Юрий Аскаров — эстрадный и театральный артист, телеведущий, конферансье и пародист. Сам Роуэн Аткинсон прозвал Юрия Аскарова «русским мистером Бином». Он вел концерты таких мировых звезд, как Рианна, Патрисия Каас, Тото Кутуньо, Адриано Челентано. Аскаров — постоянный участник юмористических телешоу, в прошлом вел программу «Фигли-Мигли» на ТНТ. Артист признается, что в жизни он куда скромнее, чем на телеэкране: «Оказываясь со мной за одним столом, многие удивляются тому, что я, пожалуй, даже слишком ранимый человек». О становлении карьеры, своих экзотических корнях и любви к израильской публике Юрий Аскаров рассказал в интервью Jewish.ru.

— Банально — но это действительно так. Комики — люди закрытые, многие сторонятся шумных компаний, хотя, конечно, не все. Я принадлежу к той категории людей, что избегает походов в увеселительные заведения, где можно проявить себя в образе «веселого товарища». У меня есть узкий круг друзей и мне этого достаточно. В жизни я куда более скромный, чем в телевизоре. Оказавшись со мной за одним столом, многие удивляются тому, что я, пожалуй, даже слишком ранимый человек. Хотя таким сентиментальным я стал недавно.

— В моей жизни произошли серьезные изменения: брак дал трещину. За этот год я очень повзрослел. Мы с женой разошлись после 12 лет совместной жизни, и теперь я на все смотрю совершенно другими глазами. Меня это очень закалило, хотя долгое время я находился на каком-то распутье, боялся потерять все, что имел, не мог больше ни о чем думать. Спасение я находил на сцене. Берешь в руки микрофон — «Добрый вечер, дамы и господа!» — и как-то легче становится. Сходишь со сцены — все снова плохо, жизнь не удалась, конец света не за горами... Тем не менее я смог через это пройти. Каждому человеку даются в жизни испытания. Главное — выкарабкаться из них живым и невредимым. У меня получилось — и слава Б-гу!

— Да, я играл в КВН в Красноярске.

— Признаться честно, я очень плохо учился в школе: страдало поведение. Когда поступил в университет, мама сказала: «Сынок, играй в КВН, тогда тебя переведут на бесплатное обучение!» Вот она, еврейская мама, правда? Я так и сделал: через полгода игры в КВН ко мне подошел декан и предложил перевести на бесплатное отделение, чему я был безмерно рад. Так и проучился два года.

— Да, так как наобум поехал поступать в ГИТИС. Я тогда понятия не имел о том, кто такие Немирович-Данченко и Станиславский, что такое МХАТ и когда он образовался, вообще ничего такого не знал. Тем не менее я поступил сразу в три учебных заведения. Мне сказали: «Уважаемый, нужно решать, что делать — становиться человеком искусства или возвращаться в Красноярск и бить баклуши». Я остановился на ГИТИСе и Эстрадно-Цирковом училище. Объясню, почему: в ГИТИСе курс набирал великий конферансье Борис Брунов, а в Эстрадно-Цирковом училище когда-то учился Геннадий Хазанов, мой кумир и ориентир. Усидеть на двух стульях, сами понимаете, было сложно, нужно было определяться, и я выбрал эстрадный факультет ГИТИСа.

— Они появились у меня через три недели после поступления. Первый вопрос, который задал нам Брунов, был следующий: «Ребята, поднимите руки те, кто прямо сейчас может выйти на сцену и что-нибудь сделать?» Все молчат. И тут я поднимаю руку. «Спасибо за смелость!» — сказал мне тогда Борис Сергеевич, и через две недели я уже выступал в сборном концерте в Белом доме. Сколько себя помню, всегда рвался в бой, за что Брунов меня потом очень хвалил. Мы с ним подружились, он брал меня с собой на многие концерты.

— Однажды я, студент второго или третьего курса, выступал со своим номером в сборном концерте в ГЦКЗ «Россия». Ко мне подошел какой-то человек, назвался директором Бориса Моисеева и предложил сотрудничество. Я посмеялся и пошел дальше. Он меня догоняет и говорит: «Вы не поняли, давайте поговорим!» Мы поговорили, и он предложил мне поработать в программе Бориса. Я согласился, сам не понимая, во что ввязался. Ну, не в то, во что вы подумали... Боря — умный человек, он сразу задал мне вопрос: «Ты наш или не наш?» Я сразу сказал, что нет, не ваш, и разговоров на эту тему у нас больше не возникало. У Бори я прошел шикарную школу. Молодому артисту, тем более работающему в разговорно-пародийном жанре, очень сложно выходить в программе такого «монстра». Приглашая зрителей к себе на концерт — причем за немалые деньги — он позволяет выходить на сцену никому не известному молодому артисту! В первые две минуты в зале происходит нечто невероятное: будто немца на расстрел ведут. Тишина стоит жуткая — в такие моменты хочется вообще забыть об этой профессии. А потом, когда публика начинает смеяться, ты чувствуешь себя победителем. Боря — сильный артист, и перетянуть кусочек одеяла на себя очень тяжело. Отмечу, что я не вел концерты, а выступал в его программе со своими номерами.

— Когда я стал мелькать на телевидении, меня начали приглашать не только с номерами, но и как ведущего, у которого есть свои номера.

— Вы знаете, я работал с режиссерами, но дело в том, что поставить номер полностью у них все равно не получится. Режиссер может поставить действие только тогда, когда он четко понимает жанр — а я его сам до сих пор не могу сформулировать. Работать в одиночестве мне легче. Мои первые зрители — это мои друзья и близкие. Я усаживаю их на диван и говорю: «Ребята, смотрим и говорим, как есть». И они выкладывают правду-матку. Самая лучшая проверка — в детских учреждениях; детская реакция на тот или иной номер не сравнится ни с чем. Смешно — они смеются, нет — хоть в лепешку разбейся, а ничего не выйдет. Ничего не придумывают, ничего не играют — они такие, какие есть. А вот своих детей у меня пока нет… Очень завидую друзьям, у которых есть дети. Надеюсь наверстать упущенное.

— Я хорошо отношусь ко всему, что связано с искусством, тем более с юмором. Я играл в КВН, но при этом никогда его не любил. Мне всегда нравились сольные партии, и в процессе игры в КВН я совершенно разлюбил коллективную деятельность. Кроме того, меня всегда больше тянуло в эстраду, в то время еще советскую: Муслим Магомаев, Геннадий Хазанов. C ребятами из Comedy Club у меня очень хорошие отношения, меня приглашали туда работать, но я сторонник «своей шлюпки». Ни лайнер, ни яхта мне не нужны — они могут дать трещину, а шлюпка, хоть и резиновая, бывает крепче в несколько раз. С самого первого дня в Москве я ни на кого не рассчитываю. Одному мне спокойнее. Я сам отвечаю за свои номера: и за свои удачи, и за провалы.

— Папа поначалу немного ревностно. Он и и сам актер, я у него поздний ребенок… У моих родителей была очень большая разница в возрасте. Когда мама вышла замуж, ей было 22 года, папе — 60… В силу возраста отношения с отцом были не самыми простыми. Заслуженный артист России, театральный деятель, актер и режиссер, он, как и подобает творческому человеку, отреагировал довольно-таки резко. «Что это за выскочка! — говорил он. — Так не положено! Нужно получить образование по-взрослому, а не так, как ты». Студенты с других факультетов часто говорили нам, эстрадникам: «Да вы же халтурщики, вам лишь бы деньги заработать, вот мы — это искусство!» В папе это проявлялось по-доброму. Незадолго до смерти он позвонил мне и сказал, что гордится мной. Я, конечно, растаял. Можно пропеть дифирамбы, а можно сказать одно теплое слово — и это будет высшая награда. Мама — это моя лучшая подруга, которая знает меня от и до. В творчестве она всегда выступает в роли моего критика, и всегда говорит правду, хотя мы часто с ней спорим.

— Нет, она у меня бухгалтер на пенсии. Я забрал ее из Красноярска, сейчас она живет то в Юрмале, то в Москве.

— Израиль — это отдельный разговор. Впервые я попал туда с коллективом Бориса Моисеева. Благодаря концертам я узнал Израиль с другой стороны. Какая там кухня, а какие люди! Модно-продвинутые, причем во всем: в одежде, в разговоре, в искусстве. Если это режиссер, то у него просто миллион идей, да еще каких! Я получаю неземное удовольствие от израильской публики. Если тете Соне, которая пришла на концерт, понравился номер, она не будет молчать, она отреагирует так, что утрет нос всем артистам! Израиль — это невероятный колорит во всем, ну как его можно не любить? Там по-хорошему сумасшедшая атмосфера, в отличие от той же Юрмалы, например, где, наоборот, очень спокойно. Мне хорошо и там, и там.

— Папа родился в 1917 году — время было, понятное дело, далеко не спокойное. Он говорил, что его родители персы. Отец многое скрывал, что-либо выпытать у него было просто невозможно, но это и понятно. У него была очень сложная жизнь, он был репрессирован, а это наложило огромный отпечаток на личность. Когда мама стала наводить справки о его происхождении, родная сестра отца, тетя Сара, живущая в Америке, рассказала, что их мать — никакая не персиянка, а еврейка из небогатой семьи. Из-за этого у их отца начались проблемы. В графе «национальность» в паспорте у отца было написано «перс», и ему это спасло жизнь. Моя бабушка по маминой линии за эту графу, например, всю жизнь стирала халаты. Хотя папе тоже досталось, но по другим причинам. Его обвинили в шпионаже в пользу Англии, где он сроду не был, дали 10 лет лагерей. Мама увидела папу на театральной сцене и сразу влюбилась. Многие их осуждали: все же такая большая разница в возрасте. Отца не стало в 87 лет: мама была с ним вплоть до самой его смерти.

— За кого меня только не принимают — за армянина, за турка, за иранца... Мне повезло: могу везде сойти за своего. А вот в Арабских Эмиратах такой «фокус» не прошел. Я-то думал, мол, папа из Ирана, ну все, свой — а вот нет, оказывается. Стоит группа людей, ну, я им машу так: «Хэллоу, папа фром Иран!» А они мне: «Израиль?» Я говорю: «Да нет же, папа фром Иран». «А мама?» — спрашивают они. «Иран ту», — на всякий случай отвечаю. И слышу в ответ: «Но-о-о-у, Израиль!» Так что из номера я потом один не выходил. Было и такое!

— Был один случай еще в детстве: мне тогда было восемь или девять лет. Мы с бабушкой стояли в очереди, и ее толкнули, выкрикнув при этом: «Еврейка!». Меня это очень задело, и я долго от этого случая отходил. Со временем во мне стала просыпаться непреодолимая злость по отношению к тем, кто позволяет себе такие выходки. Я возненавидел людей, которые проявляли агрессию такого рода. Меня усмирила мама: мы поговорили, и во мне это утихло. Больше таких случаев ни со мной, ни с моими родными не происходило. Я далек от политики, но все-таки мне кажется, что нынешнему правительству удалось всю эту лимоновщину как-то прибить. Во всяком случае, того, что было при Ельцине, сейчас нет. Я сужу по временам моего поступления в ГИТИС — мне довелось наблюдать немало всяких ситуаций. Пусть уже люди поживут мирно... Неужели это невозможно?

— Активно готовлюсь к Юрмале: как говорится, готовь сани летом. Делаем дуэты с Максимом Галкиным, Юрием Гальцевым, продумываю свои сольные номера. Собираюсь сниматься в фильме Алексея Пиманова о Великой Отечественной войне. Кино — это, конечно, интересно, но эстрада мне намного ближе! Очень хочу сыграть про войну, что-нибудь вроде фильма «Пианист» (хотя это я загнул, конечно). Хочу поработать с ролью, поломать себя... В фильме «Цыганки» пришлось столкнуться с темой сталинских репрессий, и это было безумно интересно. Я настолько погружался в ту атмосферу, что, выходя со съемочной площадки, изображавшей коммуналку, и направляясь к своей машине, я оглядывался по сторонам с мыслью: «Слава Б-гу, что я живу сейчас, а не тогда!» Готовлю сольный концерт в Кремле — он запланирован на декабрь. Хотелось бы съездить со своей программой в Израиль. Мне важно сделать в искусстве то, что я считаю правильным. Кому-то это понравится, кому-то — нет, но, по крайней мере, это будет то, чего нет у других. Для творческого человека это самый главный комплимент.

— В последнее время на телевидении появляется столько новых миниатюр, что зрители потихоньку перестают ассоциировать меня с этим образом. Меня это очень радует! Я очень сильно переживал по поводу того, что меня начали узнавать, когда я стал ведущим шоу «Фигли-Мигли» на ТНТ. Это не моя программа, не мой продукт, и я не отвечал за те шутки, которые фигурировали в передаче: все было навязано авторской группой. Я очень комплексовал по этому поводу и переживал, когда меня стали узнавать на улице. Мне даже пришлось обратиться к психологу — было тяжело. Когда вокруг стали понимать, что я — это не только «Фигли-Мигли», стало намного легче. Но сравнение с мистером Бином — это все равно комплимент!