Еврейский кадр

Школьник из Нью-Йорка создал уникальную фотохронику еврейской жизни в Европе до Холокоста. Негативы пылились в коробке 80 лет – их проявили только сейчас.

Летом 1934 года Ричард Шойер, 17-летний школьник из Нью-Йорка, отправился с отцом в поездку по Европе. За восемь недель, проведенных в Старом Свете, они побывали во Франции, Испании, Италии, Польше, Венгрии и даже СССР. С собой Ричард – или Дик, как звали его друзья – взял фотоаппарат: 35-миллиметровую портативную камеру фирмы «Лейка». Во время поездки он израсходовал 13 рулонов пленки, сделав больше трехсот снимков. Позже юноша убрал негативы в шкаф. Они пролежали там больше семидесяти лет – до тех пор, пока сын Шойера Дэн случайно не нашел их на полках отца: «Я сразу понял, что обнаружил сокровище».

На снимках – уникальная ретроспектива довоенной жизни еврейских общин в Европе: будни простых людей, торговцев и мастеровых, расслабленных и где-то ироничных – еще не знающих, что через несколько лет от их прежней жизни не останется и следа.

«Мы помнили отца умным, сдержанным джентльменом зрелого возраста. Но после просмотра снимков он открылся нам совсем другим – фотографом, который встречал мир с сочувствием и мужеством. Его смелость, его талант, его понимание жизни уже в таком молодом возрасте поразили нас», – писал Дэн Шойер во вступительном слове к выставке работ отца. Дэн сокрушался, что обнаружил архив с негативами слишком поздно – когда их создателя уже не было в живых и не осталось возможности поговорить с ним о том, что тот видел в Европе.

Сегодня искусствоведы ставят имя Ричарда Шойера в один ряд с такими классиками фотографии, как Анри Картье-Брессон, но у них на руках по-прежнему минимум информации о его биографии. Шойер хотя и продолжал снимать в течение жизни – фотографируя преимущественно собственную семью, – но так и остался любителем: он трудился в сфере недвижимости и никогда не зарабатывал фотографиями на жизнь.

«Со слов родственников нам известно, что в школе Ричард был редактором школьной газеты. Вероятно, тогда он и приобрел свою “Лейку” или “Контакс” – компактный аппарат, который можно носить с собой и который не требует больших затрат: работы с пластинами, штативов – всего вот этого, – пишет Дайан Болз, эксперт фотоиздания Momentmag. – О его страсти к фотографированию говорит тот факт, что даже на снимке для паспорта перед поездкой в Европу на плече 17-летнего Шойера – миловидного юноши в круглых очках – виден ремень от фотоаппарата: он не расставался со своей камерой никогда».

Почти наверняка выходец из семьи нью-йоркских евреев, Ричард Шойер уже тогда имел представление о работах Альфреда Стиглица и Картье-Брессона, печатаемых в журналах и выставляемых в галереях на Манхэттене: первый утвердил фотографию как полноценный жанр искусства, второй стал классиком спонтанного «уличного» снимка.

Свое путешествие в Европу в июне 1934-го Ричард и его отец начали с Франции и Испании. На негативах его первых пленок – виды мясных лавок, французские девочки в шляпках, купальни и загорающие на солнце люди. Но чем дальше они углублялись на восток, тем больше внимание юноши привлекала жизнь его соплеменников из еврейских общин Восточной Европы – разительно отличная от той, что он видел в родном Нью-Йорке. «Его интересовали прохожие, простые люди и их самые обычные рутинные дела. Но что удивительно: в снимках 17-летнего юноши есть мастерский талант ловить миг, видеть композицию, чувствовать оттенки света – все то, что составляет арсенал большого фотографа», – пишет Дайан Болз.

Вероятно, самую пронзительную серию фотографий Шойер сделал в еврейском квартале Варшавы – том самом, который через пять лет станет печально известным Варшавским гетто. Но на его снимках еще нет никакого предчувствия трагедии. Бородатые мужчины в лапсердаках спорят друг с другом на улицах, сидят возле галантерейных и скобяных лавок, ругаются, шутят – жизнь кажется безмятежной, неторопливой и полной спокойствия. На одном из снимков запечатлен уличный торговец арбузами. Он предлагает фотографу купить что-нибудь у него, а за его спиной – то ли его сын, то ли внук в ермолке грызет орешки и смеется прямо в камеру: ему весело, что его снимают.

В конце июля 1934-го Ричард Шойер с отцом добрались до Москвы. Годом раньше США официально признали СССР, и американцы, хотя и нередко с проволочками, могли получить въездную визу в советское государство. Кроме того, многие эмигрировали совсем: в начале 30-х советское агентство «Амторг» получило 100 тысяч заявок на эмиграцию из США – в основном это были коммунисты, но иногда и обычные рабочие и фермеры, которые надеялись убежать от Великой депрессии. В итоге на ПМЖ в СССР уехало около 10 тысяч человек. В Москве Шойеры в числе прочего посетили еврейский театр ГОСЕТ и посмотрели пьесу на идише Шолом-Алейхема. Ричард и там сделал несколько кадров – еще одно свидетельство эпохи, которой суждено было скоро закончиться. В 1949 году ГОСЕТ, детище Грановского и Михоэлса, было закрыто в рамках кампании по борьбе с космополитизмом, за год до этого Соломона Михоэлса убили сотрудники МГБ.

Вернувшись в Америку, Ричард Шойер положил негативы в картонную коробку. По какой-то причине он не стал проявлять их, но продолжал хранить и не забывал забрать при переездах из одного дома в другой. Фотограф прожил долгую жизнь: он был на фронте в годы Второй мировой, работал брокером и агентом по недвижимости – и скончался в 2008 году в возрасте 91 года. Его сын Дэн Шойер обнаружил пленки, когда разбирал вещи отца после похорон. Позже он оцифровал негативы, с помощью компьютерных программ устранил повреждения и отнес на оценку знакомым галеристам. Так забытая фотохроника обрела вторую жизнь.

Снимки Ричарда Шойера стали выставкой «Уличные виды: Европа 1934» (Street Visions: Europe 1934). Летом 2022-го экспозицию презентовали в Нью-Йорке, а позже ее планируют привезти туда, откуда она началась – в галереи Франции, Испании и Польши. Сегодня Ричарда Шойера называют «забытым» или «пропущенным» гением фотографии, но искусствоведов по всему миру волнует только один вопрос: почему 17-летний школьник не cделал отпечатки негативов, а до конца жизни убрал их в коробку? Одна из версий ответа: возможно, фотографу было просто больно смотреть на снимки – осознавая, что жизнь, которую он успел зафиксировать, разрушена навсегда.