Арт-критик Натали Нешер-Аман рассказала Jewish.ru, как попасть в элиту через Sotheby's, чем эпатируют мир современные художники и где их за это не сажают в тюрьму.

Как вы стали искусствоведом в Израиле?
– Я приехала в страну в 1990 году и закончила первую степень по искусствоведению в Хайфском университете. Все тогда крутили у виска и спрашивали: что ты будешь делать со своим искусствоведением? Если в России мой выбор факультета хотя бы оправдывала работа младшим лаборантом в Русском музее, то в Израиле все это выглядело очень странно. Но закончив университет, я переехала в Тель-Авив и вскоре оказалась в аукционном доме Sotheby's, который в тот момент искал русскоязычного сотрудника.

Почему русскоязычного?
– Это была середина 90-х, русский рынок начал подниматься. Я просто постучалась к ним в дверь и спросила, не нужны ли им искусствоведы. Оказалось, что нужны.

Какое впечатление осталось от работы в Sotheby's?
– Это потрясающая школа. Ни работа в музее, ни работа в архиве не дает подобного опыта. В аукционном доме через твои руки проходит огромное количество самых разнообразных предметов искусства, благодаря чему ты получаешь масштабное понимание этой сферы.

Комфортно было вдруг оказаться причастной к элитарному миру?
– Я ощущаю себя комфортно в любом мире. Sotheby's не был исключением. Образование и знание языков позволило легко влиться в эти слои общества, к которым я как недавняя эмигрантка из СССР на тот момент еще не принадлежала. Дискомфорта не было, наоборот – я чувствовала себя на своем месте. Как человек, переживший эмиграцию, я понимала, что все зависит от тебя, и если ты будешь профессионалом – все сложится хорошо.

Кого из современных художников должен знать каждый, кто интересуется искусством?
– В отличие от прошлых веков, сегодня художников, которых нужно знать, и так знает почти каждый. Это создатель «Бриллиантового черепа» Дэмьен Хёрст, нео-поп-арт скульптор Джефф Кунс, Ай Вэйвэй, Бэнкси. Все это имена эпатажных артистов из новостей. Современный мир безостановочно ищет всплески шокирующих эмоций. Художники это понимают и поставляют нам эти эмоции. Хорошо ли это? Сложно сказать, но если искусство – зеркало нашего мира, то все эти художники наилучшим образом отражают сложившуюся ситуацию.

Петра Павленского с его скандальными акциями вы бы отнесли к этому списку?
– Безусловно. Лишь с оговоркой, что художники-акционисты – немного другая категория, так как их акции не оставляют материальных ценностей, которые мы могли бы затем оценить в музее.

В связи с Павленским хочется спросить о границах между реальностью и искусством. Кончается ли искусство там, где начинается Уголовный кодекс?
– В случае художника эти границы часто размываются, так как у художника привилегированное положение. Например то, что позволяют делать Ай Вэйвэю – не позволят делать любому другому китайцу. Будь на его месте кто-то другой, его бы сгноили в тюрьме. Ай Вэйвэя тоже периодически преследуют, но каждый раз ему удается выбраться невредимым. Никто не сажает в психушку Марину Абрамович, хотя если кто-то другой попробует сделать с собой то, что делает Абрамович во время своих перформансов, дело наверняка закончится клиникой. Получается, что художники удивительным образом позволяют раздвигать для себя границы возможного.

Бэнкси недавно представил интересную работу, связанную с коронавирусом и изоляцией. Что бы вы еще отметили из произведений, отражающих сегодняшнюю ситуацию?
– Для меня очень любопытным явлением стала группа «Изоизоляция», созданная русскоязычными пользователями Facebook. Там публикуются фотографии, на которых люди воссоздают известные классические полотна в домашних условиях.

Можно ли это воспринимать серьезно?
– Среди тысяч снимков, которые там представлены, можно отобрать достаточно работ, которые вполне могут считаться произведениями искусства. Их значимость – в способности воспроизвести шедевр из других материалов, сохранив его сущность. Например, там были потрясающие работы израильской художницы Галины Блейх, которая со своей 90-летней мамой делала реконструкции известных античных статуй. Если вы посмотрите на эти работы, то поймете, что это, несомненно, произведения искусства.

Последние 50–60 лет копирование известных произведений искусства – это часть большого художественного процесса. С этим феноменом мы сталкиваемся постоянно. Есть много примеров художников, которые сделали себе на этом имя. Например, Вик Мюнис – он делает Мону Лизу из материалов, найденных на помойке. Это апелляция к классическому искусству в новых условиях. Дальше их нужно анализировать либо на уровне материала, из которого они сделаны, либо на уровне техники, в которой выполнены. Такие работы позволяют посмотреть на классические произведения другими глазами.

Кроме того, это очень интересный процесс с точки зрения социологии и психологии. В сложные времена, когда мы не понимаем, что будет дальше с нами, с нашей работой и финансовым положением, подобное обращение к высокому искусству – это попытка ухода в фантазийный мир. Мы интегрируем себя в мир произведений искусства и тем самым становимся частью этих шедевров. Профессионалам из разных областей еще предстоит проанализировать этот феномен.

Современное израильское искусство – какое оно?
– До начала 2000-х израильское искусство было чрезвычайно локальным. Сюжеты и проблемы, которые освещались, были сугубо местные и очень политизированные. Возможно, иначе и быть не могло, так как именно через искусство происходил процесс осознания, принятия или протеста против происходящего в еврейском государстве. На мой взгляд, и сегодня мало кому из современных израильских художников удается убежать от локальных проблем. Художник, который пытается стать частью глобального мира, как правило, либо не задерживается в Израиле, либо не пользуется здесь успехом, так как местная публика ищет ответы на свои проблемы.