— Я веду некую статистику и получается, что почти половину своего времени я провожу в Москве, треть — в Швеции, а оставшуюся — в поездках по кинофестивалям и кинорынкам.

— В Гётеборге. Для Швеции Гетеборг — как Питер для России, то есть второй по значению город и «окно в Европу». Немного похож на Питер и немного — на Одессу. В Швеции считается, что в Гётеборге живут люди с хорошим чувством юмора.

— Это был неосознанный выбор, я бы сказал, стечение обстоятельств. Мы с друзьями решили уехать из разваливавшегося Советского Союза и 1 сентября 1991 года выехали на машине из Москвы с целью где-нибудь остаться. Так получилось, что я оказался в Швеции. Кроме того, один из моих друзей был переводчиком со шведского: появились новые знакомства, контакты. Сначала мы совершили эдакое турне по Европе, потом вернулись в Швецию. Когда я уезжал из Москвы, я понятия не имел, что окажусь там.

— Советский Союз был на грани распада, хотелось начать новую жизнь в новой стране. Европа казалась тогда чем-то очень привлекательным... Когда я уезжал, у меня была специальность программиста: я закончил институт и знал, что это очень востребованная и «свободно конвертируемая» профессия. Я знал, что рано или поздно создам свою компанию, но был уверен, что ее деятельность будет связана с разработкой программного обеспечения. Кстати, моя первая компания именно этим и занималась. Когда я жил в Швеции в лагере для беженцев, мы с другом-дизайнером сделали компьютерную педагогическую игру, обучавшую детей математике. На ней я заработал свои первые заметные деньги. Ну и подрабатывал, конечно: убирал дома, ухаживал за садиком, редактировал технические переводы, которые делала тогда компания Volvo. Игру, которую мы придумали, продавали в Скандинавии, США, Австралии.

— Он был у меня всегда. Я с детства был продвинутым зрителем, однако вряд ли меня можно было назвать настоящим киноманом. Мой папа был театральным режиссером, поэтому в детстве я смотрел много фильмов, которые не выходили на широкий экран. У папы была своя театральная студия в Доме культуры им. Русакова, где шли очень интересные кинопоказы, например, фильмы Бастера Китона. Мой одноклассник Миша тоже очень любил альтернативное кино, и мы с ним ездили в заводские клубы на окраинах Москвы, где крутили фильмы Тарковского, Ромма. В Швеции я сначала вообще выпал из мира кино — тогда я жил в лагере для беженцев. Нет, мы, конечно, собирались большой компанией и брали напрокат видеомагнитофон, но это было так, чисто для развлечения. Потом во мне проснулся серьезный интерес к кино, сначала в качестве бизнес-идеи: привозить в Россию шведские сериалы, а в Швецию — классические советские фильмы.

— Мой папа родом из Ленинграда, мама — из Москвы. Я рос в столице, но каждое лето проводил на даче под Ленинградом. Именно поэтому мне, наверное, так комфортно в Скандинавии — здешняя природа напоминает о детстве, проведенном на даче.

— Да, меня так назвали в честь дедушки.

— И по маминой тоже. Мамина семья в 20-е годы эмигрировала в Советский Союз из Польши. Мой дед и пятеро его братьев были левыми, им казалось, что СССР — это worker’s paradise, рай для рабочих. Так что они уехали по идеологическим причинам. В 1937 году все они были репрессированы. Один из моих троюродных братьев серьезно занялся этой темой, поднял архивы и нашел копию уголовного дела моего деда. Из лагерей вернулся только один из братьев, остальные либо были расстреляны, либо, как мой дед, умерли в тюрьме. Моя бабушка одна воспитывали четверых детей — трех своих и племянника. Так что прабабушка потеряла всех пятерых сыновей — того, который вернулся из лагерей, она так и не дождалась — умерла до его возвращения. Видел совершенно потрясающие письма, которые прабабушка писала в Верховный Совет. Мама была высококвалифицированным инженером-строителем, часто ездила в командировки по стране и за границу. Кроме того, она закончила иняз, поэтому с детства заставляла меня учить английский, что в будущем мне очень пригодилось. Тогда это казалось странной прихотью: зачем советскому мальчику учить английский язык? Но я маму слушался. Когда мне было лень, она говорила: «Ты маму любишь? Прочитай еще страничку». Когда я лежал в больнице или отдыхал в пионерлагере, мама писала мне письма на английском — на нем же мне приходилось ей отвечать!

— Конечно. Эту тему никто не замалчивал. Я с детства знал, кто я, хотя когда я впервые узнал о своем происхождении, расплакался и сказал: «Я не еврей, я москвич!» Мне тогда было пять или шесть лет. Я не понимал, что можно быть одновременно и евреем, и москвичом. Потом папа объяснил мне, что я, вообще-то, ленинградец. Семья у нас была нерелигиозная, но культурные корни чтились — Шолом-Алейхем и прочее.

— Ходил! Московская синагога была центром тусовочной жизни. Известно, что благодаря России праздник Симхат-Тора стал более популярным в Европе. Тогда было два «тусовочных» дня, по которым ходили в синагогу: Симхат-Тора и Песах. Улица Архипова, ныне Большой Спасоглинищевский переулок, перекрывалась сверху донизу: люди танцевали, пели песни. Это был своего рода безопасный выплеск массового диссидентства. Об этом рассказывали на западном телевидении! Еще бы! Советский Союз — и вдруг такое мероприятие: тысячи евреев собираются на одной улице, поют, танцуют. Настоящее событие, достойное выпуска новостей. Симхат-Тора, Песах и Рош а-Шана — в эти праздники я ходил в синагогу. Молитв, конечно, никаких не знал — так, чисто из культурных соображений.

— Да, я ходил в синагогу в Швеции. Я нерелигиозен, но традиции своего народа соблюдаю.

— В Швеции не было средневековых антисемитских эксцессов, потому что в то время там не было евреев. Первые евреи появились в Швеции в XVIII веке — приехали из Амстердама и поселились в городе Марстранд. Потом было несколько волн еврейской эмиграции в Швецию: в начале ХХ века, после Второй мировой войны. В последние месяцы войны в Швецию переправляли так называемые «белые автобусы» с освобожденными из концлагерей евреями. В 50-е годы в страну стали приезжать польские и венгерские евреи.

Что касается антисемитизма, то он появился в Швеции в последние десятилетия — в связи с Израилем и арабами. В Европе существует несколько векторов ксенофобии: один направлен на мусульман, другой — на евреев со стороны мусульман и левого истеблишмента, который всегда был настроен антиизраильски. Антисемитизм в Европе связан также с неонацистскими движениями, но я бы не сказал, что их ненависть по отношению к евреям настолько сильна — в первую очередь, агрессия направлена на мусульман. Конечно, какие-нибудь отморозки могут осквернить еврейское кладбище, но реакция властей на это однозначна. Когда подобное произошло в Стокгольме, члены шведского правительства надели кипы и пришли на кладбище в знак солидарности.

Антисемитизм в Швеции носит скорее антиизраильский характер, и в некоторых городах, например, в Мальмё, это движение поддерживается муниципальными властями, что создает неприятную обстановку для еврейской общины города. Если помните, одна голливудская студия планировала снять на юге Швеции фильм на еврейскую тему, но Центр Симона Визенталя рекомендовал отказаться от этого по причине чрезвычайно высокого уровня антисемитизма в Мальмё. С другой стороны, я живу в Гётеборге уже двадцать лет и сказать, что мне пришлось хоть немного испытать эти настроения на себе, не могу. Я член еврейской общины Гётеборга и раньше очень часто ходил в синагогу к одному очень хорошему раввину. С ним было очень приятно общаться; это были даже не проповеди, а, скорее, философские эссе об этике иудаизма. Потом он, к сожалению, уехал, и я стал посещать синагогу реже. В городе есть еврейская школа, детский сад, проводятся всякие еврейские тусовки, есть даже своя футбольная команда.

Сын моего знакомого однажды столкнулся с проявлением антисемитизма — в школе к нему пристали какие-то нацики... Мне кажется, что нацистские группировки были куда более активны в 90-е годы: тогда было время массовой иммиграции, к которой Швеция оказалась не готова. При всей моей антипатии к подобным движениям, я могу по крайней мере понять их психологию: как принять то, что в Швецию приезжает масса не похожих на тебя людей? А шведские евреи интегрированы в общество, это не еврейская община в Польше в XVIII веке, пугавшая неокрепшие умы окружающих: мол, что это за люди в черных лапсердаках и пейсах, наверное, они замышляют что-то нехорошее.

— В постсоветское время — нет. В детстве приходилось драться, хотя в моей школе все было нормально — в крайнем случае мог иногда дать кому-нибудь в лоб, если начинались антисемитские «наезды», но это было крайне редко. В юности я занимался спортом и тогда попал в не очень приятную среду. Мы поехали в спортивный лагерь и там-то я был один против всех.

— Гребля на каноэ. Я занимался плаванием, водным поло — но там в этом плане все было нормально. Когда стал заниматься греблей, появились проблемы с ребятами, занимавшими в компании лидирующие позиции. Это было неприятно. С поступлением в институт все тоже было не так просто: в некоторые вузы еврею поступить было невозможно. Сначала я попробовал поступить в Физтех (МФТИ), и это было совершенно безнадежно, затем — в Московский автомеханический институт, откуда меня после первого курса забрали в армию. Вернувшись, я попробовал поступить в МГУ на факультет вычислительной математики и кибернетики. Там меня нагло завалили на экзамене... Помню, как я подошел к преподавателю подготовительных курсов и показал ему задачки, которые, якобы, достались моему приятелю на экзамене. Он сказал, что такие задания дают тем, кто поступить не должен: в рамках школьной программы решения для таких задач просто нет. Я рассказал, что на самом деле эти задания попались на экзамене мне. Преподаватель, рафинированный интеллигент лет 80-и, был настолько возмущен, что вызвался мне помочь: провел со мной несколько занятий. В результате я поступил в Московский экономическо-статистический институт на факультет прикладной математики.

В конце 80-х появились разные антисемитские движения, в том числе «Память», всяческие газеты. Общественная атмосфера была очень неприятной, и это было одной из причин, по которой я решил уехать. В то время был популярен роман Александра Кабакова «Невозвращенец», в котором будущее России рисовалось в весьма мрачных тонах, и очень многим этот роман казался пророческим.

— Да, я думал об этом. Находясь в Швеции, я подал документы на репатриацию, но потом мне и моим друзьям дали вид на жительство, и я решил построить свою жизнь в Европе. Мой хороший друг уехал из Казахстана в Израиль, а оттуда — в Швецию. Он говорит, что если бы я приехал тогда со своей специальностью в Израиль, у меня могла бы быть головокружительная карьера! Программистов хватали прямо в аэропорту — бум индустрии был в то время везде, но в Израиле особенно. С другой стороны, так я бы никогда не связал свою жизнь с кинематографом.

— Нет, я самоучка! Образование у меня только математическое. Я занимаюсь кино 15 лет и могу привести в пример еще нескольких человек из этой индустрии, у которых нет кинематографического образования: Такеши Китано, Вуди Аллен и другие. Я не говорю, что системное образование в области кино никому не нужно. Благодаря ему многие мои коллеги в свое время пересмотрели всю классику и перечитали разные полезные книги. Я всегда старался самообразовываться. Вуди Аллен, который находится в таком же положении, что и я, сказал: «У нас, у самоучек, всегда остаются какие-то пустоты, которые еще необходимо заполнить». Я очень доволен тем, что получил математическое образование: оно помогает заниматься бизнесом и настраивает мозг на определенную логику. Опыт работы программистом дает бесценный опыт, к тому же мы живем в мире информационных потоков, которыми нужно как-то управлять. Я вместе с еще одним программистом разработал очень мощную систему управления всеми процессами кинодистрибьюции — это уникальная разработка, которая помогает управлять данными, организовывать кинопрокат, следить за статистикой и так далее. Мое образование оказалось для меня очень полезным. Что касается кино, то нужно больше читать, смотреть и думать; безусловно, помогает общение с коллегами — ведущими российскими кинокритиками. Одно время я был просто кинопрокатчиком, потом стал журналистом — восемь лет вел передачу «Магия кино» на телеканале «Культура».

— Я снялся в нескольких клипах Аллы Пугачевой, которая впервые увидела меня в «Магии кино» и решила, что я — тот, кто ей нужен. Недавно их пересматривал — забавное зрелище, конечно. Сыграл героя-любовника! Другое дело, что пресса порой не может отличить фикшн от реальной жизни. Если в клипе я играю героя-любовника, то, значит, это не клип, а документальный фильм о нашей жизни! В газете «Спид-Инфо» на первой полосе был заголовок: «Следующим мужем Аллы Пугачевой будет Сэм Клебанов!». Как видите, пророчество не сбылось. Однажды я снялся в сериале «Молоды и счастливы»: сыграл телемагната наподобие Константина Эрнста. Еще я продюсировал фильм «Горячие новости», и режиссер картины Андерс Банке предложил мне роль, которую я, когда писал сценарий, прочил Федору Бондарчуку. Вот и весь мой опыт в кино. Честно говоря, я не особо рвусь к этой карьере: не думаю, что у меня есть выдающиеся способности. Пусть этим занимаются те, у кого получается.

— У меня есть семья, но детей нет.

— Она тоже еврейка, у нее двойное гражданство: германское и российское. Родители еще в детстве увезли ее в Германию. У нас у обоих европейские паспорта, поэтому мы можем спокойно вместе перемещаться по всему миру. Она, как и я, живет на два дома. Занимается продюсированием, мы вместе работали над фильмом «Горячие новости». В настоящее время она часто бывает в Казахстане — у нее там свой проект.

— Вы знаете, мы один раз поработали вместе, и для семьи это кончилось очень тяжело. Получается, что рабочий день у тебя не заканчивается никогда. Сейчас каждый из нас занимается своим делом, хотя в будущем мы, возможно, и сделаем что-нибудь вместе.