Еще лет двадцать назад это был самый веселый день в нашей семье. В строительстве и украшении сукки участвовали все мои дети, так что это был скорее не труд, а веселая игра, во время которой мы перекидывались шутками, прикидывали, кого из друзей пригласим в каждый день праздника, и решали, каких украшений для праздничного шалаша, так напоминающих елочные игрушки моего детства, ещё прикупить.

Но в последние годы всё изменилось: старшие дети давно разъехались, и каждый из них строит свой шалаш. А младший, хотя пока и живёт с нами, но постоянно занят – его не дозовёшься. Однако всё равно каждый год, на следующий день после Судного дня, я приступаю, теперь уже в одиночестве, к строительству шалаша, в котором мы должны сидеть в дни праздника Суккот. Или Суккес, как произносили наши деды и прадеды.

Я сам вытаскиваю во двор уже проржавевшие на концах балки металлического каркаса, изрядно обветшавшие за эти годы полотняные стены и наконец сам «схах» – соломенную крышу. Поначалу этот процесс дается мне тяжело – я буквально чувствую тяжесть легших на плечи прожитых десятилетий. Но затем втягиваюсь и даже начинаю получать от этой работы удовольствие – как в детстве, когда собирал поделки из конструктора.

Великий Михаил Бахтин как-то назвал евреев «карнавальным народом» и, как и во многих других случаях, оказался необычайно точен. Мы, в сущности, не живем, а играем нашу жизнь, примеряя на себя те или иные маски. Мы – мастера перевоплощения, и, может, поэтому среди нас так много хороших актеров и писателей. Неслучайно одним из символов нашего народа стал скрипач на крыше, которому надо отыграть свою мелодию и при этом не упасть и не сломать себе шею.

По себе знаю: любая книга начинает по-настоящему писаться и удаваться только после того, как ты окончательно сольешься с её героем, полностью перевоплотишься в него – и тогда тебе вдруг откроются все его явные и тайные мотивы и помыслы, и ты внезапно окажешься в самых глубоких тайниках его души.

Строя шалаш, я в какой-то момент перестаю быть самим собой и вдруг начинаю ощущать себя нашим праотцем Авраамом, вышедшим по повелению Творца из родного Ура Халдейского неведомо куда – «в землю, которую Я укажу тебе». Каково было ему, жителю самой развитой на тот момент цивилизации, превратиться в кочевника и вместо привычного городского дома со всеми положенными к тому времени удобствами строить свой первый шалаш или, точнее, шатёр для себя и своей Сарры?! И был он в ту пору уже постарше меня сегодняшнего, так что вряд ли ему было легко.

Но вот для его сына Ицхака палатка была уже привычным местом обитания, а для его внука Яакова, похоже, куда более предпочтительным, чем городские дома – именно поэтому ему было так неуютно в богатом доме его тестя Лавана, а потом и в египетском дворце своего сына Иосифа. Да и устремления детей Яакова были те же: скотоводы по призванию, они поселились в Египте не в столице рядом с взошедшим на вершины власти огромной империи братом, а в земле Гошен с ее привольными пастбищами.

Когда каркас шалаша собран, я начинаю обтягивать его полотняными стенами, превращаясь в какой-то момент в священника-левита, в очередной раз собирающего Переносной Храм во время наших сорокалетних странствий по пустыне. В конце концов, что собой представлял Переносной Храм, если не тот же большой шатёр-конструктор с приложенной к нему подробной инструкцией по сборке?! И как же это в самом деле было удобно! Пришло время для новой стоянки, собрал конструктор – и всё на своем месте: и жертвенник, и Святая Святых, и двор для молитвы.

А застилая крышу шалаша, я ощущаю себя простым евреем, только-только вышедшим из рабства. В Египте, кстати, если многое забыть, было совсем неплохо: жили в каких-никаких, но собственных домишках, был вполне нормированный рабочий день, а за работу выдавали рыбу, овощи и даже отменное египетское пиво по местным праздникам. А здесь, в пустыне, надо то и дело разбирать и собирать шалаш на новом месте. Хорошо, если есть дети, а когда года уже катятся к старости и всё надо делать в одиночку со своей старухой?!

С другой стороны, в шалаше тоже совсем неплохо! Надо только сделать его попросторнее и украсить получше – так, чтобы в нём можно было принимать побольше гостей, как это любил делать наш праотец Авраам, от которого любовь к гостеприимству унаследовали все его потомки.

Вот так, по мере сооружения шалаша, стежок за стежком я прокладываю шов от себя к своим далеким предкам. В сущности, в этом и есть главный смысл праздника – ощутить себя частью вечной и неразрывной еврейской цепочки. И об этом напрямую сказано в Пятикнижии: «Сидите в шалашах семь дней, чтобы знало потомство ваше, что поселил Я сынов Израиля в шалашах, когда выводил их из земли египетской».

И что любопытно – мы сохраняли верность этой заповеди, где бы нам ни приходилось жить. Есть множество рассказов о том, как даже оказавшись в ссылке на Крайнем Севере, евреи продолжали упорно ставить праздничный шалаш, вырубая в вечной мерзлоте ямы для его несущих столбов – хотя высидеть в шалаше в это время года в тех местах было возможно разве что в настоящей яранге.

Так Суккот стал праздником свободы – вечным напоминанием о том, что жить свободным человеком в ветхом шалаше куда предпочтительнее жизни раба в самом роскошном дворце. И эту истину, это стремление к свободе мы тоже пронесли сквозь века, не раз бывая в первых рядах самых различных, совсем не наших революций, которые зачастую оборачивались лишь новой горечью разочарований для нашего народа.

Сколько раз многим из наших предков казалось, что вот они наконец-то стоят на ногах и построили прочный дом, в котором проживут их дети и внуки. Но в точности, как в книге Иова, приходил «ветер с пустыни» и уносил всё. И надо было снова спешно собирать пожитки – если на это давали время – и перебираться на новое место, чтобы начать всё заново. На новом месте тоже можно построить новый дом, вот только не стоит забывать, что какими бы прочными ни казались его стены, это всё равно на самом деле только шалаш. Сейчас многим в Израиле хочется верить, что мы живем в дни исполнения пророчеств и наши дома здесь простоят вечно. Хотелось, чтобы так и было, но кто знает?

Я не знаю, любите ли вы Суккот так, как люблю его я – за пот, пролитый при строительстве сукки, за длинную праздничную молитву, после которой так здорово собраться с друзьями в шалаше и пусть хоть ненадолго вкусить ощущение подлинной свободы без всяких мыслей о завтрашнем дне. Так что, милости прошу к нашему шалашу!