Марек Хальтер — известный франко-еврейский писатель, журналист, общественный деятель и правозащитник. Господин Хальтер, прекрасно владеющий русским языком, часто бывает в России: обязывает статус президента Французских колледжей Санкт-Петербургского и Московского государственных университетов. Корреспондент Jewish.ru встретилась с писателем во время его последнего визита в Москву. Г-н Хальтер рассказал, что в этот раз поездка во многом связана с выходом его нового авторского проекта — совместного российско-французского фильма, посвященного Биробиджану.

— Мой интерес к этой теме далеко не случаен. Я родился в 1936 году в Варшаве, тогда евреи составляли около трети населения польской столицы. И все они говорили на идише — это мой родной язык. Герой-еврей очень часто встречается в произведениях польской литературы того времени — это было абсолютно нормально... Гитлер хотел стереть еврейский народ с лица земли, но мы остались живы. Я всегда считал, что ему удалось уничтожить культуру идиш, но как же, оказывается, я ошибался! Биробиджан — вот то место, где идиш живет по сей день. Там, далеко в Сибири, за восемь тысяч километров от Москвы, на границе с Китаем дети учат идиш в школе, он является официальным языком Еврейской автономной области. В Биробиджане я побывал в старой синагоге. Две пожилые женщины там начали петь песни, которые пела мне моя мама. Это было удивительно — я растрогался до слез.

— В городе начале возводить стену для будущего гетто. Отец не верил, что нужно уходить, он был убежден, что рано или поздно придет помощь — из Франции, США, СССР — откуда угодно. Двое друзей отца, католики, все же убедили нас бежать. Отец не хотел, долго отказывался — и только мама молча собрала чемодан, взяла меня за руку и сказала: «Пора уходить». Тогда я впервые понял, насколько быстрее женщины реагируют на опасность... Через Восточную Польшу, оккупированную советскими войсками, мы добрались до Украины, а потом уехали в Москву. Там мама родила мою сестру. Немцы подходили к Москве, и нас отправили сначала в Новоузенск, что на Волге, а затем в Коканд, город в Ферганской области на востоке Узбекистана. К тому времени в Узбекистан стеклись миллионы беженцев. Люди голодали, лютовали тиф и дизентерия. Родители заболели, их отправили в больницу, и я в шесть лет остался один с маленькой сестрой. Соседи посоветовали мне отдать сестру в детский дом, что я и сделал — у меня не было другого выбора. Там она умерла от голода…
Врач в больнице, где лежали родители, сказал мне, как взрослому:
— Ты хочешь, чтобы родители выжили?
— Конечно! — ответил я.
— Тогда найди им рис, — посоветовал доктор.
В то время в Советском Союзе еще не было антибиотиков, и рис был для них единственным спасением. Как я, маленький мальчик, мог его достать? Только украсть. Чтобы унести добычу, нужно было быстро бегать, а я этого никогда не умел. Узбеки поймали меня и стали избивать. Вдруг, откуда ни возьмись, появилась толпа беспризорников, настоящих воров. Они спросили, что происходит, и я рассказал, что ворую рис для тяжелобольных родителей. Тогда старший, главарь банды, спросил, что же я умею делать, если воровать у меня не получается. И я почему-то ответил: рассказывать сказки.

— И тогда я понял, что все люди, даже воры, тянутся к лучшему миру. «Один за всех и все за одного», — этот девиз трех мушкетеров особенно полюбился беспризорникам. Каждый вечер я приходил на площадку и рассказывал свои «сказки». За это мне доставали рис, который я относил родителям в госпиталь. Однако в один прекрасный день мои истории иссякли, и тогда я решил придумать свою собственную. Главного героя романа, Д'Артаньяна, я отправил в Иерусалим. Большинство моих «сказок» были основаны на приключениях еврейского народа, которые я знал из Танаха.

— Мы поселились в Лодзи. Затем отец дал объявления во все еврейские газеты мира, надеясь найти кого-нибудь из Хальтеров. И они нашлись — в Париже и Буэнос-Айресе. Так мы решили уехать во Францию. Поначалу мне было очень тяжело: во-первых, я не знал ни слова по-французски, а, во- вторых, я никогда раньше не знал демократии — только тоталитарные режимы. В Париже я познакомился с актером-мимом Марселем Марсо — именно он помогал мне осваивать французский язык. В юности я занимался живописью и долгое время зарабатывал этим на жизнь. Потом я активно заинтересовался арабо-израильским вопросом: решил во что бы то ни стало встретиться с Ясиром Арафатом. Надо сказать, что в то время я поддерживал очень тесные отношения с Голдой Меир. Она была моей «еврейской бабушкой» — мы с ней могли часами говорить на идиш. Когда я признался ей, что хочу встретиться с Арафатом, на ней просто лица не было.
— Что? Ты хочешь встретиться с человеком, на руках которого кровь наших детей? — спросила она
Я возразил, что Моисей тоже хотел встретиться с фараоном.
— Но ему сказал об этом Б-г, — заявила Меир. — Да и ты не Моисей.
И замолчала. Это страшно, когда близкий тебе человек не хочет с тобой разговаривать. И я ушел. В шесть часов утра раздался звонок. Это была Голда Меир. «Лех!» — сказала мне она, что на иврите означает: «иди».

— Я ходил на митинги возле здания посольства, встречался с Еленой Боннэр. Вернувшись домой, в Москву, Сахаров позвонил мне в Париж и пригласил в гости. Тогда я и подумать не смел, что снова вернусь в Россию. По приезде мы сразу пошли с ним на Манежную площадь — там проходили митинги в защиту религии и за независимость прибалтов. Потом, за ужином в доме у Сахарова, я сказал ему:
— Но ведь они не хотят демократии!
— Демократия — это как апельсин, — усмехнулся тогда он в ответ. — Тот, кто никогда его не видел, никогда его и не захочет. Нужно объяснить людям, что такое демократия.
Так мы пришли к идее создания в России французского университета. Сперва эта идея показалась мне чересчур смелой: сам я университетов не кончал, дипломов у меня нет. Сахаров принялся меня убеждать и помог организовать встречу с Горбачевым, которому эта идея очень понравилась. «Будете моей перестройкой в советских университетах!» — сказал он мне тогда.