Недавно Херман Симон опубликовал книгу воспоминаний своей матери – о том, как она выжила в Берлине при нацистах. В интервью Jewish.ru он рассказал, почему мать вступила в Компартию, как жилось евреям в Восточном Берлине и зачем он сам так стремится к дружбе народов.

Вы подготовили к печати книгу вашей матери Марии Ялович-Симон «Нелегалка. Как молодая девушка выжила в Берлине в 1940–1945 гг.», и сейчас ее перевели на русский язык. Вы рады?
– Необычайно. И моя мама была бы очень рада – ведь ее освободила Красная армия! Описание этого освобождения относится к очень впечатляющим частям книги.

Как складывалась во время войны судьба вашего отца, Генриха Симона?
– Моему отцу – он был 1921 года рождения – удалось через несколько недель после начала войны эмигрировать в Палестину, находившуюся под контролем Великобритании. Он начал там учиться, служил позднее в британской армии, а потом – в Еврейской бригаде. В 1947 году он вернулся в Германию. Честно говоря, о ситуации в послевоенной Германии он не имел никакого понятия. У него была ностальгия по языку и культуре и – не в последнюю очередь – по своей школьной подруге Марии, на которой он и женился. Иначе бы меня не было – а это было бы действительно жаль.

В послесловии к «Нелегалке» вы пишете, что после войны ваша мама вступила в Коммунистическую партию, при этом и не думала отказываться от соблюдения еврейских традиций, вела кошерное хозяйство и не усматривала в этом противоречий. Это грозило какими-нибудь сложностями в ГДР?
– Мы никогда не скрывали, что мы евреи. Это касалось моих родителей, моей ныне покойной младшей сестры и меня самого. Хозяйство действительно было кошерным, мясо покупали исключительно в кошерной лавке, которая существовала в Восточном Берлине, несмотря ни на что. Мясо там было очень хорошим. У моих родителей не было проблем с тем, чтобы быть членами как еврейской общины, так и Коммунистической партии. Сегодня это звучит странно, но это было действительно нормально. Мы все время оставались членами еврейской общины и жили традиционно, то есть, в отличие от окружающего нас общества, мы отмечали только еврейские праздники. Рождества, к примеру – как вы понимаете, очень важного в Германии праздника, – для нас не существовало. Зато по большим еврейским праздникам мы, дети, не ходили в школу и называли правдивую причину отсутствия, не придумывая никаких «простуд».

То есть вы праздновали, например, вашу бар-мицву абсолютно легально? Извините, что уточняю, просто в СССР тех лет это было бы очень трудно.
– Да, это было совершенно легально, не нужно было ни от кого скрываться. Наоборот, в ту субботу я получил освобождение от школы. Когда после моей бар-мицвы я вернулся домой, возле нашей двери лежало рядом с букетом цветов поздравление от моей классной руководительницы: «Сердечно поздравляю тебя и твоих родных с твоим освящением. Да будут благословенны этот день и будущие годы твоей жизни». Я понимаю ваше удивление, но, как кажется, оно вызвано тем, что вы проецируете советские реалии на ситуацию в ГДР. А на деле в Восточной Германии положение евреев было совсем другим, нежели в Союзе. С религиозной точки зрения быть евреем в Восточном Берлине вообще не было проблемой. Сложности были, на мой взгляд, совсем иные: Восточная Германия не была самостоятельна во внешней политике и следовала линии так называемого социалистического лагеря. И политика по отношению к Израилю была враждебной, односторонне-проарабской. А как мне кажется, границы между антисемитизмом и антиизраильской позицией, то есть антисионизмом, практически не существует. Оглядываясь назад, думаю, что это была главная сложность еврейского сообщества в ГДР.

Вы пишете, что вашу маму тревожили события после падения Берлинской стены. Почему?
– Мою мать тревожила возможность создания сильной, единой и, как она боялась, националистической Германии. Например, ее сильно беспокоило изменение лозунга «Мы – народ» на «Мы – один народ». При этом она придерживалась мнения, что и социализм, и сионизм оказались провальными идеями. Она придерживалась этой точки зрения еще перед распадом Советского Союза. Моя мать всегда была критически настроена по отношению к ГДР. Но ФРГ тех времен тоже никогда не была для нее альтернативой.

Ваша мать была профессором античной литературы, вы стали доктором востоковедения. На чем специализируетесь?
– Я изучал историю и восточные языки в Берлине, специализировался впоследствии на восточной нумизматике. Десять лет я был сотрудником Кабинета нумизматики в Государственном музее. В это время, кстати, у меня были тесные научные контакты с коллегами в Эрмитаже, которых я часто посещал. Существует – и это предмет моей особой гордости – моя статья о средневековых грузинских монетах, вышедшая на русском языке в Нумизматическом сборнике Эрмитажа в 1982 году. Нумизматика интересует меня по-прежнему, но с тех пор прошло много времени. Научно я сменил направление и посвятил себя еврейской истории, преимущественно в моем родном городе. Я ощущаю себя берлинским евреем и музейщиком.

Поэтому вы основали фонд «Новая Синагога-Centrum Judaicum»?
– Да, мы создали этот фонд в Восточном Берлине еще в 1988 году. А вот культурный центр был открыт в 1995 году уже в Федеративной Республике Германии. Сегодня, к счастью, организация работает в столице воссоединенной Германии. Есть множество причин, почему удалось сохранить проект и после так называемого «поворотного пункта» – Wende – в немецкой истории. Одной из них, крайне важной, являетcя тот факт, что председателем еврейской общины Западного Берлина, которая воссоединилась с общиной Восточного Берлина, был Хайнц Галински. Он возглавлял общину еще до ее разделения на восточную и западную, это было в начале 1950-х годов. Его слово имело вес, а он был покровителем нашего проекта, Centrum Judaicum был ему очень важен.

Насколько вы вовлечены в работу другого проекта – Общества христианско-еврейского сотрудничества?
– В этой организации я проработал много лет. Общество проделало отличную работу и делает ее по сей день. Однако я убежден, что диалог только евреев и христиан не имеет смысла: мусульмане обязательно должны быть вовлечены в сотрудничество. Это непростая, но стоящая цель. И стимул к действию. Однако должен заметить, что с 2015 года я вне активной деятельности. Но я до сих пор занимаюсь научными исследованиями и работаю в различных комиссиях и советах. И деятельность Centrum Judaicum интересует меня, разумеется, по-прежнему. Я помогаю, когда в моем совете возникает потребность. Наконец, работа над книгой «Нелегалка» не закончится никогда. Хотя в рамках нашего проекта мы издавали множество книг, посвящённых еврейской истории – например, серию «Еврейские мемуары» из 28 томов, – но «Нелегалка» остается уникальной.

В 2007 году после реставрации была вновь открыта самая большая в Германии синагога в берлинском районе Пренцлауэр-Берг. Во многом ведь это произошло благодаря вам?
– Речь идёт скорее о генеральном санировании синагоги, чем о восстановлении с нуля. Я привязан к этой синагоге совершенно по-особенному, она прекрасна. Это моя синагога с детства, в 1962 году там была моя бар-мицва. А впервые я посетил ее предположительно в 1956 году. Здесь я познакомился с еврейской религией – конечно, если не учитывать домашнего воспитания. Если в шаббат я иду в синагогу, то в эту.