Язык на стене

Три берлинские стены отдали на откуп израильской художнице Элле Понизовски-Бергельсон. Мастер современной каллиграфии, она расписала их строчками из стихов идишской поэтессы Деборы Фогель, погибшей во Львовском гетто.

Новые граффити украсили стены домов в трех разных районах Берлина: Темпельхофе, Райниккендорфе и Шпандау. Чтобы своими глазами увидеть этот a shtikl kunst, то есть кусочек искусства, если говорить на идише, я отправилась воскресным утром в Темпельхоф.

На фоне занудного спального района с однотипными блочными домами ярко-фиолетовая стена, расписанная флюорисцентной краской, выглядит вызывающе. Что это современное искусство, а не акт вандализма, напоминает скромная табличка рядом с домом: на ней несколько строк об арт-проекте – стену раскрасили с разрешения властей, все законно.

Я пытаюсь читать, но вижу лишь отдельные буквы – в слова их сложить крайне трудно. Нарочитая сложность прочтения – осознанный прием художницы. Строки модернистской идишской поэтессы Деборы Фогель ждут расшифровки. Вообще, Фогель, философ и критик искусства, создавала свои тексты в 30-х годах XX века – в 42-м она уже погибла с матерью, мужем и сыном во Львовском гетто. Однако в 2021-м ее слова, вынесенные в урбанистическое пространство Вавилона-Берлина, приобретают не только новый смысл, но и новый язык.

Дело в том, что буквы на стене – латинские, еврейские и арабские. Еще здесь есть странные знаки, которые можно принять за абстрактные рисунки, но на самом деле это протоивритский шрифт. Особо бросаются в глаза выпирающие балконы с надписями на арабском. Откуда арабский, зачем здесь он? Казалось бы, где модернистская поэзия на идише и европейская философия – и где какой-то ориентализм?

Впрочем, однажды я уже видела работу этой художницы, в которой она тоже смешивала языки. Тогда на тонких полосках бумаги, сплетенных в полотно, Элла Понизовски-Бергельсон много раз вывела каллиграфическим почерком – то на иврите, то на арабском – одно из имен Всевышнего. Но в израильском музее у этого смешения языков был один смысл, в Берлине же он – совершенно другой. И если вдуматься, то здесь параллели между арабским и идишем улавливаются крайне причудливые.

Идиш громко зазвучал в Берлине в начале ХХ века. Местные евреи уже давно говорили только по-немецки – и вообще считали себя немцами, когда сюда хлынули волны еврейских беженцев из Польши и Российской империи. Для большинства Берлин был перевалочным пунктом на пути в США, но те, у кого хватило средств добраться только до Германии, задерживались на несколько лет. Так вскоре в Берлине возник внутренний штетл, город в городе – район Шойненфиртель с хедерами, талмуд-торами и хасидскими синагогами. В нем все говорили на идише.

Ассимилированные немецкие евреи смотрели на новеньких с нескрываемым презрением. Диковатые люди в странной одежде, со своими громкими молитвами и суевериями, не привыкшие мимикрировать под европейское общество. Да еще и говорят на этом «испорченном немецком»! Местные евреи такого родства стыдились.

Не нравилось новое соседство и немцам. В 1923-м, за десять лет до официального национал-социализма, в квартале восточных евреев произошел погром. Поводом стал слух, что все пособия по безработице достались евреям, а немцам не хватило. Вот и вечный, как мир, мотив «мигранты живут на пособия и воруют наши деньги». Конечно, по сравнению с погромами в Восточной Европе этот был совсем несерьезный – «всего-то лишь» разграбили еврейские лавки и избили несколько человек.

В общем, оба языка, идиш – в историческом контексте и арабский – в контексте сегодняшней ситуации, напоминают о чем-то неудобном, возмутительном, вызывающем отторжение. Все это история о неприязни к «другому», вечная проблема ксенофобии – как в 1923-м, так и в 1939-м или 2021-м. Для условного западного человека что идиш, что арабский – набор иероглифов, буквы без значения, белый шум, понятный не более, чем нам с вами – протоивритский шрифт. И в этом контексте идиш – язык без государства и без армии – стал на улицах Берлина оптимальным символом всех странствующих и бездомных.

Автор закончила магистратуру по идишистике Еврейского университета в Иерусалиме. Живет в Берлине, ведёт проекты, посвященные идишу и идишской литературе.