На минувшей неделе Лев Леваев дал эксклюзивное интервью израильской газете «Haaretz» по случаю 70-летнего юбилея. Не своего, конечно же, а своей компании «Африка–Исраэль», которую приобрел у Банка Леуми семь лет назад. Тогда Израиль встретил российско-израильского бизнесмена с некоторой долей подозрительности. Сегодня, семь лет спустя, Леваев считает, что ему есть, чем гордиться. Он приобрел «Африку–Исраэль» по рыночной стоимости в 400 миллионов долларов, распределил дивиденды на сумму в 180 миллионов долларов, а на прошлой неделе стоимость компании оценивалась в 950 миллионов. — Обычно вы сторонитесь прессы. А на этой неделе провели пресс-конференцию, согласились на это интервью. Что произошло? — Мы отмечаем семидесятилетие «Африки–Исраэль». И это — всего лишь наш способ поблагодарить наших сотрудников и партнеров в Израиле и за границей. Я не рассматриваю это как PR-акцию. Компания добилась значительных достижений в течение особенно трудного периода.
— И все же, в последние несколько дней вокруг много говорят о вас.— Хорошо. Пресса, наконец, решила писать о чем-то положительном. Возможно, устали делать репортажи только о людях, теряющих деньги.
— Пять миллиардов долларов за семь лет. Не слишком ли много? — Пока это было темпом роста «Африки–Исраэль», и мы продолжаем расти в том же темпе.
— Но, согласитесь, есть разница между ростом с 200 миллионов долларов (после дивидендов) до миллиарда и увеличением с одного миллиарда до пяти. — Конечно, это большая разница. Именно поэтому мы и выходим за границу. Только за рубежом мы могли бы достигнуть пятимиллиардной стоимости компании. Мы уже являемся основными игроками за пределами Израиля. Мы хорошо начали и намерены развиваться.
— Вы знаете математику. Пятикратное увеличение вашей стоимости за семь лет означает 26 процентов ежегодного дохода. Вам, наверняка, не составляет труда подсчитать количество инвестиционных компаний, сумевших добиться таких результатов за то же время. Полагаю, что, кроме разве что легендарного инвестора Уорена Баффетта, мало кому это удалось. — Прежде всего, я не Баффетт. Если мы достигли стоимости в 5 миллиардов, отлично. Если же нет… в любом случае, это не входит в рабочие планы компании… Когда вы были у меня несколько лет назад, то сказали мне, что крупные компании, которые не сосредоточиваются на определенных сферах, не достигают целей. Я знаю, что бывают подъемы и спады. Думаю, что через подобные вещи проходят все предприятия. Именно поэтому люди вкладывают деньги в различные отрасли и создают холдинговые компании. Если бы вы сконцентрировались на одной сфере, то обрекли бы себя на огромные убытки. Скажем, работая исключительно в хай-тэк, вы можете разориться за одну ночь. Если же вкладываете деньги в различные отрасли, у вас всегда есть шансы. Я не зацикливаюсь на чем-то одном. Я смотрю на страну в целом, на экономическую политику, и принимаю решение. Я не зацикливаюсь на работе в США или России и делаю инвестиции лишь тогда, когда для этого приходит время.
— Но все время получать доходы от многоотраслевого портфеля на таком уровне очень трудно. — Вы хотите поговорить о доходах? О’кей, возьмем Прагу. В 1998 году, после кризиса, мы купили там землю. В начале 1990-х, после Перестройки, все европейские инвесторы хлынули в Прагу и… потеряли тонны денег. Мы пришли после того, как европейцы разочаровались в бюрократии. Мы открыли офисы, мы начали учиться бизнесу, мы купили земли. «Африка–Исраэль» вложила 20 миллионов евро в проект торгового центра «Флора». Сегодня люди говорят о долларовых доходах от инвестиций в 8 процентов. Мы с наших 20 миллионов евро могли бы заработать 60 миллионов евро. Это хорошее капиталовложение в правильном месте. Или посмотрите на Москву, на одну из центральных площадей у Белорусского вокзала — одно из самых загруженных мест российской столицы. Город не мог разрешить проблему транспортных пробок самостоятельно. Мы приняли участие в тендере и выиграли проект стоимостью в 200 миллионов долларов. Почему? Да потому что предложили самые лучшие инженерные решения.
— И риск соизмерим? — Российская экономика растет поразительно. Все говорят о высоких ценах на недвижимость. Офисы в Москве стоят 2500 долларов за квадратный метр, но попробуйте-ка купить то же самое в Лондоне или на Манхэттене, где цены могут достигать 7000 или даже 10000 долларов за квадратный метр. Не думаю, что это риск. Мы приходим в нужное время, когда все остальные лишь начинают изучать рынок, и уходим, когда они только заканчивают его изучение.
— Как вы изучаете рынок? — Нужно очень хорошо знать, с кем имеешь дело. Вам нужны правильные партнеры, которые знают страну и бюрократию, это может сберечь вам время — вместо того чтобы тратить его на изучение, вы начинаете работать с первого же дня.
— «Африка–Исраэль» вкладывает деньги в недвижимость, моду, промышленность, энергетику, торговлю и коммуникации. Лично вы уделяете много своего времени алмазам. Как вам удается специализироваться одновременно в столь многочисленных сферах? — Мы не собираемся оставаться на рынке моды надолго. Улучшим бизнес и уйдем. Что касается промышленности, торговли и энергетики, мы работаем с хорошими партнерами, каждый их которых — специалист в своей области. Посмотрите на [энергетическую компанию] «Алон Дор». Она начинала с бензозаправок в киббуцах, а сегодня это гигант, действующий по всему миру. Мы сосредотачиваемся на компаниях, которые имеют шансы стать гигантами, и избавляемся от не имеющих шансов на рост.
— Чем уникальна ваша философия? — Я не пытаюсь учиться тому, что делают другие. Я делаю то, что понятно мне. Я ступаю лишь туда, где чувствую, что земля твердая. Я не углубляюсь в новые сферы, поэтому, если мы не удовлетворены, нам удается выйти с минимальным убытком. Я не думаю, что мне чем-то поможет чтение книг тех, кто сделал это. Я должен полагаться на собственные знания, больше ездить по миру, держать руку на пульсе, следить за политической ситуацией в странах, где делаю инвестиции. Все считают себя талантливыми, но в последнюю минуту что-то происходит не так, и — все деньги уходят, потому что многое зависит от удачи.
— Иначе говоря, таков метод Леваева. У вас нет иных моделей?— Что ж, вы можете резюмировать это и так. Я думаю, книги — для университетов, а не для меня. Когда все говорили о хай-тэк, я получал предложения, но мы держались в стороне, предпочитая собственные стандратные блоки. И посмотрите — они до сих пор приносят больше денег. Вообще, фондовая биржа — вещь хорошая, но вы не можете делать бизнес, лишь поднимая в цене акции. Из-за вашей деятельности общественность делает в акции вложения, но вы можете вводить их в заблуждение день, неделю, месяц, а может, и год, но, в конце концов, все лопнет у вас на глазах.
— Какая доля вашего алмазного бизнеса принадлежит лично вам? — Сто процентов. У меня нет партнеров. У меня есть партеры на рудниках, но я не говорю о моем частном бизнесе. И не думаю, что мы будем сегодня разговаривать об алмазах.
— Возможно ли вы раздваивать свою личность таким образом? «Африка–Исраэль» это общественно зарегистрированная компания, которая раскрывает все, тогда как вы лично имеете частный бизнес во всем мире и не раскрываете ничего. — Будучи общественной компанией, «Африка-Исраэль» должна быть открытой для общественности. Алмазы — это мой частный бизнес, о котором я, следовательно, отчитываться не должен. Люди могут называть это черной дырой. Вы в «Haaretz» должны знать лучше. В любом случае, в алмазах я настолько известен, насколько это получается, к сожалению. Все знают, что я делаю.
— Что именно знают? — Знают, что я прирожденный производитель алмазов. В 1996 году картель «Де Бирс» объявил, что больше не будет работать со мной, если я буду покупать сырые алмазы в России. Они угрожали аннулировать мое право покупать у картеля. А если вы не покупаете у них, у вас ничего не получится. Они думали, что закроют этим мой бизнес. Я сказал себе, я не позволю кому-то другому управлять моим бизнесом. Поскольку я не был зависим от картеля, я отказался от права покупать у них алмазы и подписал контракт на покупку камней с русскими, которые в меня поверили. Результаты сегодня вы можете видеть сами.
— Вы крупнейший частный производитель алмазов в мире? (
Леваев, немного смутившись, не отвечает и ограничивается утвердительным жестом руки)
— Это хороший бизнес? — Существуют два вида бизнеса: разработка месторождений и обработка. Разница между ними огромна. На рудниках вы должны вкладывать в хорошую геологоразведку, исследования и технологию. Риск относительно низок. В обработке, если вы не самый лучший, у вас ничего не получится. Это требует огромного количества «ноу-хау», много технологии, это очень трудная задача. В алмазах я — номер один в плане технологических возможностей. Алмазы сложны, это не недвижимость с ее простой математикой. Вы покупаете участок земли по определенной цене, вы знаете, сколько стоит строительство, знаете доходы и прибыль. В алмазах у вас есть пять тысяч видов камней. У вас может быть два камня, которые выглядят абсолютно одинаково, но один стоит 100 миллионов, а другой — 20 миллионов долларов.
— В чем сильная сторона вашего алмазного бизнеса? — Мой флот подводной добычи алмазов — второй в мире по размерам.
— А первый чей? — «Де Бирс».
— Там, где у вас бизнес, вы поддерживаете хорошие отношения с властью… — Я вам расскажу одну историю. Несколько месяцев назад мы были в Майами, изучали инвестиции. Вдруг узнаем, что с нами хочет встретиться мэр. Пришли в мэрию, вошли в кабинет, где были мэр, его заместитель и другие высокопоставленные чиновники. Нам сказали: «Мы хотим, чтобы вы делали здесь инвестиции», — и принялись рассказывать нам о проектах. Нам просто не давали уйти. Я даже шепнул Пини Коэну: (исполнительный директор «Африки–Исраэль»): «Давай уйдем отсюда». Все же они убедили нас, и мы приобрели землю стоимостью в 90 миллионов долларов за несколько месяцев. Они гоняются за всеми потенциальными инвесторами… Я же не хочу никаких одолжений от политиков и мэров. Не хочу обвинений в коррупции.
— У вас много фотографий с Владимиром Путиным. Ваши связи с ним не могут навредить вашему бизнесу в России?— День, когда я буду вынужден полагаться на связи в моем бизнесе, станет днем моего ухода. Я предпочитаю полагаться на деньги и «ноу-хау».
— Ваши контакты с Путиным не способствуют вашему российскому бизнесу? — Наоборот, именно из-за моих контактов в России существует множество сфер, в которые я не входил. Если бы я пошел, скажем, в нефтяную отрасль, я бы мог быть богат, как нынешние олигархи.
— Вы не далеки от этого. По некоторым оценкам, у вас 3 миллиарда долларов. — А есть ли разница между 100 миллионами и пятью миллиардами долларов? Я не думаю. Все зависит от того, как вы видите мир.
— Во сколько вы оцениваете ваше состояние? — Я не считаю деньги.
— Вы заявили на пресс-конференции, что хотите намного больше, но не собираетесь пока покупать яхту.— В тот момент, когда я буду удовлетворен, я продам компанию. Пока я не удовлетворен и не покупаю яхту.
— Вы постоянно снижаете свое присутствие в Израиле.— Нет, в Израиле мы продолжаем делать инвестиции. После Трансизраильского шоссе мы подписали контракт на строительство легкого метро. Мы по-прежнему строим в Израиле квартиры и, заметьте, пока не продали там никаких своих активов.
— Сколько у вас сотрудников?— Много. Десятки тысяч.
— А кто управляет вашим алмазным бизнесом?— Мой брат Моше Леваев, которому 34 года. У меня есть еще один брат, Шмуэль, он в алмазном деле, но у него свой бизнес, не связанный со моим.
— Сколько вам лет?— Я родился в 1956 году.
— Вы, может, и не купили яхту, но без своего частного самолета не передвигаетесь.— Неправда. Я летаю в Нью-Йорк «Эль-Алем». Час полета на моем частном самолете стоит 4 тысячи долларов. То есть перелет в Нью-Йорк обошелся бы в 40 тысяч долларов. Другие израильские менеджеры могут позволить себе это, регистрируя самолет на свои общественные торговые компании. Я предпочитаю заплатить 5 тысяч долларов за билет в первом классе и не раскидываться деньгами.
— Учитывая весь ваш бизнес по всему миру и ваши амбициозные цели, бывает ли у вас вообще свободное время?— У меня есть время на все. Даже на то, чтобы провести два часа с вами.
Комментарии