Сын еврейских колхозников
14.01.2011
14.01.2011
Иосифа Райхельгауза по праву можно назвать одной из ключевых фигур современного русского театра. В 1989 году Райхельгауз, к слову, коренной одессит, создал в Москве театр нового типа, получивший название «Школа современной пьесы». «Спектакли, которые идут в нашем театре, — уникальны: здесь только мировые премьеры и спектакли “одноразового использования”», — с гордостью говорит режиссер. О своих увлечениях, о родном городе, об отношении к жизни и к искусству режиссер рассказал в интервью корреспонденту Jewish.ru.
— Иосиф Леонидович, интересовались ли вы историей своей семьи? Из каких мест родом ваши предки?
— Конечно! Интересовался, что это за странная фамилия такая — Райхельгауз, и откуда она взялась. Мои родители родом из Одесской области, они жили в еврейском колхозе, организованном незадолго до начала войны. Одно время мой дед был там председателем. Я его застал (он дожил до девяноста с лишним лет) и часто спрашивал у него, кто мы и откуда. Он рассказывал, что следы нашей семьи теряются где-то в Финляндии. На территории России мои предки жили в местечке под названием Ефингарь. Я нашел информацию о нем в Интернете и выяснилось, что оттуда происходит много людей по фамилии Райхельгауз. Я никогда не встречал своих однофамильцев — только родственников. Много лет назад, когда я только окончил ГИТИС и начал работать в театре «Современник», к нам пришел молодой человек и на служебном входе показал паспорт, в котором было написано: Леонид Райхельгауз. Он оказался студентом архитектурного факультета Ленинградской академии художеств, но сам был родом из Омска. Тогда я вспомнил, как дед рассказывал, что трех его братьев (всего их было шестеро) за какую-то провинность выслали в Сибирь. Кто-то из них попал в Омск. Таким образом выяснилось, что Леня — мой семиюродный брат. Я бы очень хотел узнать историю семьи подробнее. Моя мама до сих пор жива, ей 84 года, но помнит, к сожалению, не так много.
— Ваш отец воевал?
— Да, мой отец (его уже нет в живых) прошел всю войну, он был танкистом. Его пиджак, который я естественно храню как главную реликвию семьи, увешан огромным количеством орденов и медалей. Папа часто рассказывал мне о том, как расписался на Рейхстаге. Сколько раз я там бывал — ничего не находил, но в мае этого года мы с сестрой зашли в зал заседаний Бундестага, и оказалось, что в коридорах зала сохранились, как в Германии это называют, «граффити русских солдат». Среди них мы нашли фамилию отца — узнали его почерк. Он был не просто фронтовиком — он был настоящим героем — с наградами за взятие Варшавы, Праги, Берлина и других столиц. Более того, он был прекрасным мотоциклистом, мастером спорта, а также чемпионом Вооруженных Сил СССР. Мамины родители погибли в годы войны в эшелоне. Эта история легла в основу моего фильма «Эшелон». Мама, студентка медицинского училища, и ее 12-летняя сестра остались сиротами. Мама до конца войны работала санитаркой в госпитале. Классическая и до банальности знаковая биография...
— Ваши родители не имели никакого отношения к искусству. Когда вы решили связать свою жизнь с театром?
— Все очень просто — я довольно рано стал понимать, что мне хочется что-то делать: сочинять, строить дом, быть капитаном корабля, играть на музыкальных инструментах, а еще лучше — дирижировать. В первом классе я вообще хотел стать писателем! У меня счастливейшая и замечательная жизнь. Я атеист, хоть и понимаю, что существуют величайшие законы бытия, познать которые невозможно ни с помощью Талмуда, ни с помощью Библии или Корана. Б-г внутри меня, и я несу ответственность за самого себя. Естественно, я не сумасшедший и понимаю, что в любой момент могу попасть под машину или провалиться в пропасть... Более того, со мной это бывало, ведь я занимаюсь гонками и пару раз оказывался на краю гибели. Тем не менее, в том, что зависит от меня, виновен только я.
— По-вашему, каждый человек — кузнец своего счастья?
— Совершенно верно! Я убежден, что каждый человек достоин своей работы, своих детей, как ни странно — своих родителей, творчества, долголетия и так далее. Каждый раз, когда я начинаю жаловаться, я говорю себе: «Как тебе не стыдно, ведь все это — ты». Если ты руководишь хорошим театром — это твоя заслуга, если плохим — это твой провал. Надо сказать, все, что я нафантазировал себе в детстве — все материализовалось. Как-то раз в Париже я увидел один потрясающий театр и подумал, как было бы хорошо приехать туда на гастроли. Это был театр Пьера Кардена, с которым я никогда не был знаком и даже не знал, жив ли он. Что вы думаете — через два года мы приехали туда с гастролями! Таких примеров у меня очень много. Когда мне было 16 лет, я написал своему другу-артисту расписку, в которой говорилось, что лет через десять, когда я буду режиссером одного из известных московских театров, я приглашу его на работу. Через десять лет так и произошло: я, будучи режиссером «Современника», пригласил его работать к нам в театр. Я рассказываю об этом не потому, что я такой талантливый и замечательный, просто профессия накладывает на человека большой отпечаток. Общаясь с человеком, я начинаю воспринимать его как персонаж, пытаюсь разобраться, в чем его интерес и чего он хочет, в чем его страх, удовольствие.
— Значит вы психолог?
— Режиссура — это и есть практическая психология!
— Иосиф Леонидович, я знаю, что вы еще и преподаете. Как вам работается со студентами? Вы строгий педагог?
— Я занимаюсь этим уже много лет и думаю, что я — квалифицированный преподаватель. Я преподавал в ВГИКЕ, РГГУ, вел курс по теории драмы и мастерству актера в Рочестерском университете в США. Веду мастер-классы, летние школы во многих зарубежных учебных заведениях.
— Когда же вы все успеваете?
— Успеваю много, но, во-первых, я пользуюсь техникой, а, во-вторых, мало сплю. К тому же, у меня квалифицированные помощники, которым я очень доверяю. В ГИТИСе я веду две мастерские — актерскую и режиссерскую. В этом мне помогают очень сильные педагоги. В театре у меня есть ассистенты по всем направлениям: по труппе, по зарубежной деятельности, по постановочной части, по СМИ и так далее.
— Вы эмоциональный человек?
— К сожалению, я ужасно эмоциональный... Бывает такое, что вдруг мне кажется, что меня все бросили, никто не любит. Здесь, как говорится, меня можно брать голыми руками.
— Иосиф Леонидович, есть ли что-то такое, чем вам бы непременно хотелось заняться?
— А чем хочется — тем и занимаюсь! Я очень люблю фотографировать и увлекаюсь этим всю жизнь. Недавно мне сообщили, что мои фотографии войдут в альбом работ лучших фотографов России, чем я был совершенно потрясен. Я всегда хотел писать книги — я пишу, хотел преподавать — преподаю, хотел ставить спектакли — поставил уже больше ста. Сейчас у меня новое увлечение — мне нравится снимать документальные фильмы о путешествиях. Я делаю все, что хочется! Хочу строить дома — и строю. Раньше я делал это своими руками: клал кирпичи, строгал доски. Сейчас больше выступаю в роли соавтора проекта, участвую в обсуждении каких-то инженерных решений. Я многим бы хотел заняться и много чего люблю делать. У меня есть замечательный зимний сад. Часто привожу из разных уголков мира какие-нибудь удивительные растения. С тех пор как меня стали выпускать из страны, а произошло это в 90-х годах, куда бы я ни поехал, везде ищу барахолки. Не антикварные магазины, а именно блошиные рынки. Привожу оттуда огромное количество всякой «дряни»: что-то отдаю, что-то меняю, привожу в порядок, реставрирую. Дома это все уже не помещается.
— Вы родились и выросли в Одессе. Как часто удается выбираться на родину?
— В Одессе я бываю часто. Несколько лет назад власти города подарили мне квартиру. Предыдущий мэр Одессы, которого я очень уважаю, Эдуард Иосифович Гурвиц, очень много сделал для города: перенес памятник Потемкину, восстановил памятник Екатерине, привел в порядок весь центр. Он и решил собирать в городе всех разъехавшихся одесситов путем выдачи квартир и приглашений на всевозможные фестивали. Кстати, этим летом под эгидой городских властей произошло событие, которого мы ждали 20 лет — наш театр сыграл в Одессе грандиозные гастроли. Более того, власти города предложили мне стать художественным руководителем театра, на что я им ответил своим предложением — сделать лучший в мире театр. На это нужны деньги, энергия, огромное желание, а получилось так, что предыдущая администрация выступила с предложением, на которое я откликнулся, а новая — молчит. Одесса — город, который дал миру огромное количество замечательных писателей, композиторов, режиссеров, актеров, художников — а себе не взял ничего. На сегодняшний день одесское театральное искусство находится в жутком упадке. Мне очень обидно, и я бы хотел сделать все, что от меня зависит, чтобы эту ситуацию изменить. Я даже придумал проект уникального, который играл бы только одесскую программу. Дело в желании — деньги найдутся.
— Используете ли вы в своих постановках одесские мотивы?
— В «Школе современной пьесы» я ставлю только то, что написано здесь и сейчас. У меня в Одессе есть товарищ — замечательный драматург Александр Мардань. Лет семь назад я первым поставил его пьесу в Одесском русском театре. Сегодня он — один из самых репертуарных драматургов Украины и России, лауреат бесконечных премий. Даже в драматургии я все равно связан с Одессой. Если говорить о каких-то буквальных проявлениях, то в спектаклях проявляюсь я сам, а я — порождение своих родителей и своего города. Если бы я вырос не в Одессе, я бы по другому видел мир, разговаривал, относился к событиям своей и чужой жизни. Одесса меня, конечно же, сформировала.
— По какому принципу вы отбираете авторов?
— Я каждый день читаю пьесы и выбираю те, которые имеют отношение к моей жизни, и мне есть, что по этому поводу сочинить. Я должен понимать, зачем человек купит билет, придет в зрительный зал и сядет на то место, где я сижу и говорю артистам, что нужно оставить, а что — исправить. Я формирую для него некое зрелище, структуру и опыт, в котором он будет участвовать. Читаю, например, очередную пьесу Жени Гришковца, рассказывающую о том, как человек хочет купить себе дом. Все просто — он хочет купить себе дом, ходит и одалживает по друзьям деньги. Я понимаю, что зал будет откликаться, и не ошибаюсь — этот спектакль с интересом смотрят люди богатые и не очень, те, кто купил себе уже не один дом, и те, кто никогда не смогут купить себе жилье.
— В сентябре этого года в «Школе современной пьесы» начались репетиции пьесы по произведению журналиста Дмитрия Быкова. Расскажите, что это будет за спектакль?
— Дмитрий Быков — не просто журналист, а крупный российский писатель! Пьеса называется «Медведь», это политический памфлет о российской национальной идее (медведь — символ правящей партии). Это история о том, как у одного человека в ванной самозародился медведь. Он сначала хочет от него избавиться, но приходят государственные люди и поздравляют его, начинают осыпать всякими благами — ведь у него дома зародилась национальная идея в виде медведя.
— Спектакли по произведениям каких современных авторов можно увидеть в «Школе современной пьесы»?
— Семена Злотникова, Людмилы Улицкой, Евгения Гришковца, Бориса Акунина и многих других. Есть пьесы как совсем молодых авторов, так и признанных классиков. Спектакли, которые идут в нашем театре, — уникальны. В нашем репертуаре только мировые премьеры и спектакли «одноразового использования». Недавно я выпустил премьеру спектакля, который мне самому очень нравится. Он называется «Русское горе» и поставлен по пьесе Грибоедова «Горе от ума». Сергей Никитин написал к нему замечательную музыку, Вадим Жук — комментарии к Грибоедову. Играют в основном молодые артисты — выпускники моей мастерской, а также нынешние студенты. Я решил, что если есть спектакль «Русское горе», то должно быть и «Еврейское счастье»: ведь это, по сути, — одно и то же. После «Медведя» я начну его репетировать. Это будет некая фантазия, игра на тему еврейских анекдотов. Я никогда не занимался еврейской темой, а сейчас захотелось, ведь еврейские анекдоты — это трагифарс, смесь трагического и смешного.
Соня Бакулина
Комментарии