Подпольный Тегеран

Как развлекается и что ищет в интернете иранская молодежь, насколько крепок режим аятолл и когда этой исламской республике ждать своего Горбачева – в материале бывшего сотрудника израильской разведки.

Частое упоминание вмешательства Ирана в дела соседних стран и конфликты на Ближнем Востоке постепенно превращает эту страну в этакого регионального анфан террибля, но крайне мало внимания уделяется внутренним процессам в этой стране и иранскому обществу, которое совершенно неоднородно ввиду множества противоречивых тенденций, опровергающих все укорененные стереотипы о «стране аятолл».

Судя по последним заявлениям Верховного лидера Али Хаменеи, а также словам ряда командиров Корпуса Стражей Исламской Революции (КСИР), президент Хасан Роухани впал в немилость. Причем дело дошло до того, что Гассем Сулеймани, командир спецназа КСИРа, обвинил президента в предательстве. А все из-за того, что Роухани осмелился заговорить о демократии, терпимости, умеренности и вдобавок рассказал секрет полишинеля: оказывается, КСИР осуществляет теневой контроль над экономикой страны.

Несмотря на то, что президент Роухани действительно более умеренный и относительно либеральный, но всё же он – плоть от плоти иранской системы. И прекрасно знает, что перечить аятолле Хаменеи – опасно для политической карьеры, а то и для жизни. При этом иранский политический этикет не приемлет прямых выпадов – в таких случаях обычно цитируется подходящий по контексту отрывок из шиитской или иранской истории. И сразу понятно, кому именно адресован намек. Поэтому Хаменеи и другие политики вслед за ним просто напомнили Роухани об участи Абольхасана Банисадра – первого президента Ирана, избранного после Исламской революции 1979 года. Он придерживался демократических взглядов и стремился сдерживать растущее влияние аятолл, так как мечтал совсем не о теократии, равно как и многие участники и сочувствующие Исламской революции. Аятолла Хомейни и его ближайший соратник аятолла Бехешти организовали травлю Банисадра, и в результате уже в 1981 году он был вынужден бежать в Париж, где в молодости учился в Сорбонне и проживает по сей день. Роухани, как и некогда Банисадр, воспринимается в качестве западника – во многом из-за своего европейского образования. Так что намёк этот предельно прозрачен.

Однако Роухани – отнюдь не одержимый гибрисом авантюрист, как его предшественник Ахмадинежад, а очень расчетливый политик, который в своей критике режима аятолл планирует опереться на мандат иранцев, отдавших ему победу на выборах. Несмотря на то, что настоящая власть в стране, включая силовые структуры, монополизирована Хаменеи, иранцы полностью использовали маленькую демократическую отдушину – президентские выборы, во время которых они хоть как-то могут высказать свое отношение к происходящему. А пожелания большинства иранцев предельно ясны: улучшение экономической ситуации, предоставление больших прав и свобод населению и курс на умеренную внешнюю политику и улучшение взаимоотношений с Западом.

Иранская молодежь стремительно модернизируется и в большой степени секуляризируется. Хотя большинство иранцев считают себя мусульманами, им претит государственная религия с её системой жестоких наказаний и навязчивой озабоченностью поведением женщин. По факту исламское правление привело к спаду рождаемости в Иране, а в Тегеране оформилась устойчивая тенденция к разводам. В обычных семьях – не более двух детей. Самые популярные сферы интересов у иранцев, как показывают результаты поиска на фарси, помимо секса – английский язык, компьютеры, наука и способы эмиграции на Запад. Никак не шиизм и не ислам. А подпольная жизнь Тегерана и других крупных иранских городов – это отдельная тема, и в некоторых её аспектах они могут составить конкуренцию ведущим мировым столицам.

Власти, конечно, прекрасно осведомлены, что у себя дома иранцы смотрят запрещенные «сатанинские» фильмы, слушают израильскую певицу иранского происхождения Риту и грешат не только вином, но и виски. Режим все это терпит, пока такое аморальное поведение граждан не выходит за личные рамки и не переходит в публичную сферу – примерно как в застойных 70–80-х годах в СССР.

Роухани и его единомышленники – от умеренных консерваторов до реформистов – понимают, что битву за симпатию населения исламский режим уже проиграл. А хлеб насущный интересует большинство иранцев намного больше, чем Ирак, Сирия и Израиль вместе взятые. При этом коммуникации с миром полностью не оборваны, и иранцы прекрасно в курсе, каких впечатляющих успехов добились их соплеменники в США и Европе во всех областях – от бизнеса до науки.

На этом, правда, сходство с СССР времен перестройки заканчивается. Во-первых, многие иранцы продолжают верить в идеалы Исламской революции, в отличие от советских граждан, которые под конец существования Союза ни в какие коммунистические идеи уже не верили. Во-вторых, режим не показывает никаких признаков послабления и сохраняет тотальный контроль над силовыми структурами и СМИ. Али Хаменеи как-то заявил: «Я – не Горбачев». А в-третьих, иранская пропаганда выстроена отлично от советской: режим пытается убедить население не в том, что жизнь иранских трудящихся лучше, чем американских рабочих, а в том, что ценности Исламской революции угодны Аллаху больше, чем материализм угоден Большому Сатане – то есть США. Антисунитская пропаганда, в свою очередь, опирается и на вполне реальные настроения в части иранского общества, в котором распространилось презрительное отношение к арабам вообще и ненависть к саудитам в частности – в официальных СМИ саудитов иначе как «ваххабитским режимом» и «пособником сионизма» и не называют. Поэтому модернизация и индивидуализм населения никак не влияют на готовность режима вести агрессивную политику на Ближнем Востоке.

Естественно, что КСИР выступает против любых изменений. КСИР – давно уже не только армия, но и конгломерат самых различных компаний, занимающихся всем на свете – от строительства и нефтедобычи до торговли и контрабанды. Коррумпированность властей и отсутствие защиты для инвесторов – одна из главных причин, почему даже после отмены санкций в отношении Ирана западные инвесторы не хлынули в эту страну. КСИР не собирается просто так отказываться от своей доли пирога, поэтому Роухани для него враг не только идеологический, но и самый обыкновенный – гражданский чужак, осмеливающийся поднять руку на закрытый военный бюджет.

В отличие от брежневского СССР, иранский режим умеет извлекать уроки из прошлого и сочетать кнут с пряником, когда надо оставить народ в покое, а когда – жестоко подавить любое недовольство. Иранцы очень хорошо помнят первые годы революции с её показательными казнями. Ввиду этого комплекса причин внутренние факторы существованию этого режима в ближайшее время не угрожают.

Трагедия иранских реформистов заключается в том, что такой режим не может быть реформирован – невозможно быть «немножко беременной». Президент Роухани хотел бы не разрушать режим, а сделать его более мягким и гуманным, но Хаменеи никогда не даст ему это сделать – не потому что аятолла фанатик, а просто он очень хорошо любит и знает российскую историю. Невозможно восхвалять революцию и борьбу с Большим Сатаной и при этом открывать «Макдоналдс». Поэтому любая открытость по отношению к Америке пока исключена. Как и невозможен для официального Ирана «пакистанский» взгляд в отношении Израиля: «не признаем, но не враждуем».

Пока же Иран продолжает беспрепятственно закрепляться в Сирии и приближаться к израильским границам. Причём у иранцев есть своя военная культура: они прекрасно осознают собственные сильные и слабые стороны, и поэтому не будут нападать на Израиль или на саудовцев открыто и регулярными частями. Иран всегда предпочтёт докучать своим противникам через «посланников», в роли которых в данном случае выступают «Хезболла» и йеменские хуситы. Иран поддерживает их деньгами и оружием, поставляя в том числе ракеты и беспилотники, в создании которых иранская промышленность заметно подвинулась в последние годы. И хоть иранское проникновение в соседние страны наталкивается на сопротивление – даже в Ираке арабы-шииты и курды испытывают сильную неприязнь к иранскому вмешательству, – Ирану уже удалось превратить Сирию и Ирак в плацдарм для переброса сил и оружия для своих «посланников» на Голанских высотах.