Шалтай-Болтански

Говорил с китами, продавал душу Тасманскому Дьяволу и создавал такие инсталляции, от которых плакали все на Венецианских биеннале. В Париже умер 76-летний художник и режиссер Кристиан Болтански.

Родители считали его ребенком победы: он родился в сентябре 1944 года в Париже – всего через несколько дней после освобождения города от немцев. Вот почему полное имя художника – Кристиан-Либерти. Его дедушка и бабушка по отцу были одесскими евреями, эмигрировавшими во Францию в 1892 году. Болтански рассказывал, что в 1956-м вместе с родителями он был в СССР. Отправились они в рамках той поездки и в родную Одессу. Но отец повернул, не доехав до города всего несколько километров: позже признался, что был не готов въехать в город, где погибли все его родственники, и что хотел оставить Одессу в своих воспоминаниях такой, какой он знал ее со слов родителей.

Сам отец мальчика чудом выжил во время оккупации Парижа – все те годы скрывался в подвале собственного дома. Сразу после того как немцы вошли в Париж, он разыграл на глазах у соседей скандал с женой – и, хлопнув дверью, ушел. Вскоре мать «по секрету» поведала всем интересующимся, что он ушел к другой и знать она о нем не знает – и не хочет знать. Это сработало. Но два года, проведенных в подвале, не могли не сказаться на характере мужчины. Вот что вспоминал Кристиан: «Он был абсолютно оторван от реальности, не имел ни желаний, ни друзей, ничего».

Впрочем, нелюдимой казалась вся семья. Так, в 12 лет Кристиан перестал посещать школу, а до 18 лет не выходил из дома один. «Вся наша жизнь была следствием этой трагедии – родители как будто боялись расстаться друг с другом и со мной и моими братьями, – рассказывал Болтански. – Утром мы садились в машину, мама отвозила папу на работу, нас в школу, вечером мы так же возвращались. Спали в одной комнате. Я постоянно слышал об оккупации. И если у истоков судьбы любого художника лежит травма, то моя травма состоит в том, что с двух-трехлетнего возраста я постоянно слышал истории выживших, переживших ту трагедию».

Забросив школу – он так и не получил в будущем никакого профильного образования, – Болтански начал заниматься творчеством. Сначала лепил фигурки из глины, потом занялся живописью. В ранних картинах можно найти и масштабные исторические явления, и одиноких персонажей, но все это всегда в крайне мрачной обстановке – к примеру, на фоне гробов. В какой-то момент отец Кристиана пригласил оценить картины основоположника сюрреализма Андре Бретона, с которым дружил еще до войны. Писатель, посмотрев их, пожелал юноше оставить художества и задуматься о другой профессии.

Известность пришла к Болтански в 60-е годы после выпуска серии авангардных короткометражных фильмов и публикации дневниковых записей о своем детстве. Правда, Кристиан не скрывал, что в «мемуарах» правда переплетается с вымыслом, и предлагал читателям и зрителям самим определиться, чему верить, а чему нет. Часть дневниковых историй он предоставлял в общий доступ, другую рассылал отдельным критикам и представителям арт-сцены. Последние тут же спешили их опубликовать и тем подогревали интерес к молодому художнику. Сегодня эти письма признаны выдающимися образцами мэйл-арта, а тогда позволили художнику весьма оригинально заявить о себе, заинтриговав публику.

Первая персональная выставка Болтански прошла в 1968 году в театре Ранелаг: помимо художественных работ показывали короткометражную ленту «Невозможная жизнь Кристиана Болтански». Всех поразила новизна подачи: больше половины мест в зале занимали куклы в человеческий рост – между ними уже и рассаживались зрители.

Постепенно Болтански почти полностью отошел от фигуративной живописи и вплоть до середины 70-х плотно погрузился в фотоискусство, продолжая придерживаться автобиографичных тем в своих работах. В 1972 году он впервые принял участие в престижной выставке современного искусства Documenta в немецком Касселе. С тех пор он ежегодно выставлял свои работы там, а наряду с этим – и на Венецианской биеннале. Постепенно фотопроекты Болтански становились все более масштабными. В 1984 году работы Болтански показали в Государственном музее современного искусства в Париже. Мир только узнал его как фотографа, но уже в 1986-м Болтански сменил жанр – и стал заниматься инсталляциями.

Инсталляции Болтански нередко сравнивали со спектаклем, в котором абсолютно все: звуки, запахи, ощущения – подчинены единому замыслу. Взять, к примеру, инсталляцию «Никто», впервые показанную в Гран-Пале в Париже. Это было 13,5 тысячи квадратных метров, устланных поношенной одеждой. Посередине возвышалась 15-метровая гора из пальто. Все это освещалось холодным светом, в помещении поддерживалась температура шесть градусов. Довершал картину звук наложенных друг на друга сердцебиений нескольких тысяч людей. Звуки сердцебиений были, кстати, в основе другого проекта Болтански – там насчитывалось почти 20 тысяч разных аудиозаписей.

Старая одежда, обувь и выцветшие фотографии – это любимый прием Болтански. «У ношеной вещи всегда есть едва уловимый запах, оставшийся от ее владельца, – объяснял художник. – Он напоминает, что вчера ее кто-то носил, она кому-то принадлежала. А сегодня вещь осталась, а жив ли хозяин – кто знает. Старые фотографии тоже всегда напоминают об отсутствующем, об умершем. Все это наводит на размышления, как мимолетна жизнь». Тема прошлого, памяти и смерти считается центральной в творчестве Болтански. Многие его работы были про Холокост или ассоциировались с ним: «Реликварий», «Памятник – Одесса», «Призраки Одессы», «Дети Дижона».

Инсталляцию «Шанс» показали в 2011 году на 54-й Венецианской биеннале. Это был огромный конвейер, по которому беспрерывно перемещались фотографии младенцев, направляемые в разные стороны: одни – вверх, другие – вниз. В прессе тут же появилось мнение, что это образ конвейера смерти нацистских лагерей. Художник опроверг эту догадку – в его задумке это колесо фортуны, распределяющее судьбы.

Ошибочно интерпретирована была и его инсталляция «Дети Дижона», в которой художник опять же использовал фотографии 200 детей. Все сочли, что это дети, погибшие в концлагерях, но герои снимков были живы и здоровы – они сами подарили свои детские фотокарточки художнику для инсталляции. «Каждый видит то, что хочет видеть», – говорил на это Болтански. По его словам, он стремился, чтобы «зрители, глядя на картину, начали задавать себе целую цепочку вопросов, а через ответы на них приходили бы к лучшему пониманию себя».

Что касается Холокоста, прямой отсылки к нему нет ни в одной работе Кристиана Болтански. Он никогда не использовал фото жертв, считая это кощунственным. «Да, мои работы зачастую о смерти. Взять хотя бы тех же “Детей Дижона” – в каком-то смысле они умерли, исчезли, став взрослыми. Но Холокост для меня что-то настолько сакральное, что должно быть неприкосновенно. Мне кажется, что даже хорошие фильмы о Холокосте невозможны. Единственный, который мне нравится, это “Шоа” Клода Ланцмана – интервью и никаких образов. Конечно, большинство моих инсталляций связаны с Шоа, но я никогда не хотел и не позволю себе об этом говорить напрямую».

Работы Болтански принято относить к «сентиментальному искусству», вызывающему у зрителей сильные эмоции. Плачущих людей на его инсталляциях действительно было немало. Но Болтански все же не был рыцарем печали. К примеру, в памяти коренных жителей Патагонии он остался «сумасшедшим, который пытался говорить с китами». Это просто Болтански в какой-то момент установил в пустыне Южной Америки огромные трубы, через которые транслировал в океан звуки, похожие на те, что издают киты. Болтански хотел узнать у китов тайны мироздания и разработал для этого – совместно с акустиками и зоологами – целый алгоритм. Но киты так и не ответили.

А в 2010-м Болтански заключил сделку с «дьяволом», продав свою жизнь. Это было пари с Дэвидом Уолшем – тасманийским миллиардером, часто называемым Тасманийским Дьяволом. Уолш получал право ежедневно наблюдать за жизнью художника через видеокамеру – в режиме реального времени, 24/7. За это он платил Болтански что-то вроде зарплаты, но обещал выдать и итоговую кругленькую сумму, если художник проживет больше восьми лет. После Уолш обещал платить и за каждый прожитый день сверх этих восьми лет. Вскоре у Болтански была диагностирована онкология. Но он с ней какое-то время успешно боролся. «Действие нашего контракта прерывается с первой смертью», – пояснял Болтански. Уолш перестал перечислять ему деньги 14 июля 2021 года.