Александр Борисович Журбин – композитор, работающий в разных, даже полярный жанрах, от эстрадных песен до симфоний, первую из которых он написал, будучи пятнадцати лет от роду. Он родился в Ташкенте, закончил Ташкентскую консерваторию по классу виолончели, потом учился в институте им. Гнесиных в Москве, потом – в аспирантуре ленинградской Консерватории. С 1990 г А.Журбин живёт в Нью-Йорке, где в 1992 году создал первый и единственный русско-американский театр "Блуждающие звёзды". Сейчас на счету композитора шесть опер, шестнадцать мюзиклов, три балета, более двух тысяч песен, А.Журбин — автор музыки более чем к пятидесяти художественным фильмам. Наиболее известные — "Эскадрон гусар летучих", "Лес", "В моей смерти прошу винить Клаву К.", "Мелодия на два голоса", "Биндюжник и король", "Блуждающие звезды".
- Я не заметила у Вас и намека на звездную болезнь. Как Вы относитесь к Вашей популярности? - Cовершенно спокойно, потому что я знаю, что популярность – это такая странная вещь, которая приходит и уходит. У меня в жизни были разные периоды. Пришлось пройти через огонь, воду и медные трубы. Кстати, медные трубы – это и есть популярность. Слава и большие деньги на самом деле в жизни ничего не меняют. Человек должен всегда оставаться самим собой. Хорошо, если он заслуживает то, чего хочет.
- Значит, не надо быть таким, каким стал Орфей? - Да, конечно.
- Следите ли за ситуацией в Израиле и как ее оцениваете? - Конечно, слежу. У меня мама живет в Израиле. Это самый близкий мне человек. Мы с ней видимся не так часто, как хотелось бы. Но перезваниваемся в месяц по нескольку раз. Я очень переживаю из-за сложившейся ситуации. Много раз думал об этом и пришел к выводу, что из этой ситуации нет выхода. Нельзя же физически уничтожить всех арабов или куда-то их переселить. Но это вопрос очень длительного времени. Сколько арабы жили с евреями, все время конфликтовали и будут продолжать. Поэтому, я думаю, это будет длиться вечно. Ситуация безвыходная. Мне очень жаль людей, которые там живут, я очень за них переживаю. И все-таки надеюсь, что в Израиле наступит мир.
- А в еврейской жизни России Вы участвуете? - К сожалению, почти нет. Ведь большую часть времени живу в Америке. Я очень счастлив оттого, что выступал в различных еврейских центрах. Кстати, 24 мая у меня будет большой творческий вечер на Большой Никитской.
- Случалось ли сталкиваться с антисемитизмом? - Да, это было в обычной советской школе, в третьем классе (я тогда носил фамилию Гандельсман). Многие, кто жил в то время в СССР, помнят инквизиторскую процедуру, когда учительница называет фамилию ученика, а он должен назвать свою национальность. Непонятно, зачем это делалось: все документы лежали в отделе кадров, никто даже не пытался что-то скрывать. Начинается перекличка. Очередь доходит до меня. Я встаю. Все понимают, что будет что-то необычное. “Еврей!” — говорю я. Начинается гомерический хохот. Я стою красный, как рак, не знаю, куда деваться от стыда. После уроков группа одноклассников подходит ко мне и начинает в лицах изображать самый комичный момент сегодняшней переклички. Все хором на разные голоса, прямо мне в уши, в глаза, в нос: “Еврей! Еврей!”. Я пытаюсь сопротивляться, но это бесполезно – их много, а я один, и меня душат слезы обиды: ведь я ни в чем не виноват, такой же, как они, хочу быть таким, как они, но это невозможно исправить, это будет всегда, я другой, и они будут смеяться. Униженный и заплаканный, я убегаю домой, встревоженные родители спрашивают, что случилось, но я ничего им не говорю, так как знаю, что они помочь не смогут.
- Заниматься музыкой Вас заставляли родители или Вам это нравилось? Хватало ли времени на мальчишеские забавы, скажем на футбол? - Мне это настолько нравилось, что родители, наоборот, оттаскивали от рояля, говорили: “Иди во двор, погуляй”. А я был одержим музыкой. Но, конечно, был период, когда меня заставляли играть, но тогда я был совсем ребенком. Потом мне это стало самому нравиться.
- А как же девушки, первая любовь? - Первая любовь? Первая любовь была музыка. Конечно, я, как всякий мальчик, был помешан на девочках, но это перерождалось в музыку и было стимулом для творчества. Так что все взаимосвязано.
- Когда Вы поняли, что музыка – Ваше призвание? - Лет в 11, 12. Сначала я просто играл, а в 11 уже стал сочинять свои произведения, осознал, что люблю музыку и хочу ей заниматься.
- Как Вы пишете: ждете вдохновения или это получается по плану? - Я уже стал профессиональным композитором. Сейчас я пишу музыку, когда мне надо, когда кто-то заказывает. Иногда пишу по вдохновению, но гораздо реже, чем хотелось бы.
- На еврейскую тематику у Вас есть произведения? - Да, много: “Блуждающие звезды”, “Шалом, Америка”, целый ряд песен.
- Что вы говорите, если Вас спрашивают о национальности? - Для меня ответ на подобный вопрос звучит так: я русский еврей, живущий в Америке. Где все три слова равно важны. Если отбросить любое из них – картина будет неполной. Просто русский, просто еврей или житель Америки – это не я. Моя “персона” находится на пересечении этих трех векторов. И в жизни мне приятнее всего общаться с людьми именно этого “розлива”. Потому что мне в разговоре с евреями не хватает русской широты и страсти, с русскими – не достает еврейской иронии и скептицизма. В американцах нет ни страсти, ни иронии, зато они практичны, рациональны, пекутся о своем здоровье и прекрасно организованны.
Комментарии