Ширвиндт на все руки

Взрастил Андрея Миронова, украсил собой «Двенадцать стульев» – и вложил всю душу в Театр сатиры. Страна простилась с Александром Ширвиндтом.

В Театре сатиры вчера долго звучали благодарные аплодисменты. Близкие, коллеги и поклонники прощались с Александром Ширвиндтом, служившим этому театру более 50 лет. Вообще-то, на этой сцене собирались вскоре отмечать его 90-летие. Ширвиндт настойчиво требовал ото всех готовиться к его долгим летам: «117 лет! Это у меня запланировано, и ни шагу ни туда ни сюда. 118 мне много, 116 – маловато. Так что пусть все так и запишут». Но жизнь распорядилась иначе.

Из афиши театра уже убрали постановку «Где мы?» – последний спектакль, в котором играл Александр Ширвиндт. Там у него была роль одинокого старого артиста, всеми забытого клоуна, оказавшегося в сумасшедшем доме. Спектакль был щедрым подарком для его поклонников – став в 2000 году худруком Театра сатиры, Ширвиндт редко появлялся на сцене: все больше решал, по его собственным словам, вопрос «заполнения 1130 седалищных мест». «Да и в принципе, – с грустью шутил актер, – когда сейчас выхожу на сцену, становлюсь единственным случайно дожившим и превращаюсь в атрибут ритуальных услуг». Но зрители ждали его выхода, затаив дыхание.

«Я – глубоко пьющий и активно матерящийся русский интеллигент с еврейскими корнями. И мечтаю лежать в ногу со временем», – заявлял о себе Ширвиндт. Что его жизнь будет связана со сценой, Ширвиндт решил еще в школе, хотя отец – скрипач в Большом театре, друг Леонида Утесова – пытался приобщить его к музыке. «До 6-го класса меня держали в музыкальной школе, а потом весь ее коллектив пришел к папе и со слезами на глазах сказал, что, несмотря на огромную любовь к нему как к педагогу, человеку и отцу, вынужден прогнать меня. Последней каплей стал экзамен по сольфеджио, на котором я с удивлением узнал от педагогов, что в музыке существуют два ключа – скрипичный и басовый. Папа сдался», – вспоминал Александр Анатольевич.

За театральную же составляющую в семье отвечала мать Ширвиндта. Она работала редактором в Московской филармонии, но в молодости училась у Немировича-Данченко и играла на сцене МХАТа. В доме Ширвиндтов часто бывали актеры Василий Качалов, Ростислав Плятт, Владимир Яхонтов, Ольга Андровская и Михаил Яншин. А однажды дома Ширвиндт – ему на тот момент было 12 лет – познакомился с Михаилом Державиным. Тут же сколотив гениальный дуэт, они стали «королями капустников». И Ширвиндт принялся оттачивать свой юмор и актерский стиль. Если все вокруг не помирали со смеху, Ширвиндт чувствовал себя оскорбленным, и день, по его мнению, был прожит зря.

Ширвиндт начинал карьеру в Ленкоме, работал с Анатолием Эфросом, вслед за которым ушел в Театр на Малой Бронной. С 1970 года актер служил в Театре сатиры. Первой его там ролью был граф Альмавива в постановке Валентина Плучека «Безумный день, или Женитьба Фигаро». Партнером Ширвиндта стал его друг – блистательный Андрей Миронов. Роль Фигаро для него окажется роковой. В августе 1987 года спектакль давали на гастролях театра в Риге. На реплике «Она оказывает предпочтение мне» Миронов, теряя сознание прямо на сцене, упал на руки стоящего рядом Ширвиндта. «Шура, голова болит…» – были его последние в жизни слова. Через два дня Миронов умрет, не приходя в сознание.

Ширвиндт признавался, что физически помнил этот момент всю жизнь, а боль потери так и не затихла в его сердце. На одном из последних видео, опубликованных сыном Ширвиндта Михаилом, маэстро собирается в театр на репетицию. На выходе из дома, останавливаясь рядом со скульптуркой Миронова, он произносит: «Андрюша, я пошел работать». Говорят, так начинался каждый его рабочий день.

Ширвиндт не только играл на сцене, но и занимался режиссурой – он поставил десятки спектаклей, ставших визитной карточкой Театра сатиры. И именно к нему перешла должность худрука, когда из театра ушел Валентин Плучек. Заняв новый кабинет, 66-летний Ширвиндт повесил там секиру. «Чтобы каждый входящий понимал – могу и отрубить что-нибудь!» – объяснял он, хотя коллектив знал, что суров Ширвиндт только на словах. Признавал это и он сам: «Худруки – они должны быть и кнут, и пряник. Но когда кнут в руках у пряника…» Однако справлялся он блестяще – помогала врожденная способность объединять вокруг себя людей. В 2021-м он, впрочем, пост покинул: «Лимит все-таки ограничен, 87 лет обнулить невозможно. Поэтому я благодарю всех за долготерпение и ухожу». И тем не менее в работе театра он участвовал до самой смерти.

Невозможно представить без Ширвиндта и все наши самые любимые советские фильмы. Референт министра в «Стариках-разбойниках», Павлик из «Иронии судьбы», одноглазый из Васюков в «Двенадцати стульях», телеведущий в «Зимнем вечере в Гаграх». Ширвиндт сыграл десятки ролей, и каждая становилась украшением фильма.

Столь же интересно было его читать: Ширвиндт писал мемуары с присущим ему добрым и немножко грустным юмором. Последняя из книг – «Опережая некролог» – вышла в 2020 году. «Учитывая размеры окладов в наших вузах, можно заниматься педагогикой, только если это страсть. Во мне она 64 года», – писал он в книге. Преподавать Ширвиндт действительно начал сразу после окончания «Щуки». Среди его учеников – Андрей Миронов, Леонид Ярмольник, Амалия Мордвинова, Александр Олешко и Мария Голубкина.

Его жизнь почти не сопровождали скандалы. «Я никогда не был ни революционером, ни диссидентом, хотя друзей среди этих великих людей у меня была масса. Никогда не подписываю коллективные письма, потому что считаю, что надо жить индивидуально, таким, какой ты есть. И отвечать надо самостоятельно», – говаривал он.

Друзей у него было много. Но к записной книжке, где были их телефоны, он подходил все реже. А позже признавался, что вообще боится к ней прикоснуться. Все графы были вычеркнуты. Андрей Миронов, Михаил Державин, Аркадий Арканов, Эльдар Рязанов, Григорий Горин, Марк Захаров. Он оставался едва ли не единственным символом уходящей эпохи. И много на эту тему шутил: «Возраст – это не величина цифры, а состояние духа. У Бунина в повести “Деревня” есть щемящее определение: “это был старозаветный мужик, ошалевший от долголетия”».

Не так давно у него спросили, что бы он хотел увидеть, оказавшись когда-нибудь на другой планете, в другой жизни? «Озеро, удочка, фляжечка, сырок “Дружба”», – признался всенародный любимец, без которого сложно было бы представить театр, кино и телевидение последних десятилетий. «Конечно, умирать надо вовремя, – рассуждал Ширвиндт в мемуарах. – Но как высчитать в наш меркантильно-прагматичный век, когда это – вовремя? Чтобы “благодарные” потомки тоже вовремя спохватились и поняли, кого они потеряли…»