Режиссер и художник Леонид Шварцман известен такими замечательными мультфильмами, как «Аленький цветочек» и «Золотая антилопа». Но у широкой публики его имя ассоциируется, прежде всего, с образом Чебурашки. В интервью корреспонденту «Jewish.ru» Леонид Аронович поведал о трех чудесах в своей жизни, без которых бы не появился ушастый друг крокодила Гены, и о споре за его авторство с Эдуардом Успенским.

Заслуженный художник РСФСР Леонид Аронович Шварцман родился в 20 августа 1920 года в Минске. Еще во время учебы во ВГИКе он начал работать на киностудии «Союзмультфильм», а с 1975 года попробовал себя на режиссерском поприще. Шварцман не только выдающийся художник советского и российского анимационного кино, но и создатель двух персонажей, ставших в разные годы эмблемами киностудии «Союзмультфильм»: нарисованного человечка из фильма «Федя Зайцев» и, конечно же, Чебурашки.

Шварцман участвовал в создании известных каждому картин «Аленький цветочек», «Золотая антилопа», «Пес и кот», «Снежная королева». Он стал одним из немногих художников, сумевших органично перейти из рисованного кино в объемное («Варежка», «Крокодил Гена», «38 попугаев», «Ежик плюс Черепаха»). С 1983 года Шварцман снимал истории из жизни озорных обезьянок по сценариям Григория Остера. Год назад художник закончил иллюстрировать переиздание сказки Андерсена «Снежная королева».

– Большую часть войны Вы проработали в моторном цехе. Как получилось, что Вас не призвали в армию?

– Почему? В 1941 году меня таки вызвали в военкомат. Но случилось самое настоящее чудо. В большом зале было полным-полно народу, всех вызывали одного за другим, а меня – нет. Когда я подошел и спросил, в чем дело, почему меня не вызвали, они спросили мою фамилию. Я сказал: «Шварцман». — «Не шуми, иди домой». Я удивляюсь: «Что случилось?» — «Мы потеряли твое дело». И только благодаря этому счастливому стечению обстоятельств я сейчас перед вами. Если бы меня призвали в 41-м… в первый же месяц войны меня бы уже не стало, как и всех тех молодых ребят, стоявших со мной тогда в военкомате.

– Как Вам удалось уволиться с работы на заводе и все-таки закончить ВГИК?

– Это стало вторым чудом в моей жизни. Уйти с завода, на котором я оказался во время войны, я не мог. Мой паспорт был в отделе кадров, так что мы были там как крепостные. И вот, когда я уже потерял надежду стать профессиональным художником, вдруг пришел вызов из Москвы, из ВГИКа. Я быстро подписал все необходимые документы и в конце августа 45-го года приехал в столицу сдавать экзамены.

Тогда же произошел и третий чудесный эпизод в моей жизни. У нас была курсовая работа по персонажам и декорациям к мультфильму. Я нарисовал Буратино, и моему преподавателю так понравился мой персонаж, что он предложил мне принять участие в создании фильма «Федя Зайцев». За этим потянулись еще фильмы. А после защиты диплома меня присмотрел режиссер Атаманов, вместе с ним мы сделали такие картины, как «Аленький цветочек», «Золотая антилопа» и, наконец, «Снежная королева». Именно годы работы над этими вещами стали самыми светлыми, самыми счастливыми в моей жизни.

– А как же работа в «объемном» кино?

– Кукольными объемными фильмами я впервые занялся, когда меня пригласил режиссер Качанов. Первый фильм «Потерялась внучка» был неплохим и имел относительный успех. Но именно благодаря второму – «Варежке» – стало возможным говорить об успехе нашей команды. А затем Качанов случайно познакомился с книгой Успенского «Крокодил Гена и его друзья» и решил сделать по ней фильм. Сценарий к нему написали Успенский и Качанов, а я был художником-постановщиком, это означает, что именно я отвечал за все персонажи и декорации.

У меня до сих пор хранится много эскизов по мотивам мультфильма про Чебурашку. Некоторое время назад проходила выставка моих работ в Японии. Они попросили меня подготовить ко второй выставке еще несколько работ. Но когда я нарисовал еще восемь эскизов, мне сообщили, что выставка отменяется в силу некоторых обстоятельств.

– Вам удалось поработать и художником-постановщиком и режиссером. В каком качестве Вы чувствовали себя наиболее уютно?

– Начав работать режиссером, я все-таки остался и художником-постановщиком. В обеих профессиях есть свои прелести и преимущества. Работа режиссера более многообразна и всеобъемлюща. Режиссер – это призвание. Хотя я и проработал в этой области 15 лет и сделал множество фильмов, я не считаю себя режиссером. Мое истинное призвание все же быть художником. Именно тут я чувствую себя в родной стихии.

Я всегда понимал, что до таких гениев режиссуры, отмеченных Б-гом, как Атаманов, Цихановский, Назаров, Норштейн, мне далеко. Последний, кстати, уже более 30 лет работает над созданием гоголевской «Шинели»! И я не совсем уверен, что ему все-таки удастся завершить этот фильм. Это совершенно беспрецедентный случай в истории создания мультфильмов, но удивляться не приходится, учитывая, что Юрий Норштейн – человек особенный, сам себе хозяин и уже далеко не мальчик.

– Создавая своих мультипликационных персонажей, Вы словно вдыхали в них душу…

– Исключительно благодаря тому, что я всегда опирался на реальных людей, с живым характером. При работе над персонажем, я начинаю представлять себе, что это может быть за человек – удав или мартышка… или Чебурашка. И на этой стадии неожиданно для самого себя возникают ассоциации со знакомыми людьми. Когда зажигается этот огонек, я понимаю, что я на верном пути, потому что характер – это все. Так случилось с попугаем, который в конечном итоге стал ассоциироваться у нас с Владимиром Ильичом Лениным: его жесты, его активность, его лидерские качества... Или Слоненок – самый настоящий лирик, «первый ученик»… Крокодила Гену я тоже нашел довольно быстро. Я увидел такого типичного джентльмена, который действительно «работал » в зоопарке крокодилом, носил шляпу и курил трубку. Для меня этот образ был очевиден с самого начала. То же самое случилось с Шапокляк, когда я обратился к значению ее имени – это складывающийся цилиндр 19 века, который при нажатии выстреливает с помощью пружинки. Благодаря неожиданным ассоциациям я сумел одеть по тогдашней моде персонажа этой бабки.

А вот с Чебурашкой оказалось очень сложно. Представленное в книжке Успенского описание было слишком неопределенным. Приходилось очень много рисовать, свои эскизы я показывал исключительно режиссеру, пока не создал Чебурашку в привычном для всех образе: с маленькими лапочками, как у Винни-Пуха, и огромными черными глазами.

– Сходство Чебурашки с ребенком было намеренным?

– Да, с самого начала его личико стало похоже на личико ребенка. Это трогательное существо должно было походить на человеческого ребенка, только с большими ушами. Позднее это отразилось и на поведении самого персонажа.

– Вы часто тогда пересекались с Успенским?

– Конечно, тогда мы еще и общались, и виделись. Вы, должно быть, слышали о тех судах, где он претендует на авторство образа Чебурашки. Да, я признаю, что он автор книги и соавтор сценария. Но автором всех персонажей является художник! То, что происходит сейчас, очень и очень некрасиво. Во всей этой скандальной истории меня греет только то, что самые близкие мне люди: Норштейн, Соколов – ректор ВГИКа, Абрамова – редактор всех кукольных фильмов, Шилобреев – мультипликатор – выступают на этих судах на моей стороне… Но ничего не помогает.

– Почему же?

– Я себе постоянно повторяю, что не надо забывать в каком государстве мы живем. Деньги играют в принятии решений очень важную роль. У Успенского больше возможностей, чем у меня… Зато у меня в коробочке есть миниатюрная фигурка Чебурашки.

– А где же его спутники?

– Был у меня и крокодил Гена, и Шапокляк. Но теперь я передал все это для судов своим юристам.

– Не хотелось бы закончить интервью на столь грустной ноте…

– Давайте на другой (смеется).

– Вы когда-нибудь сами изображали себя в мультипликационном варианте?

– Да-да! В «Обезьянках и грабителях» было двое новых персонажей: один грабитель большой и толстый, а второй грабитель, тот, что с носом, – это я.

– Почему Вы изобразили себя именно грабителем?

А вот так! (улыбается) Оказалось, что грабитель я никудышный… Успенский меня обошел.