Шелби Уайт наряду с бывшим мэром Нью-Йорка миллиардером Майклом Блумбергом стала одним из крупнейших благотворителей Америки. В эксклюзивном интервью Jewish.ru она рассказала, почему поддерживает Израиль и проводит выставки в «Эрмитаже», но не даёт деньги политикам.

Вы ведь не всегда были богаты?
– Я выросла в семье с очень средним достатком. Мои родители – эмигранты, они приехали в Америку в начале XX века. Мама – из маленького местечка около Киева. У меня даже есть копия документа с острова Эллис, где сортировали вновь прибывших, в котором указано, что ее семья из Березни, но сейчас этого городка на карте не найти.

Родители поселились в Бруклине. Отец, как и многие еврейские иммигранты того времени, пошёл работать в пошивочную мастерскую. Потом он и его брат смогли открыть своё небольшое дело. Нет, мы не были богатыми, тем более что в то время началась Великая депрессия. Но и бедными тоже не были. И родители дали мне и моему брату хорошее образование.

В 2017 году вас за филантропическую деятельность наградили медалью Карнеги наряду с российским бизнесменом Дмитрием Зиминым и бывшим мэром Нью-Йорка миллиардером Майклом Блумбергом. Как вы стали одним из крупнейших меценатов Америки?
– Это я бы отнесла к моему еврейскому происхождению. У евреев это очень принято – помогать другим. К примеру, в нашей синагоге в Бруклине прихожане были людьми весьма скромного достатка, но даже из ограниченного бюджета они всегда помогали другим – менее успешным. И мой отец всегда изучал отчёт, кто и сколько жертвует. Майкл Блумберг, кстати, сказал мне то же самое: его отец также смотрел отчёты и решал, кто в их синагоге самый уважаемый, исходя из размеров пожертвований. Отдающие деньги на благотворительность всегда считались в еврейской среде праведниками и уважаемыми людьми.

И в семье моего покойного мужа точно так же всегда было принято жертвовать на благотворительность. Впрочем, его семья была куда более состоятельной и занималась благотворительностью на значительно более крупном уровне, чем мои родители. В частности, они создали фонд, который помогал ученым и деятелям культуры, которые в 1950-е годы пострадали от маккартизма – лишились работы, не могли публиковаться или выступать. Пока мой муж был жив, мы занимались филантропией вместе. После его смерти я стала основателем фонда его имени – фонда Леона Леви.

У вас широчайший диапазон интересов: вы поддерживаете искусство и издательскую деятельность, науку и медицину. Как вы выбираете сферы деятельности?
– Я остаюсь лояльна Бруклину, поэтому поддерживаю Бруклинскую библиотеку и Бруклинский ботанический сад. Я также состою в советах попечителей Метрополитен-музея и Института перспективных исследований в Принстоне. Мы с мужем также собрали коллекцию древностей, и поэтому археология всегда была и по сей день остаётся одним из моих основных интересов. В 2007 году наш фонд основал Институт изучения древнего мира как базу для аспирантуры в Нью-Йоркском университете, где историки могут спокойно заниматься своими исследованиями. В рамках нашего института у нас есть выставочное помещение, и только что там прошла экспозиция, посвящённая влиянию древнего мира на балетную труппу Дягилева. Мы занимаемся многими проектами, но не политическими движениями – это наш основной принцип!

Какие проекты вы поддерживаете в Израиле?
– В Израиле мы много работаем в сфере археологии. К примеру. В 1996 году в Израиле у была найдена уникальная римская мозаика, датируемая примерно 300 г. н.э. Это одна из самых замечательных находок, относящихся к римскому периоду в Израиле. Она подобна мозаикам, найденным в римских дворцах Северной Африки. Нашли её, как это довольно часто бывает в Израиле, совершенно случайно. Делали улицу – и наткнулись. Теперь эта мозаика пропутешествовала по всему миру и побывала в крупнейших музеях. Выставлялась, кстати, и в «Эрмитаже» в 2014 году – это был первый показ античности из Израиля.

Как прошла выставка в «Эрмитаже»?
– Был огромный успех. Директор «Эрмитажа» Михаил Пиотровский создал замечательные условия, и пришло большое количество публики. А сегодня мы строим музей в Лоде – небольшом городе недалеко от Тель-Авива. Причём музей будет в арабском квартале города! Там будет один из важнейших музеев древнего искусства в Израиле.

Вы говорите, что избегаете политики, но ведь в Израиле археология – это сверхполитический вопрос.
– Не только в Израиле.

Но в Израиле особенно, поскольку за любыми археологическими раскопками незримо маячит вопрос: чья же исторически эта земля и кто первый на ней жил?
– Я бы разделила археологию на два типа. Есть археология библейская, а есть то, что я называю «грязная археология». Так вот, библейская ведёт раскопки, чтобы доказать определенные тезисы. Они копают в поисках Ноева ковчега или каких-то других библейских артефактов, чтобы доказать, что всё сказанное в библейском тексте – правда. А «грязная археология» не имеет никаких изначальных установок – археологи просто копаются в грязи, находят осколки утвари и пытаются непредвзято определить, что это, кому принадлежало и в какой исторический период. Это академический, научный подход к археологии, и мы его исповедуем, а какая-то другая археология к нам отношения не имеет.

Вы активно поддерживаете Израиль. Как вы относитесь к антиизраильским настроениям в университетах и научной среде и к призывам бойкотировать израильскую продукцию?
– Мне кажется, что мы сейчас переживаем резкий рост антисемитизма. Причём как «справа», так и «слева». Я поддерживаю свободу слова, но считаю, что антиизраильские выступления – это как раз и есть выражение антисемитизма. Я против движений в университетах, которые требуют бойкота Израиля, израильских ученых и израильских компаний. Ни я, ни мой фонд никогда не будем иметь дело с подобными организациями.