«Еврей – и всё!»

В Москве простились с Михаилом Жванецким – писателем-сатириком, которого, впрочем, чаще называли экспертом по жизни. Нам всем будет не хватать его тонкой и остроумной игры словами, неизменно бьющими не в бровь, а в глаз.

«Знаменитый еврей. Как отношусь? С интересом отношусь. Знаменитый, конечно, но еврей. Но знаменитый. Но еврей. Хотя и знаменитый. Это не отнять, конечно. Если учесть, что еврей, то каким бы ни был знаменитым… Ну а если знаменитый, ну и что? Еврей – и всё!»

Ровно месяц назад Михаил Жванецкий как будто устроил репетицию своей смерти – по крайней мере, творческой точно. Он сообщил, что уходит со сцены. И какое счастье, что он еще при жизни мог прочитать тысячи комментариев, которые шквалом обрушились на это его заявление. «От кого же мы теперь будем черпать правду? Спасибо вам за труд!», «Вы начинали как юморист, но стали философом, экспертом по жизненному контенту», «Спасибо вам за ваш гений, за умение говорить о жизни так, как нам даже думается с трудом!», «Полвека вы открывали нам глаза на нашу жизнь, учили нас самоиронии, да что там – теперь в каждом из нас есть немного Жванецкого».

Жванецкий умел вызвать смех тонко, интеллигентно, намеками. Как-то в 2015 году его пригласили выступить на церемонии ТЭФИ – эту премию вручают в России за высшие достижения в области телевизионных искусств. Российское телевидение к тому моменту много раз уже себя дискредитировало. Но Жванецкий пришел. И прочитал миниатюру, как молодая сотрудница телеканала учит шутить известного писателя-сатирика.
– Это телевидение, это не для умных, дед. Для рейтинга в лоб надо. Дома будешь намекать бабке своей, а с экрана – репризой в дых! Это же с экрана, там – всем, чем попало можно! Миллионы там: хватает и придурков, и умные есть, но для рейтинга умных мало. Все нужны! А из-за таких, как ты, дед, хохот приходится давать в записи, одалживать в цирке, в зоопарке…

В общем, никто в зале не смеялся. Жванецкому даже не дали дочитать до конца. И потом полностью вырезали его выступление из записи. Но, к счастью, технологии были уже на высоте – и видео появилось в сети. Кто еще, кроме Жванецкого, смог бы так высмеять виновников торжества? Не в бровь, а в глаз. Льстить, поддакивать и восхвалять он не умел – за это его и любили. А еще – за уникальное чувство момента и непревзойденное владение словом. Слова были его главным инструментом, он мастерски жонглировал ими и играл: «Лучше длинная живая очередь, чем короткая автоматная», «Лучше с любовью заниматься трудом, чем с трудом заниматься любовью». С такой игрой словами Жванецкому уже не нужно было ни менять голоса и образы, ни нарочито актерствовать мимикой. Он и так доносил до зрителя глубокий смысл своей философии.

В родном городе Жванецкого – Одессе – известие о его смерти встретили трауром: на всех государственных учреждениях были приспущены флаги. «В связи со смертью выдающегося одессита, который прославил Одессу на весь мир», – объяснили власти и тут же стали обсуждать планы по установке памятника великому сатирику: на бульваре, который уже больше десяти лет носит его имя.

Родился Жванецкий в 1934 году, войну провел в эвакуации с матерью в Ташкенте. Вернувшись в Одессу после её освобождения, он закончил школу и поступил в местный институт инженеров морского флота. Там вместе со своими друзьями Романом Карцевым и Виктором Ильченко он создал студенческий театр, название которому придумал такое – «Парнас-2», по аналогии с горой, на которой, согласно древнегреческим мифам, обитали музы.

После института Жванецкий семь лет работал в одесском порту механиком по кранам. Но когда в Ленинград – в театр миниатюр к Аркадию Райкину – уехали один за другим его лучшие друзья, Карцев и Ильченко, Жванецкий тоже не выдержал. «В итоге он сорвался с места, уволился из порта и уехал в Ленинград в никуда, “на лавочку”, – рассказывала нам об этом эпизоде вдова Виктора Ильченко Татьяна. – Ни работы у него там не было, ни родни. Поддерживали его Ильченко и Карцев, которые получали по 88 рублей. Они ютились в съемной комнатушке и как могли подкармливали голодного Жванецкого. Миша писал, пытался предлагать свои произведения Райкину. Но тот не очень в них нуждался: для него писали Генриары – Генин, Рябкин и Рыжов, три эстрадных писателя, и известные юмористы Хазин и Поляков. Райкин иногда брал миниатюры Жванецкого, но они в основном “складывались в сундук”».

На самом деле, монологи Жванецкого часто вставлялись в программу театра Райкина, просто начинающему сатирику за них не платили. Сам Михаил Михайлович так вспоминал об этом: «Аркадий Исаакович относился ко мне прекрасно. Он говорил: “Миша, вот этот текст мы берём, этот берём”. Берём-берём-берём. У меня всё брали! Но он никогда не говорил: “Заплатим”. Я очень его уважаю, но до сих пор не понимаю, как ему не пришло в голову спросить, на что я живу. Наконец я решился».

Жванецкий был принят на должность заведующего литературной частью театра. Простота, лаконизм и живость его текстов довольно быстро сделали его главным автором Ленинградского театра миниатюр. Сотрудничество двух классиков – Райкина и Жванецкого – продолжалось шесть лет. Миниатюры, придуманные Жванецким – «Участковый врач», «Авас», «В греческом зале», – в момент становились популярными и расходились на цитаты. Но о самом Жванецком мало кто знал: со сцены выступал Райкин, а авторство текстов не было принято озвучивать.

Вот что писал Райкин в своих мемуарах: «Наступил момент, когда подобное положение Жванецкому показалось обидным. Слыша в троллейбусе реплики собственного сочинения, он подчас хотел обратить внимание пассажиров на то, что автор-то – вот он, едет вместе с ними. В общем, в какой-то момент мы перестали быть друг другу нужны. Жванецкий – сам себе театр. Когда он выходит на цену со своим старым портфельчиком, битком набитым текстами, то не нуждается ни в ком, кроме слушателей». Но это Райкин писал уже гораздо позже, с высоты прожитых лет, а тогда, в 69-м, он взял и в сердцах уволил Жванецкого – за то, что тот начал читать свои миниатюры в институтах, чтобы как-то подзаработать.

Вслед за Жванецким заявление об уходе по собственному желанию написали Ильченко и Карцев. «Три внутренних мира, обнявшись, идут по Пушкинской к морю, – писал Жванецкий. – К морю, которое, как небо и воздух, не подчинено никому. Мы идем к морю, и наша жизнь здесь ни при чем. Она может кончиться в любой момент. Она здесь ни при чем, когда нас трое, когда такое дело, и когда мы верим себе». Все вместе они ушли от Райкина, вернулись в Одессу и создали там свой театр миниатюр.

«Время было уже не то, когда “Парнасу” помогал комсомол, – вспоминала вдова Ильченко. – Тогда была какая-то свобода, а теперь, для того чтобы что-то поставить, надо было пройти комиссию одесского обкома, потом приезжала комиссия из Киева, потом из Москвы. В общем, они начали репетировать программу “Как пройти на Дерибасовскую”. Но тут случилось ЧП – холера в Одессе. И когда они обратились за разрешением, им сказали: “Делайте, что хотите. Надо развлечь людей, чтобы не было паники”».

Это сыграло им на руку – они выступали с этой программой в Одессе, с ней же ездили на гастроли по всей стране. Впрочем, на гастролях им все равно было поначалу трудно собирать полные залы. Организаторы честно и прямо им говорили: «Вы знаете, у нас хорошо принимают только цыган и лилипутов». Тогда друзья шли на ухищрения и писали на афишах: «Они работали с Райкиным!» Но – шаг за шагом – такие уловки стали не нужны. Следом за программой «Как пройти на Дерибасовскую» Жванецкий написал еще два гениальных сценария: «Встретились и разбежались» и «Искренне ваш». В 1970 году Ильченко и Карцев стали – с миниатюрами Жванецкого – лауреатами Всесоюзного конкурса артистов эстрады. К ним пришла известность.

Жванецкий выступал в то время и сам в Одесской филармонии, но совсем немного. Как-то он прочитал там свои миниатюры вместе с Сергеем Юрским, сыгравшим Остапа Бендера в «Золотом телёнке» и директора школы в «Республике ШКИД». А Юрского сильно не любили – не могли простить тому дружбы с Бродским, Солженицыным и Барышниковым. Да и Жванецкий для того вечера выбрал один из самых своих критичных по отношению к советской власти текстов.

В общем, тот концерт они давали еще не раз – не только при полном аншлаге, но и в сопровождении отрядов милиции. Жванецкого стали вызывать в обком. Потом в какой-то момент Карцеву и Ильченко не разрешили прочитать миниатюры Жванецкого в Киеве – артистам устроили разгром, кричали вслед: «Ганьба!», «Нахалы».

И тогда троица двинула в Москву. С большим трудом, но все-таки друзья получили в аренду помещение на улице Горького и стали играть. Так появился Московский театр миниатюр, художественным руководителем которого – с 1988 года и до конца своих дней – и был Жванецкий. Впрочем, он успевал еще много чего. Регулярно публиковался в журнале «Огонёк» и почти 20 лет вел крайне популярную ежемесячную телепрограмму «Дежурный по стране». В ней он зачитывал свои монологи о важнейших событиях в стране – конечно, с присущим ему неизменным юмором: «В начале было Слово... И судя по тому, как развивались события дальше, слово это было непечатным».