминающую ему маму. Послушно поворачивая голову, Нелли хватала ещё и улыбку. Он к этому времени пропал в ней без памяти, той самой отчаянной, запойной первой любовью. Таскал в обед фрукты, спасал слетевшие макеты, провожал домой. Когда заболел её сын, согласился посидеть с ним несколько дней. Вроде бы ещё вчера Нелли надо было спасать свой брак, а сегодня – этот мальчик, привязанный к ней, как пёс.

Заметив её расцвет, муж оживился: позвал в кино с цветами и шампанским. Но надолго его не хватило. Игра в прокрустово счастье с уже нелюбимой женщиной слишком утомительна, он снова исчез из дома и выключил телефон. Его роман на стороне развивался нежно, трепетно и без нервов. Её звали Ляля, и она ни о чём не просила.

Нелли «ушла в работу с головой»: каждый вечер из офиса она уезжала за полночь, на такси, в сопровождении Миши. Он оказался внимательным и чутким, настоящий сын еврейской мамы – к тому же, разведенной: своей близостью он делился, зная границы женского отчаяния. В один из вечеров, когда мужа не было дома, пили коньяк у неё на кухне. Бедняга Савойский, через выдох разглаживая слова, сказал, что любит её, что всё обдумал, что хочет и сможет – и Филю усыновит!

«Выходи за меня!» – прервался он. И зачем-то добавил: «Пожалуйста». Не дожидаясь ответа, а может, просто боясь его услышать, он стал её целовать. Они пропустили момент, когда зашумел дверной замок. Валере бросились в глаза запрокинутый профиль жены, русая мужская макушка, их плечи. Он резко захлопнул дверь с той стороны. И всё остановилось. Савойский подумал, что это развязка. Но нет, просто закрутилось в другую сторону.

Театр драмы требовал событий. Нелли высвободилась, рванула в коридор. Нагнала мужа на лестнице через два пролёта вверх. Вид он имел после любовницы измятый, но сейчас чувствовал себя жестоко обманутым.

Савойский остался, где был. Первый раз в жизни его охватило чувство такой лютой ненужности, что даже руки похолодели. Он налил себе коньяка, потом ещё и ещё. Смягчился. Надо было уходить. На лестничной клетке, откуда-то сверху, слышались их голоса. Не что-то конкретное, скорее рокот, принятый им за воркование. Савойский ринулся вниз – ему ужасно хотелось плакать.

Всё выглядело, как чёртов спектакль, хотя его никто не планировал. Но если бы он и затевался, то, конечно, ради этой смеси страха и нежности в глазах Валеры. Нелли ею упивалась: не было – и вот. Ради нее, получается, был и мальчик Савойский. Его было жаль, правда. Но ведь не она ж всё это подстроила! Манипулировать Мишей, впрочем, было легко и естественно. Мысль о предстоящей вместе работе сглаживалась надеждой, что все как-то забудется – и стоит сказать, правда забылось.

В то утро они с Валерой, конечно, заснули вместе. Только это имело значение.
– И не занимались сексом?! – натянула брови подруга, сидя на кухне следующим вечером.

Нелли пожала плечами. Он заснул – просто вырубился. Несколько последних ночей у него на это не хватало времени.