Радионяня всего Союза

Его «Радионяня» вырастила поколения советских детей. А в его театр «Шалом» ходили не только евреи. На 91-м году жизни умер Александр Левенбук.

«Хорошая русская речь – это еврейская национальная черта», – говорил Александр Левенбук. Лучшее подтверждение его правоты – знаменитая программа «Радионяня», которая выходила на советском радио почти 20 лет. Она помогала миллионам советских школьников постигать тонкости грамматики, да и многого другого. Работали над ней почти одни евреи: Эдуард Успенский, Аркадий Хайт, Лион Измайлов и Владимир Шаинский. Евреями были и два из трех ее ведущих – Александр Лившиц и Александр Левенбук.

Сам Левенбук утверждал, что благодаря родителям усвоил русскую речь на отлично. «Они считали, что еврейский мальчик должен учиться только на отлично. За четверку меня презирали, а за тройку могли убить. Благодаря такой семейной традиции школу я окончил с медалью, а институт – с красным дипломом», – писал он в одной из своих книг.

Однако первые школьные годы Левенбука были не такими уж простыми. В восемь лет, когда началась Великая Отечественная, он вместе с матерью и сестрой-студенткой уехал из родной Москвы в эвакуацию в Уфу. Жилось там холодно и голодно – любимым лакомством маленького Саши в те годы был запеченный лук. В 1943-м, когда гитлеровцев отогнали от столицы, семья вернулась в Москву. «Мой отец во время войны работал там компьютером», – шутил артист. Левенбук-старший обладал фотографической памятью и мог мгновенно запоминать тексты и изображения. Поэтому Министерство обороны привлекло его к составлению железнодорожных карт СССР и Европы для военных целей.

Еще в школе Саша увлекся самодеятельностью и мечтал стать актером. Но аттестат зрелости он получил в начале 1950-х, когда усилилась борьба с антисемитизмом. В итоге ни в один из театральных вузов его не взяли из-за квот по «пятой графе». Абитуриенту так и сказали в приемной комиссии: «Слишком много евреев». Впрочем, он отнесся к отказу достаточно легко и подал документы в Первый мед. Его мать была выдающимся акушером-гинекологом, сестра также стала известным врачом, поэтому Левенбук решил не нарушать семейную традицию.

Врачом он все-таки не стал, но ни секунды не жалел о полученном медицинском образовании. «Я никогда не променял бы медицинский институт на театральный, – говорил он впоследствии. – Медицина о человеке знает больше». И это были не просто слова. Однажды Левенбука, активного участника студенческой самодеятельности, заметили на одном из капустников. Ему предложили перейти сразу на второй курс Щепкинского училища – и он отказался.

Как ни странно, именно этот отказ привел Левенбука на профессиональную эстрадную сцену. Художественная самодеятельность свела его со студентом того же вуза Александром Лившицем, который стал его бессменным творческим партнером и лучшим другом. Знакомство началось с разногласий. «Мы увидели номера друг друга, раскритиковали их в пух и прах и решили, что это хорошая основа для совместной работы, – смеялся Левенбук. – Потом мы тоже ругались не переставая, но серьезных ссор никогда не было».

Левенбук и Лившиц создали дуэт и однажды стали лауреатами на конкурсе артистов эстрады. Это дало двум начинающим врачам повод уйти из медицины и зарабатывать выступлениями. Правда, в профильной медицинской газете появилась заметка «В погоне за длинным рублем», где несостоявшихся медиков пропесочили как следует. Первое время они выходили на сцену со страхом – боялись, что из зала раздастся свист. Но вместо свиста неизменно звучали аплодисменты. «То ли статью никто не читал, то ни на нее просто не обратили внимания», – говорил Левенбук.

Артисты быстро стали известными, объездили с гастролями чуть ли не весь Советский Союз, давали по несколько концертов в день. У них появились свои эстрадные программы, и в одной из них, «Пиф-паф», состоялся дебют будущей примадонны Аллы Пугачевой.

Требовалось спеть несколько сатирических песенок. Известных певиц Левенбук и Лившиц даже не пытались звать – все равно бы не пошли. Они попросили найти на эту роль талантливую студентку или начинающую неизвестную артистку. И тогда им привели из музыкального училища имени Ипполитова-Иванова 15-летнюю Аллу Пугачеву. Когда девушка села за рояль и стала петь, артисты сразу поняли, что именно такую исполнительницу они и искали: ее даже не нужно было ничему учить. Совместное творчество на этом и закончилось, но дружба Левенбука и Пугачевой продлилась десятилетия.

В «Радионяню» по рекомендации попал уже сам Левенбук. Его вместе с Лившицем предложил на роль ведущих один из главных создателей программы – признанный мэтр советского радиовещания Николай Литвинов. Он же составил с ними эфирное трио. Литвинов выступал в амплуа мудрого наставника, а «Алик» Левенбук и «Саша» Лившиц стали любознательными учениками, чьи ошибки он поправлял. Программа сразу же понравилась слушателям: в ней не было назидательности – ведущие не притворялись школьниками, но при этом разговаривали с детьми на равных. В редакцию приходили мешки писем. «С некой фамильярностью, но все звучало естественно, и это подкупало, – объяснял успех программы Левенбук. – Люди, и дети в том числе, не любят, когда их учат. А когда другой ошибается, можно невольно научиться на его ошибках».

Запуск программы совпал с назначением на пост председателя Госкомитета по телевидению и радиовещанию Сергея Лапина. С его именем ассоциируется ужесточение цензуры, а также вытеснение с телевидения и радио евреев. По национальному признаку он перекрывал эфир даже очень популярным в то время артистам – Эмилю Горовцу, Вадиму Мулерману, Нине Бродской, Майе Кристалинской и многим другим.

Как ни удивительно, «Радионяню» не трогали, хотя ее делали сплошь евреи. Левенбук долго недоумевал по этому поводу и однажды через знакомых, имевших связи в верхах, попытался это выяснить. Разгадка оказалась простой: передачу очень любил Брежнев. Он собирал все ее записи для своих внуков и постоянно интересовался, когда же выйдет следующая пластинка. Естественно, при таком раскладе о репрессиях и речи не шло.

Но от вездесущей советской цензуры не спасала даже благосклонность генсека. Чтобы выпуск попал в эфир, он должен был пройти 12 инстанций. «Цензура раздражала сильнее всего, что на радио, что на эстраде, – вспоминал Левенбук. – Порой доходило до абсурда. Однажды в песне из 12 куплетов 11 цензоров поочередно вырезали 11 куплетов, а 12-й убрал последний, но зато вернул предыдущие 11».

Да и еврейское происхождение, хоть и не мешало выступать в «Радионяне», стало препятствием для выездов за рубеж. Не то чтобы их с Лившицем совсем не выпускали – но на каждое разрешение приходилось несколько отказов. Формулировка была та же самая, что и при неудачном поступлении в театральный вуз: «Слишком много евреев».

Еврейство сыграло Левенбуку на руку только в период перестройки: в 1988 году он занял пост художественного руководителя театра «Шалом», созданного на базе Московского еврейского драматического ансамбля. Когда утверждали Левенбука, его спросили, будет ли он ставить Островского. Тот ответил, что нет: кто поедет смотреть на окраину Москвы «Грозу», когда ее блестяще ставят в Малом театре? Ответ чиновникам не понравился, и кандидатуру Левенбука чуть не «зарубили». Помогло вмешательство Иосифа Кобзона – он приложил немало усилий к созданию «Шалома», а впоследствии был его постоянным патроном. Левенбук потом любил повторять, что на должность худрука его устроил Кобзон.

Левенбук всегда гордился, что в «Шалом», в отличие от большинства еврейских театров мира, ходят не только евреи: «У нас есть зрители разных национальностей и половина труппы – неевреи. Мы – еврейская организация объединенных наций». Нередко худрука упрекали, что спектакли идут не на идише. На это он справедливо отвечал, что ставит спектакли на языке современных российских евреев, а идиш бы никто не понял. Впрочем, одновременно он считал, что уход идиша – это потеря для еврейской культуры.

«Шалом» Левенбук возглавлял более 30 лет – с 1988 по 2021 год: и занимал пост худрука, и сам играл во многих спектаклях. На пенсию он ушел только в 88, но и после этого участвовал в творческих вечерах, появлялся на телевидении и радио, давал интервью. В них он предпочитал говорить не о себе, а о тех, с кем работал и дружил. Он не жалел слов благодарности в адрес Иосифа Кобзона, Аркадия Хайта, Аллы Пугачевой, Александра Лившица и многих других. «Я не вижу в своей биографии никаких исторических событий и резких поворотов, – говорил Левенбук. – Все происходило довольно плавно. Мне очень повезло с друзьями и коллегами, а потому моя жизнь сложилась успешно».