Как спится немцам

Простим друг друга: мы им — наших замученных и убитых, а они нам... наших замученных и убитых.

Недавно на украинском сайте «Iсторична правда» прочла статью, которая начинается с высказываний молодых людей, узнавших, что несколько пожилых немцев хотят приехать на Украину, чтобы поклониться могилам своих отцов, погибших здесь во время войны. Цитирую в переводе: «А что их отцы забыли тут во время войны? Наверное, просто прогуливались? Детки могут быть уверены, что их папочкам тепло и уютно в аду». А дальше идет «полемика», если можно так назвать пространный ответ журналистки, излагающей общепринятое сегодня мнение, что не все немцы были нацистами и убийцами и что Сталин был не лучше Гитлера. И, конечно, приводит она, как и положено, «железный» аргумент: война давно закончилось и пора простить друг друга.

Пожалуй, насчет нацистов и убийц я соглашусь, что не все, но с одной поправкой: не все, но абсолютное большинство. И это утверждают сами немецкие историки, изучающие сегодня Холокост. Я слушала доклад доктора Вольфа Кайзера в Доме Ванзейской конференции, когда украинский историк (не буду указывать фамилию) решил прокомментировать выступление и в лучших советских традициях начал объяснять, что не удалось оболванить весь народ Германии и что многие тысячи немцев помогали евреям. «Умереть?» – раздался вопрос из зала. Но комментатора реплика слушателя не остановила. Он продолжал убеждать нас в виновности исключительно Гитлера и верхушки Рейха.

«Факты и цифры свидетельствуют о другом, — мягко возразил украинскому коллеге доктор Кайзер, — большинство немцев если и не были причастны непосредственно к убийствам, радовались депортации евреев и всячески ей содействовали».

Кстати, газета «Дер Штюрмер», где почти до самого конца войны публиковалась откровенная антисемитская пропаганда и призывы к насилию над евреями, стала любимым изданием граждан «чисто арийской» национальности. Еще несколько лет назад историки были уверены, что так называемые «письма читателей» сочиняли сами сотрудники редакции, как это часто делается. Сегодня выяснилось, что письма, содержащие доносы и фотографии, были подлинными и написаны реальными людьми. Например, «патриот» прислал в редакцию фото вывески еврейского магазина с комментарием, что до сих пор не прикрыли еврейскую лавочку и «они» продолжают наживаться на трудовом немецком народе. «Патриот» просит редакцию принять меры. Или школьный учитель прислал «трогательную повесть» о том, как он ведет в классе урок, рассказывая детям о вреде, который наносят евреи немецкому государству. Лучших читателей-«писателей» редакция газеты поощряла ценными подарками. Не редкостью были и студенческие выступления против «еврейского засилья». Ирония судьбы: если в начале 19 века в Германии студенты были носителями идей свободы, то через 100 лет они, сжигая книги, стали пропагандистами беззакония. И как тут не вспомнить Гейне: «Там, где сжигают книги, будут жечь людей».

Возможно, я не дочитала бы ту статью в украинской газете (мало ли у нас «прощателей», в том числе и ревизионистов Холокоста), если бы не удививший меня момент. В нарушение журналистской этики, пользуясь «для убедительности» Caps Lock, автор объясняет причины появления неонацизма в Германии. Оказывается, «несчастным» современным немцам наносят огромную психологическую травму, рассказывая о том, чем занимались их дедушки. В ответ возникает тоже «психологическая» защита — неонацизм. Спасибо, конечно, наконец-то объяснили. «Всезнающего» автора, скорее всего, не переубедить. Но очень хочется вспомнить некоторые факты. Ведь забыть и никого не «травмировать» пытались еще с конца 40-х.

В 1947 году в Германии ввели анкетирование. Каждый немец должен был рассказать о себе всю правду, ответив на 131 вопрос: где родился, где жил, чем занимался в 30-х и 40-х. Смысл анкетирования — подвести черту под прошлым, забыть и с оптимизмом устремиться в будущее.

1949-й — первая амнистия нацистских преступников. 1950-й — в конституцию ФРГ внесена статья 131, разрешающая бывшим нацистам и эсэсовцам вернуться на свои рабочие места. И они вернулись: в полицию, юстицию, в министерства и ведомства.

«Как такое было возможно?» — все время пыталась я задать, как теперь понимаю, наивный вопрос немецким историкам. Но один раз мне ответили четко и без тактичных увиливаний: «Германию нужно было возрождать, стране были необходимы специалисты разного профиля. Всех не пересажаешь». «А нужно ли было возрождать?» — так и остался без ответа мой следующий вопрос.

Но вернемся к истории. 1953-54 годы — вторая большая амнистия и пересмотр результатов Нюрнбергского процесса. Освобождают многих преступников, осужденных в Нюрнберге. Именно в это время, к великой радости соотечественников, возвращается в родную деревню генерал-убийца Манштейн. Возникает новая партия нацистского направления, причем властям стоит больших трудов запретить ее. До начала 60-х в немецких школах деяния старшего поколения вообще не обсуждались. Более того, в 59-м прокатилась новая волна антисемитизма.

Перечислять можно еще долго. В ход истории вмешалось противостояние между Восточной и Западной Германией. Если на Западе в 70-х продолжали оправдывать преступления нацистов за сроком давности, то на Востоке, наоборот, начали проводить показательные процессы. Впоследствии все закончилось общенациональной дискуссией уже после объединения Германии. Только в 80-х начали изучать, что и в каком городе происходило. Нам трудно представить, но основной темой были «бедные немцы», ставшие жертвами нацистской пропаганды. И это уже после всемирно известных процессов, таких как суд над Эйхманом. «Они звери, бестии, — объясняли германские обыватели, — а мы здесь ни при чем». Мифы о немцах-жертвах не развеяны и сейчас. Ведь многие «несчастные» немцы должны были после войны сняться с насиженных мест.

Еще к вопросу о «психологической травме». Уже после вступления стран Балтии в Евросоюз многие бывшие эсэсовцы подали германским властям заявления с требованием выплаты пенсий. И что же? Германия выплачивала им пенсии. Понадобился специальный закон, чтобы это остановить.


Что происходит сегодня и привела ли политика денацификации к ожидаемому результату, я попыталась выяснить в беседе с заместителем директора Дома Ванзейской конференции доктором Вольфом Кайзером.

— Господин Кайзер, неужели достаточно было только массированного «промывания мозгов», чтобы большинство немцев стали убийцами или пособниками убийц?

— Нельзя говорить о том, что большинство немцев принимало участие в убийствах евреев. Но, с другой стороны, очень большое количество немцев было готово к тому, чтобы евреи были дискриминированы и ущемлены в человеческих и гражданских правах. Тем самым они создали обстоятельства, которые позволили радикальным антисемитам преследовать евреев вплоть до их физического уничтожения. Исходя из этого, мы можем сделать вывод, что не существует безобидной формы расизма или антисемитизма, потому что все это может вылиться в тяжелые преступления. И уже сам факт готовности принять дискриминацию или преследование какой бы то ни было группы населения с точки зрения расизма создает почву для дальнейших жестоких действий.

— Могло ли такое произойти в другой стране? Или все же с немцами что-то не так?

— В начале ХХ века Германия вовсе не была самым антисемитским государством в Европе или в мире. Напротив, множество евреев бежало из Российской империи от погромов, думая, что Германия — страна просвещенная, с гуманистическими идеалами и представлениями. Действительно, людей, терпимых к другим религиям, было достаточно в 20-е годы. Тем не менее оказалось, что для многих немцев самая агрессивная форма расизма и антисемитизма стала основополагающей идеологией. Но антисемитизм существовал и в других государствах.

— Невозможно сравнивать. Такого масштаба преступлений и такого количества убийств на расовой почве не было нигде. Количество жертв нацистов несравнимо с числом погибших в погромах или от рук местного населения оккупированных стран.

— Разница только в том, что подобная нацистам радикальная группировка не смогла получить государственной власти в другой стране. Обратите внимание, что национал-социалисты пришли к власти не потому, что они были антисемитами, а в силу совершенно других обстоятельств. Но люди, которые выбирали эту партию, знали, что она антисемитская, и делали свой выбор сознательно. Именно поэтому можно сказать, что они виновны в последующем избрании Гитлера канцлером.

— Господин Кайзер, у евреев очень сильна семейственность. Я, например, думаю, что никогда бы не отказалась от своего дедушки. Наверное, нашла бы для него миллион оправданий, если бы его, не дай Б-г, обвинили в каком-нибудь преступлении. Все что угодно: это неправда, не верю, не он, не было этого, загипнотизировали, документы подделали и т. д. А разве у немцев не так? Не хранит ли любовно сегодняшнее поколение железные кресты своих совсем не далеких предков?

— Я родился вскоре после окончания войны, и мое поколение (не все, конечно, но многие) стало в конце 60-х активно заниматься изучением прошлого наших отцов. А уже в следующем за нами поколении появилось два очень любопытных явления. Одна группа людей утверждает, что их дед или прадед не мог ни при каких обстоятельствах быть преступником. Но это очень ограниченная группа. Есть другие люди (таких тоже немного), которые рассказывают, что в их семьях всегда все были против Гитлера, но доказательства этого, честно говоря, очень слабенькие. Что касается второй группы, то к ней можно относиться критически, так как утверждения этих людей мало соответствуют исторической действительности. Тем не менее я рассматриваю их позицию как положительный симптом.

— Явная ложь — положительный симптом?

— Да. Этот симптом показывает, что в нашем обществе, не во всех регионах и не на 100%, конечно, но все же существует некий консенсус в том плане, что мы осуждаем Гитлера. Ведь мой школьный учитель считал, что все, кто выступал против Гитлера и пытался совершить покушение на него, — предатели Родины. И думал он так совершенно искренне. А сегодня всю группу Штауффенберга мы воспринимаем как героев, хотя и героев-неудачников.

— Возможно, это ваше личное мнение?

— Я считаю, что сегодня большинство немцев думает, что участники покушения июля 44-го были героями. По крайней мере, их героизм заключался в справедливости попытки убить Гитлера. Критики Штауффенберга и его окружения говорят только о том, что они поздно решились на это.

— Все-таки в других странах люди, подобные Гитлеру, не смогли прийти к власти. Вы сами это отметили. И сегодня, с одной стороны, вы строите мемориалы и возводите памятники жертвам, а, с другой, — у вас люди спокойно живут прямо возле ворот бывшего концлагеря. Ничего их не смущает? Хорошо спится?

— Причин может быть много. Либо эти люди из поколения в поколение жили там и продолжают жить, либо у них не было никакой возможности найти другое жилье, они как-то попали туда и осели. Ведь дома остались, могли меняться жильцы, и в силу каких обстоятельств люди там оказались, сказать трудно. Но такое происходит по всей Европе и во многих странах. Другое дело, что, когда строятся новые здания в непосредственной близости от бывших концлагерей, возникают большие споры. Например, несколько лет назад недалеко от входа в Равенсбрюк задумали построить супермаркет. Как только стало известно о таком проекте, начались массовые протесты.

— Помогли протесты? Не построили?

— Здание построили, но супермаркета в нем нет. Оно стоит пустое.

— Хочу задать вам личный вопрос. Почему вы выбрали для изучения такую не очень удобную для немца тему, как Холокост?

— В Германии от этой темы уйти никому нельзя, потому что она все время сохраняет актуальность. Но перед тем как прийти к изучению Холокоста, я занимался другими, более положительными моментами в истории моей страны: писал работы, которые были посвящены немецкому просвещению и демократическим традициям. Я думаю, что для моих сегодняшних исследований национал-социализма и Холокоста именно знания позитивных течений в истории Германии дают мне внутреннюю поддержку.

— Мне было тяжело приехать в Германию. Доктор Кайзер, подскажите, как нам жить сегодня.

— Два основных вопроса, которые нужно решить, — это сохранение мира там, где он существует, и восстановление мира там, где его нет. И так по всему земному шару. А вторая важная вещь — борьба с идеологическими тенденциями и течениями, которые направлены на неравенство людей между собой. Я считаю, что это два основных направления, в которых следует думать и по которым нужно жить нам всем.

— Благодарю вас, господин Кайзер. Думаю, что таких людей, как вы, очень мало.