Бутырский тюремный замок, памятник истории и архитектуры, охраняется государством. Ныне — Бутырский следственный изолятор №2 города Москвы. Когда-то Емельян Пугачев ожидал здесь своей казни, а вчера в пенитенциарном учреждении отметили седьмой день светлого праздника Ханука.
«Вежливость порождает и вызывает вежливость», — гласит у входа надпись под высоким и широким сводом, спроектированным Матвеем Казаковым. Пустота, холодные кафельно-бетонные стены и пол, лестницы, коридоры, лязг постоянно открываемых и закрываемых железных дверей, обязательно «на два оборота». Короткие ковровые дорожки ведут к дверям, но по ним почему-то не хочется проходить. Но приходится — чтобы попасть внутрь. Две небольшие комнаты синагоги, над входом — белый Маген Давид на черном фоне. В синагоге только что завершился ремонт, и мезузы на входе еще нет: того, кто должен был ее прикрепить, выпустили накануне.
Стопки кип, Тора и Агада, таблица русско-еврейских глаголов и русско-ивритский разговорник, «Подвиги солдат-евреев. 1941» и «Эхуд Барак. Израильский солдат номер один» — вольно или нет набор книг наводит на мысли о победе, которая завершилась празднованием Хануки. Рядом — мартовский «Лехаим» с вечным философским вопросом на обложке «Что делать?» и празднично красочная «Современная еврейская кухня» Эвелин Роуз. Где-то наверху — стопка потертых книг, среди них затесалась даже Дарья Донцова. Дальше — молельная комната, уже с мезузой. Ждут зажигания ханукальные свечи — белые, синие, красные. После полумрака коридоров и камер здесь светло и как-то умиротворенно. И, наверное, можно найти покой в душе.
Журналистов больше, чем заключенных, раза в три (говорят, что при посещении архиереями православного тюремного храма представителей прессы бывает еще больше). Все вместе толпятся в ожидании перед входом в синагогу. Словно все свои, так надо — и охрана не обращает ни на что внимания. Заключенные помоложе смеются, постарше — серьезны, но на общение не идут. Об их жизни охотно рассказывает Стас Иваныч — он приветливо встречал журналистов еще на входе и теперь радостно повествует о том, как заключенные чистят, моют, убирают — работы хватает всегда.
На разговор под камеру соглашается только один человек, от волнения он рассказывает, как на Хануку едят мацу с пончиками, а приходящие раввины оказывают на них «сильное психологическое воздействие». Похоже, он имел в виду все-таки оказываемую общиной поддержку. И собрались они здесь сейчас — на молитву, журналисты же — просто забава. Они целуют мезузу при входе, знают, как проходит молитва, а один из них носит цицит. Их могло быть и больше, но у кого-то — встреча с родственниками, у кого-то — со следователями, прийти смогли не все.
Наконец появляются главный раввин России Берл Лазар и раввин Аарон Гуревич, глава Департамента ФЕОР по взаимодействию с Вооруженными силами, МЧС и правоохранительными учреждениями. Вместе с ними еще двое несут свиток Торы. Те двое в бутырской синагоге — люди не сторонние. Один организует здесь пасхальные седеры, второй еженедельно встречается с заключенными, проводит с ними занятия.
Молельный зал заполняется камерами до отказа, празднование начинается. Прибывшему с равом Лазаром начальству тюрьмы наблюдать за происходящим приходится из соседней комнаты через фото- и видеокамеры. Главный раввин России зажигает свечи, напоминает о свободе в душе и рассказывает историю праздника, которую заключенные слышали накануне — сзади слышен смех: кто-то думал, что Ханука — это Новый год. Тем временем охранники тоже пытаются сделать фото на память, но для этого нужно очень постараться, а Стасу Иванычу все-таки удается проникнуть поближе к происходящему.
Аарон Гуревич сообщает об открытии мемориальной доски в честь «выдающихся евреев, содержавшихся в Бутырском тюремном замке». Висит она прямо здесь, в молельном зале:
«Бабель Исаак Эммануилович. Писатель
Эфрон Сергей Яковлевич. Литератор
Евгения Соломоновна Гинзбург. Журналистка, мать писателя В. Аксенова
Калмансон Сергей Яковлевич. Ученый
Троцкий (Бронштейн) Лев (Лейба) Давидович. Политический деятель
Мессерер-Плисецкая Рахиль Михайловна. Актриса, мать М. Плисецкой
Мандельштам Осип (Иосиф) Эмильевич. Поэт
Эренбург Илья Григорьевич. Литератор».
Идея создания мемориала принадлежит Аарону Гуревичу, а осуществить ее помог тюремный музей, предоставивший архивные материалы. Предложенные имена возможных евреев пришлось долго проверять, многие фамилии оказались, например, немецкими. Маяковского, как русского поэта, все-таки предлагать не стали, чекистов ради «соблюдения равновесия и баланса» Аарон Гуревич включать не стал сам. Пока имен только восемь, четыре места вакантны. Рядом с именем указана дата смерти по еврейскому календарю. Чуть ниже — свеча, которую будут зажигать в каждую из этих дат в память о тех, кто «принес пользу и внес вклад в развитие российского государства».
Закончено чтение свитка Торы, завершена молитва. Теперь журналистам нужен красивый стендап. На фоне Звезды Давида? Конечно, на фоне решетки. Начальник Бутырского СИЗО Телятников благодарит раввина Берла Лазара за помощь и отмечает, что через три года после открытия синагоги больше не приходится убеждать и уговаривать — люди обращаются сами, и количество их растет, а ведь «человек, обратившийся к Б-гу, не потерян для общества».
А заключенные забирают с собой ханукии — восьмую свечу они зажгут уже вечером сами, в камерах. Убегая, кто-то из них кричит приходящему раз в неделю «учителю»: «Передавай привет!..» — было сразу понятно, что отношения у них с заключенными не очень официальные.
Комментарии