Товарищ Кляйн

Он снимал советскую Москву, дружил с Мохаммедом Али и cделал из Сержа Генсбура женщину. В Париже в 96 лет умер фотограф Уильям Кляйн.

На его самом знаменитом снимке 1955 года двое мальчишек. Один из них с перекошенным лицом тычет пистолетом прямо в камеру. Уильям Кляйн назвал это фото иронично и просто: «Ружье 1». Возможно, эта работа – квинтэссенция всего его творчества. «Кляйн – хореограф и певец хаоса, – говорит искусствовед Кристиан Кожоль. – Он не заботился о настройках фотоаппарата, не спрашивал разрешения на съемки и с радостью оставлял студии ради улиц, площадей и трущоб».

Уильям Кляйн, которого сегодня ставят в число лучших фотографов мира, выиграл свою первую камеру в покер. Дело было в конце 40-х. «Я не думал, что фотография – это что-то серьезное, гораздо больше меня привлекала живопись», – вспоминал он. Выходец из бедной еврейской семьи, во время Второй мировой войны Кляйн учился в Нью-Йоркском колледже на социолога. Доучиться ему не дали, забрав в армию и увезя за океан – благо военные действия уже подходили к концу. В составе союзнических войск Кляйн оказался в Германии в начале 1945-го. Позже его перебросили во Францию, а он сам вспоминал, что провел «военное» время, по большей части рисуя карикатуры для армейской газеты.

По его словам, Франция открыла ему глаза. В 1948-м 22-летний социолог-недоучка демобилизовался и решил остаться в Париже. Он стал изучать живописное искусство в Сорбонне, попробовал рисовать сам – и в конце концов попал в ученики к самому Фернану Леже, которого называют иногда «предтечей поп-арта». Леже, утверждавший, что «искусство нужно человеку в той же степени, что и вода», привил Кляйну интерес к абстрактной живописи и скульптуре. Тот принялся осваивать абстракционистскую манеру – и примерно тогда и получил в руки свою первую фотокамеру. Ею расплатился за проигрыш его партнер по игре в карты.

Поначалу Кляйн воспринял новую «игрушку» всего лишь как дополнение к функционалу художника. Он снимал в той же манере, что и рисовал: получались абстрактные, размытые мазки. «Антистатика как предмет изображения», – декларировал Кляйн, повторяя манифест футуризма Маринетти 1909 года: «Мы хотим воспеть наступательное движение, лихорадочную бессонницу, гимнастический шаг, опасный прыжок, оплеуху и удар кулака».

В начале 50-х его фотоабстракции попали в руки Алексу Либерману, арт-директору глянцевого журнала Vogue. Либерман как раз искал новые подходы к фэшн-фотографии – он восхитился работами Кляйна и взял его на работу. «Кляйн был первым, кто увел моделей из студий на улицы города. Он толкался в толпе, мешал дорожному движению, иногда ругался с прохожими – но в итоге у него получались снимки, невиданные прежде», – говорил Ален Женестер, редактор фотожурнала Polka, с которым мастер сотрудничал много лет.

В 1955-м Кляйн взялся сделать серию снимков Нью-Йорка по заданию Vogue. В редакции увидели его фото, ахнули – и отказались. Город в интерпретации Кляйна представал жутким местом, полным безумцев. Снимок «Ружье 1» с мальчишкой, держащим пистолет, тоже был в этой серии. В 1956-м снимки издали отдельной книгой в Париже. Уильям Кляйн со свойственным ему мрачным юмором назвал ее «Жизнь хороша и хороша для тебя в Нью-Йорке» – Life is Good & Good for You in New York. Эта книга сделала фотографа знаменитым. В конце 50-х он снимал уже в самых разных точках мира: в Риме, Париже, Токио и даже в Москве.

Именно ему – еврейскому фотографу, «насквозь пропитанному Нью-Йорком», как говорил о себе он сам – удалось сделать, возможно, лучшие снимки советской столицы той поры. На его фото рабочие, которые играют в настольный теннис во дворах, хмурые подростки в тюбетейках на фоне киноафиш фильма «Хмурое утро», малыши у памятников Ленину и Марксу. Москва стала одним из любимых городов Кляйна, куда он позже много раз возвращался.

В 60-х Уильям Кляйн отложил в сторону фотокамеру и взялся снимать кино. «Отличие в том, что в фотографии ты носишь все сам, а в кино всю аппаратуру носят за тебя другие люди», – шутил он. Одной из его первых киноработ стал документальный фильм о боксере Мохаммеде Али. Они подружились, и позже фотограф не раз говорил о себе как о «боксере, чье оружие не кулаки, а камера». Он сам был бунтарем, и его тянуло к себе подобным.

В начале 80-х он делал обложку для альбома Love on the Beat французского хулигана-шансонье Сержа Генсбура. Перед этим фото Кляйн попросил певца сделать мейкап и ярко накрасить губы. Генсбур позирует с сигаретой, зажатой в пальцах с длинными накладными ногтями – с первого взгляда сложно понять, кто стоит перед зрителем: мужчина или женщина. Заглавную песню с этого альбома, который журнал Rolling Stone включил в сотню лучших произведений французской музыки ХХ века, Генсбур сопроводил дорожкой из любовных стонов. По легенде, он записывал звуки собственного секса с тогдашней партнершей. «Кляйн и Генсбур быстро сошлись на теме своего еврейства. Они могли разговаривать бесконечно», – вспоминал Уильям Раш, бас-гитарист и один из продюсеров альбома.

Еще в 50-е за книгу фотопортретов Нью-Йорка Уильям Кляйн получил престижную премию Prix Nadar. В 90-х он стал почетным членом британского Королевского фотографического общества. А уже в XXI веке его представили к награде Sony World Photography Awards – «За выдающиеся достижения в области фотографии».

«Он ворвался в мир фотографии и установил там табличку: “Никаких правил и никаких ограничений!” Это был его единственный девиз – девиз провидца и революционера», – сказал в прощальном слове Ален Женестер.