Можно поменять фамилию, изжить местечковый говор и даже профиль «шестёркой» выдавать за греческий. Но еврею трудно от себя скрыться, говоря о деньгах. И это вовсе не про жадность.

Даня евреем был латентным. Он не задумывался об этом никогда, над шутками «про жидов» смеялся вместе со всеми – это внушало чувство безопасности. Он даже внешность свою игнорировал – хотя она доказывала, что еврея бьют не по паспорту, а сразу по морде. Утверждать, впрочем, что евреи ничего не дали этому миру, Дане мешала эрудиция. Но он жутко не любил их за беспорядок в домах, хотя воочию его никогда не видел – объяснить, с чего он взял, что у евреев дома грязно, Даня не мог.

Любопытные перемены я обнаружила в Дане после его последней поездки на малую родину. Он там наконец разобрал старый хлам на чердаке их дома, который чудом оставался в распоряжении семьи на протяжении всего ХХ века. В одном из ссохшихся от времени чемоданов он нашел настоящий Сидур и самописные религиозные календари. Молитвенник так много пережил, что буквально рассыпался в руках. Даня потом ещё долго нюхал свои пальцы – ни к чему более настоящему он в жизни не прикасался. Так ему, по его же словам, показалось в тот момент.

– Оказалось, что мой прадед был раввином, – сказал мне Даня. – И я – еврей. Даже не знаю, как к этому относиться.
И он снова понюхал свои пальцы.

В одну из наших последних встреч всё стало на свои места. Накануне я вызвала на дом компьютерного мастера. Он почистил мой старенький ноутбук, переустановил систему, все необходимые драйверы и программы. Когда выдал счёт, я аж вспотела от возмущения. Все установленные программы он посчитал поштучно – каждая была по цене обеда в ресторане. Делать было нечего, оплатила, но чувствовала себя полной дурой.

На вечерней прогулке с собакой я встретила Даню и стала плакаться ему с первой минуты. Пока перечисляла проблемы и стоимость их решения, он закипал. Спросил, почему я не позвонила, мы ведь соседи, он бы вышвырнул зарвавшегося хапугу взашей. Я сказала, что было поздно и парень всё-таки работал: работа стоит денег, просто жаль, что таких больших.

И тут я услышала нечто. Даня погрозил мне пальчиком: «Нельзя играть в благородство, разоряя себя! Есть разница между щедростью и помощью вору в совершении грабежа». Потом еще добавил, что бросать деньги на ветер – всё равно что тратить здоровье на выпивку. Он был так красноречив и убедителен, что к концу его моралите я совершенно искренне устыдилась своему расточительству.

– Хорошо, хорошо, когда после смерти я встречу Петра-рыбака и он спросит у меня, какой день в моей жизни был самым позорным, я скажу, что этот.
– Не попадайся на глаза Аврааму! – ответил Даня с истинно духовной глубиной. – Он торговался с Б-гом, а ты не смогла урезонить какого-то шлемазла!

В этот момент он поправил шапку, и из-под неё выбилась прядка волос, прямо как пейс. А еще он опять прикоснулся пальцами к носу.