— Марк, недавно узнала, что вы с отличием окончили школу и МГУ. Привыкли всегда и во всем быть первым?

— С одной стороны — да, я действительно привык добиваться своей цели, однако, признаться честно, никакими особыми образовательными успехами я в школе не блистал. Пятерки по точным наукам я получал в силу того, что постоянно защищал честь школы на разных конкурсах: пел, писал сценарии. Мне всегда хорошо давались языки, литература, география, но доведись мне сейчас сдавать ЕГЭ, я был бы далеко не в топе. Что касается МГУ, до я до сих пор не понимаю, как мне удалось получить красный диплом! Помню удивление однокурсниц, которые реально занимались, но диплома так и не получили... В театральном институте всему этому нашлось объяснение. Наша преподавательница по актерскому мастерству говорила: «Берите пример с Марка! У него же на лице написано: я знаю всё!»

— Тем не менее на «Фабрике звезд» вы заняли второе место. Наверное, было обидно уступить лавры первенства другому артисту?

— Обидно мне не было. Мне казалось, что если я займу первое место, на меня тут же ополчатся все на свете…

— За что!?

— Не знаю! Мне, наоборот, родители с детства советовали «не высовываться»: мол, есть люди гораздо лучше тебя. Так что я был очень доволен тем, что произошло со мной на «Фабрике». Мне казалось, что я проявил себя на все сто: спел свои песни, выступил дуэтом с Аллой Пугачевой, Григорием Лепсом, Александром Розенбаумом — людьми, которых я очень уважаю и которые мне очень нравятся. Было бы обидно, если бы я не попал в тройку лидеров. Второе место меня вполне устроило. Тем более получается, что из всех парней проекта я стал первым, так как «золото» досталось Анастасии Приходько.

— Вы один из немногих выпускников «Фабрики звезд», кому после окончания проекта удается удержаться на плаву. В чем секрет вашего успеха?

— Дело в том, что на проекте участниками постоянно занимаются высококлассные специалисты: стилисты, визажисты, преподаватели по вокалу, сценической речи, актерскому мастерству. Тебя одевают, стригут, с тобой записывают песни, привозят звезд, с которыми ты будешь петь, каждую неделю дают эфиры на центральном канале. У неподготовленного человека в такой ситуации ломается психика, ему кажется, что так будет продолжаться всегда. Многие не понимают, что чем дальше, тем сложнее. «Фабрика» и все аналогичные проекты дают шанс, который едва ли еще когда-нибудь выпадет начинающему артисту в нашей стране. А дальше? Дальше надо работать, записывать песни, если ты пишешь их не сам — где-то находить, придумывать репертуар, стучаться в двери всех радиостанций и телеканалов, чтобы тебя поставили в эфир. Это очень сложно, и если у тебя нет продюсера, на пути возникает масса преград. Каждый преследует свои интересы, к тому же новых имен в шоу-бизнесе побаиваются. Продюсеры рассуждают так: если мы неплохо зарабатываем на таком-то артисте, то зачем нам конкурент, с которым придется «делить поляну»? Кроме того, на кастингах часто выбирают каких-то фриков, не замечая при этом людей со скрытой индивидуальностью. Узнали бы вы в толпе, например, Стинга или Челентано? Скорее всего нет, так как визуально они ничем не примечательны. Обычные люди. Предпочитают брать ярких персонажей, которых хватает не более чем на месяц. Собственно, вот причины, по которым порой выпускников «Фабрики» так быстро забывают.

— В народе давно бытует мнение, что на подобные музыкальные проекты попадают в основном «блатные» артисты. Как прошли кастинг вы?

— Есть определенное количество людей, которые попадают на проекты такого рода исключительно сами, и я — среди них. Я сам был свидетелем того, как люди предлагали баснословные деньги за то, чтобы их протеже взяли на «Фабрику». Я сидел и думал: ну, все понятно. Их возьмут, меня — нет. Но их не взяли! Насколько я знаю, на проект Константина Меладзе большинство ребят пришли «с улицы».

— Насколько я поняла, у вас нет продюсера?

— Нет. Видимо, я исключение из правил. Сейчас большинство артистов принадлежат какому-то продюсеру. Я же абсолютно независим.

— Родители гордятся тем, что их сын стал «селебрити»?

— Не знаю. Они у меня вообще очень скромные, и если гордятся, то, наверное, наедине. Думаю, что им приятно.

— Насколько я знаю, они не очень приветствовали ваше увлечение музыкой?

— Совсем не приветствовали. По их мнению, мужчина должен стабильно зарабатывать деньги. Конъюнктура шоу-бизнеса была им совершенно непонятна. Мы жили в Махачкале, и среди наших знакомых не было ни одного человека, так или иначе связанного с музыкальной индустрией. Родители считали, что артист успешен тогда, когда его показывают по телевизору или когда он собирает огромные залы. В отличие от него, врач, например, может работать где угодно, и его все равно будут уважать. В Дагестане по этому поводу даже ходил такой анекдот:

Уехал человек из села в Махачкалу. Обладатель роскошного тенора, он стал петь в Махачкалинской опере. Возвращается домой, в село. Собрались старейшины и спрашивают:

— Кем ты работаешь?

— Я пою.

Они подумали и говорят:

— Петь — это хорошо, а кем ты все-таки работаешь?

В представлении моих родителей это было примерно так. Вообще, они очень переживали, смогу ли я этим ремеслом заработать себе на жизнь и не приведет ли это, как тогда казалось, детское увлечение, к краху надежд.

— Расскажите про свою семью. Ее можно назвать традиционно еврейской?

— Я не знаю, что такое традиционная еврейская семья... Во-первых, мы жили в советское время. Во-вторых, мы жили в Махачкале, где происходит смешение культур. Только дагестанских народностей там больше тридцати плюс русские, евреи, татары, армяне, азербайджанцы. Моя семья, скорее, мультикультурная. Большую часть детства я проводил с бабушкой. Формально она была атеисткой, хотя в моем понимании это совершенно Б-жий человек. Порой люди, соблюдающие религиозные обряды, делают гораздо меньше добра, чем те, кто формально в Б-га не верят. Бабушка пережила много страданий: ей пришлось пройти фашистский лагерь. Никаких особых традиций у нас в семье не было, хотя о них всегда говорилось с большим уважением. Папа всегда смотрел на тех, кто их соблюдает, с восхищением. Да и возможностей особых не было. Это уже в 90-е годы в Махачкале появилась синагога, еврейский центр. К тому времени я уже уехал в Москву. Традиционной мою семью можно назвать только в том плане, что мои родители «чистокровные» евреи, и никаких других национальностей больше в роду у нас нет.

— Как ваши предки оказались в Махачкале?

— Случайно. В годы войны моего дедушку по маминой линии отправили строить Махачкалу. Там он умер, и бабушка, оставшаяся одна с дочкой на руках, пошла работать учительницей. Мой папа родом из города Черновцы. Его семья была знакома с моей бабушкой, а, так как отец всегда плохо учился, его решили направить в Махачкалу, чтобы бабушка его как-то «подтянула». Так образовалась семья. Бабушка родилась в Бессарабии и в годы Второй мировой войны вместе с сестрами попала в концлагерь на территории Украины. Родителей убили. Из лагеря их освободила Красная армия. В их семье было принято говорить на бессарабском идише, так что бабушка даже русского не знала.

— Пока что, наверное, нет. Часто выступаю на мероприятиях, приуроченных к тому или иному еврейскому празднику, например, к Хануке. В синагогу я не хожу, но ходят многие мои друзья и мне об этом рассказывают. Мне очень нравится бывать в Израиле. Что касается религии, то у меня к ней свое отношение: я верю, но не люблю об этом публично рассуждать.

— Что привлекает вас в Израиле?

— Больше всего мне нравятся Тель-Авив и Иерусалим. У меня в репертуаре даже есть песня « В будущем году в Иерусалиме». Тель-Авив нравится мне своим многообразием: и набережные, и небоскребы в центре города. У него есть свой аромат, свой дух, ощущение какой-то свободы. К тому же почти в каждом городе Израиля у меня живут родственники. Меня часто приглашают туда на концерты. Недавно выступал на концертах в честь Дня независимости и Дня победы, куда были приглашены многие артисты, в том числе Иосиф Кобзон.

— Одно время мы хотели эмигрировать. Папа очень хотел уехать в Израиль, но как-то не сложилось. Родители были в Махачкале неплохо устроены. Мама всю жизнь проработала заведующей отделением в больнице, ее очень уважали, стремились попасть к ней на прием. Папа начинал разнорабочим на заводе, а стал начальником цеха. Наш дом был всегда полон гостей. Папа очень хотел уехать, мы с братом – не очень. Брат учился в медицинском институте, и у нас с ним в Махачкале тоже было много друзей. Кроме того, бабушка была уже в весьма преклонном возрасте. В силу того, что в юности ей пришлось пройти концлагерь, она сильно болела, и израильский климат не пошел бы ей на пользу. Совокупность всех этих факторов сыграла свою роль, и мы остались.

— Читала, что вы какое-то время учились в США. Не хотелось остаться?

— Я, наверное, какой-то неправильный человек. Мне никогда не хотелось уехать, даже несмотря на то, что 90-е годы были для России не самым благополучным временем. Люблю землю, где я родился. Я часто влюбляюсь в новые страны, города, но всегда возвращаюсь домой. Я думаю, что максимально комфортно чувствуешь себя там, где твои друзья, родные. К тому же в Америке мне не очень повезло с «приемной» семьей — пришлось менять на другую. Так что, вернувшись домой, я был очень счастлив. Это было в 1993 году.

— Марк, вы выросли в то время, когда антисемитизм был уже не так распространен. Тем не менее, доводилось ли с вам сталкиваться с ксенофобией?

— Конечно, приходилось, но я этого стараюсь просто не замечать. Я с огромной жалостью отношусь к тем, кто испытывает к людям неприязнь на основании их национальности или цвета кожи. Прежде всего это связано с отсутствием положительного опыта в общении с представителями других национальностей. Более того, это говорит о некоей убогости, обделенности и обиженности. Меня это никогда не заводило и не трогало. Были случаи, когда говорили гадости за спиной, и все в таком духе. В любом случае, дай Б-г всем этим людям здоровья.

— Как относятся к евреям в Махачкале?

— К тому времени, когда я подрос, евреев там оставалось уже очень мало. Предрассудки были, от них никуда не уйдешь, однако на себе я ничего подобного не испытывал. Мне кажется, что не надо заострять на этой проблеме внимания. Я на своем примере помогаю людям избавляться от стереотипов.

— В одном из своих интервью вы, то ли в шутку, то ли всерьез, сказали, что обязательно женитесь до 33 лет. Как продвигаются поиски невесты? Если не ошибаюсь, в августе вам исполняется 32...

— Когда я был маленьким, мне вообще казалось, что 35 — это уже какой-то совершенно невозможный возраст! Думал, что не доживу до этого времени. Как видите — дожил, и все еще не женат. Не знаю. Пока я полностью сконцентрирован на своей профессии. Хочется в ней преуспеть и сделать что-то главное, хотя, как сказал мне один из моих друзей, «тебе будет вечно казаться, что чего-то главного ты еще не сделал». Алла Пугачева ведь ушла со сцены и сказала: «Самое главное я уже сделала». Хотя это, скорее, уникальный случай. И уникальный человек. Тем не менее, я должен сделать что-то такое, что застолбило бы за мной место в жизни. Это отнимает очень много времени, и сейчас я абсолютно не приспособлен не то что к семейной, а даже просто к упорядоченной взрослой жизни.