В эксклюзивном интервью Jewish.ru этнограф Валерий Дымшиц рассказал, почему грузинские евреи существуют, а армянские – нет, и как жил в советских реалиях Рыбницкий ребе.

Когда вы заинтересовались историей горских евреев?
– В свое время замечательный израильский историк Мордехай Альтшулер написал монографию об истории горских евреев – коренного еврейского населения Восточного Кавказа. Появилось желание издать монографию Альтшулера на русском языке. Ее перевели, а меня попросили быть редактором, так как я в 90-е годы как раз занимался полевыми исследованиями на Кавказе, ездил на Восточный Кавказ и был в разных горско-еврейских общинах в Дагестане и Азербайджане. Я стал редактировать перевод, надо сказать, не очень хороший, и понял, что в книжке много чего не хватает. Просто потому, что у автора был сугубо исторический взгляд на вещи и работал он только с документами. Я же работал «в поле» и видел эту жизнь больше изнутри. В общем, предложил издательству эту монографию доработать: какие-то части, написанные Альтшулером, отредактировать, какие-то большие куски дописать самому – с опорой на свои полевые наблюдения. Так и сделали.

Какие именно евреи Кавказа называются горскими? Входят ли в эту группу евреи, живущие в Грузии и Армении, например?
– Горские евреи – это один из еврейских этносов, их историческая территория – Восточный Кавказ, то есть южный Дагестан и северный Азербайджан. Оттуда они расселились вообще по всему белому свету и по Северному Кавказу, в том числе и по другим российским городам, они уже и в Израиле, и в Америке – да где только их нет. Как у всякого еврейского этноса, у них своя история и свой язык, в данном случае – это горско-еврейский диалект так называемого татского языка, язык джухури. Это, вообще-то, иранский язык. Грузинские же евреи формировались в контакте не с мусульманским населением, а с православным грузинским. И язык у них грузинский. Что касается армянских евреев – таких не бывает. Вот если мы с вами завтра переедем в Армению, то мы не станем армянскими евреями, потому что речь идет об исторической культурной общности, а не о евреях, которые живут в Армении. Она там не сформировалась.

Как добывает свои знания современный этнограф?
– Сейчас вообще термин «этнография» не очень в ходу, его поглотил более принятый на Западе термин «культурная антропология», «культурная и социальная антропология». Антропологи изучают самые разные сообщества, конкретно этнографы – те из них, что объединены по этническому признаку. Меня интересуют евреи Восточной Европы, в том числе на Украине. Понятно, что границы этого сообщества раньше были выше и прочнее, а сейчас стали ниже и более условными. Но до известной степени они сохраняются. Они поддерживаются извне, они поддерживаются изнутри, каким-то ощущением общности исторической судьбы, происхождения, родства, соседства и так далее. Соответственно, нас интересуют разные сюжеты, связанные с внутренней жизнью, историей и – что очень важно – памятью еврейского сообщества.

Отношения между Россией и Украиной как-то влияют на ваши исследования?
– Нам стало труднее ездить на Украину. Мы все понимаем, но это, вообще-то, большая потеря для нас. Но так или иначе я все равно бываю иногда на конференциях в украинских академических центрах, и к нам приезжают тоже на конференции украинские коллеги, так что научный диалог не прервался. Нас интересовали и продолжают интересовать те немногочисленные локусы восточноевропейского пространства, где сохранилось старожильческое еврейское население. Один из таких регионов – Юго-Западная Украина, Винницкая область. Там геноцид, конечно, имел место, но не носил тотального характера. Есть евреи, которые продолжают жить в тех же домах, в которых жили их бабушки и дедушки. Мало того, они даже до сих пор включены в ту же систему родственных, соседских и профессиональных связей. Но после ухудшения отношений между Россией и Украиной в Винницкую область стало очень сложно попасть нашим большим экспедициям по 20 человек. Но мы вышли из положения до известной степени. Стали ездить на другую сторону Днестра в Бессарабию – современную Молдову, где многое имеет схожий характер. Еще есть очень интересный для нас регион – левобережье Днестра, так называемая непризнанная Приднестровская Молдавская Республика. До Второй мировой войны она входила в состав Украины, и исторически тамошние евреи ничем не отличаются от населения бывших еврейских городов Винницкой области. В эту непризнанную республику можно приезжать безо всяких проблем, виз и дополнительных сложностей. Мы этим пользуемся, сейчас там и работаем.

Насколько вообще досконально изучены еврейские этносы сегодня?
– На этот вопрос нет ответа, потому что граница между разными этническими группами – это всегда так или иначе схоластика: считать что-то этносом или субэтносом. Это вопрос, отчасти высосанный из пальца. Их несколько десятков было. Многие исчезли, растворились или утратили какие-то существенные этнические особенности. А многие сохраняются. Но вообще, в современном мире этничность – как некая характеристика – постепенно ослабевает. Никто не ходит в национальной одежде, мало кто соблюдает особенности традиционного быта. Я полагаю, что народ в Киеве одет примерно так же, как в Москве, Нью-Йорке или Тель-Авиве.

Что вы изучаете пристально сейчас?
– Небольшое, в прошлом украинское, а точнее, подольское местечко ― Рыбницу, сейчас это, формально говоря, Приднестровская Молдавия. Там был и есть большой металлургический комбинат – такой типичный позднесоветский индустриальный центр. И там до начала 70-х годов жил интересный персонаж, которого называли Рыбницким ребе, такой хасидский лидер, харизматик. Память о нем очень хорошо сохранилась. И вот мы изучаем, как в советском городе жил глубоко несоветский человек, как он взаимодействовал с окружающей действительностью, как его воспринимали местные – и евреи, и неевреи, а также какой по этому поводу родился фольклор.

Что является вдохновением для антрополога, как к нему приходят темы?
– Меня всегда интересовала история евреев в маленьких провинциальных городах в послевоенное время, в постхолокостное. Как они сохраняли свою идентичность, как сохраняли какую-то часть своего повседневного быта, обычаев и религиозной жизни в условиях советского прессинга. Как под действием этого советского прессинга их традиции модифицировались, гнулись и изменялись. Тогда на фоне этого общего интереса возник конкретный случай Рыбницы, где парадоксальным образом произошло столкновение чего-то максимально советского и максимально традиционного – стало понятно, что это заслуживает комплексного изучения.

Какую свежую книгу по истории еврейства вы могли бы порекомендовать тем, кто интересуется иудаикой?
– Довольно много содержательных монографий англоязычных, не все переведены на русский язык. Только что в Москве в Институте этнографии и антропологии РАН вышла толстая-толстая коллективная монография, которая так и называется – «Евреи». Это нечто среднее между монографией и энциклопедическим справочником, есть подробное описание многих разных аспектов еврейской этнографии: костюмы, жилища, календарь, обычаи жизненного цикла, обычаи годового цикла, еврейские языки.