«В колонии в Ивановской области у заключенного-еврея изъяли и сожгли Тору», — такие сообщения появились несколько дней назад в СМИ. В колонию приехали комиссии — из правозащитников и сотрудников управления службы исполнения наказаний, а также членов еврейской общины Костромы и Иваново. Jewish.ru поговорил с экспертами, побывавшими на месте событий.
По
сообщению израильского «7 канала», 1-го июня при очередном обыске в бараке, в котором проживает единственный в зоне соблюдающий традиции еврей, Груздев Кирилл Петрович, исчезла Тора. Когда Груздеву разрешили вернуться в барак после обыска, он обнаружил свои священные книги, молитвенники и учебные пособия по иудаизму разбросанными на полу и частично разорванными. Тору XVI-XVII вв, полученную от бабушки как семейную реликвию, он среди остальных книг не обнаружил.
Груздев потребовал вернуть ему Тору, на что ему ответили, что младший лейтенант Кокорев Дмитрий Александрович объявил этот предмет «запрещенным» и сжег его на территории промзоны. В ответ Груздев написал жалобы на имя начальника колонии и президента Путина, а 12 июня объявил голодовку.
После сообщения об инциденте в колонию в городе Кохма Ивановской области по просьбе руководителя отдела Федерации еврейских общин России по взаимодействию с правоохранительными учреждениями Арона Гуревича отправился раввин соседней Костромы Нисон Руппо. Вот что он рассказал корреспонденту
Jewish.
ru:
— Я общался и с самим Груздевым, и с майором Кокоревым, и с другими заключенными и сотрудниками колонии. Слова Груздева вызывают много вопросов. Во-первых, как вообще Тора 16-го века попала в колонию? Не говоря уже про то, что я вот много видел старых изданий Торы — 18-го, 19-го веков, но Торы 16-го века никогда в своей жизни пока не видел. Во-вторых, мы проводили «следственный эксперимент» — ходили на то место, где якобы она была сожжена. До ближайшего места, где могли находиться другие заключенные, оттуда так далеко, что видеть, что именно сжигают, что написано на корешке книги, никак невозможно, несмотря на то, что Груздев утверждает обратное.
— Совсем на пустом месте его заявление вряд ли появилось бы, что там все-таки произошло? Был обыск, но не было сожжения?
— Обыск был. То, что его книги в результате могли оказаться разбросанными, — допускаю. Но вряд ли это было проявлением антисемитизма — таковы особенности жизни в зоне.
— Расскажите про самого Груздева. Он действительно соблюдающий еврей?
— В анкете, заполняемой при поступлении в колонию, он назвался русским. Но он с бородой, в кипе, с цицит. Говорит, что питается только макаронами и рыбой, готовит себе отдельно в бараке, потому что в столовой подают свинину. Жаловался, что по правилам колонии хлеб нельзя выносить из столовой, а он хотел бы есть хлеб с макаронами, а ему не разрешают. Еще рассказывал, что он как-то шел по территории, а майор Кокорев сделал ему замечание, что он передвигается в одиночку — это запрещено правилами. Груздев сказал, что идет молиться, на что Кокорев ответил, что в следующий раз наложит на него взыскание. Опять же, я бы не назвал это проявлением антисемитизма.
— В таком вопросе, как тот же запрет выносить хлеб из столовой, вы или руководство Федерации еврейских общин не можете повлиять на руководство колонии, чтобы сделать какие-то поблажки?
— Знаете, я вот подумал, что если бы я, не дай Б-г, оказался в местах лишения свободы и мне запретили бы выносить хлеб из столовой, то что бы я делал? Да я бы просто ел как можно больше хлеба в столовой, а потом уже свои макароны. Или рыбу с макаронами. Можно решить большинство вопросов. И с администрацией колонии можно договориться. Им же тоже скандалы не нужны, и обвинения в притеснении евреев. Сейчас у них три комиссии работают — думаете, им это нужно? Руководитель этой колонии раньше работал в зоне, где сидел Михаил Мирилашвили, так что он с зэками — соблюдающими евреями знаком. И он мне говорил, что Груздев по своему поведению на них не очень похож.
В оценке ситуации с выводами Нисона Руппо согласен член экспертного совета при уполномоченном по правам человека при президенте, а также член общественной наблюдательной комиссии Ивановской области Михаил Денисов, также побывавший в колонии.
— Мы не установили ни факта сжигания Торы, ни даже факта ее наличия, — рассказал он корреспонденту
Jewish.
ru. — По словам Груздева, была какая-то книга на иврите, про которую бабушка говорила, что это Тора на иврите. Сначала он утверждал, что он ее читал. Потом, когда я попросил его написать пару предложений на иврите, он признался, что не знает языка и не умеет ни читать, ни писать. Что касается сжигания, то мы говорили с истопником. Он сказал, что после обыска проводилось сжигание запрещенных предметов, среди которых в основном были провода. Но никаких книг в тот день не сжигали.
— А что вообще произошло? Просто обыск?
— Да. Возможно, было неуважительное отношение к его личным предметам, включая книги — не исключаю. Но вряд ли что-то большее. Обвинения в адрес майора Кокорева мы признали голословными. Мне Груздев показался человеком довольно экспрессивным, не очень логичным. А еще меня удивило его отношение к раввину. Оно показалось мне странным для верующего иудея: Груздев разговаривал с ним в нравоучительном тоне и обижался, что тот его «допрашивает, как следователь».
По словам Михаила Денисова, на второй день пребывания комиссии в колонии Груздев написал заявление о прекращении голодовки.
На сегодняшний день Федерация еврейских общин России открыла девять синагог в местах лишения свободы, на попечении руководителя отдела ФЕОР по взаимодействию с правоохранительными органами находится около 400 заключенных-евреев. Как рассказал Арон Гуревич корреспонденту
Jewish.
ru, подавляющее большинство из них начинает интересоваться иудаизмом, оказавшись в тюрьме или колонии. Из числа тех, кто уже соблюдает традиции, на зоне каждый год оказываются 5-6 человек — в основном, по словам раввина Гуревича, за экономические преступления.
На фото: раввин Костромы Нисон Руппо с сотрудником колонии
Комментарии