Пережив Холокост во Львове, Алона Френкель уехала в Израиль и стала всемирно известной детской писательницей. В эксклюзивном интервью Jewish.ru она рассказала, за что благодарна Сталину, как мужчины эксплуатируют влагалища и почему её называли старой ашкеназской шлюхой.

Как вы попали в гетто?
– Мои родители родом из Польши: мама из Освенцима, папа из Бохни. Они, как и все порядочные люди тех лет, верили, что коммунизм спасет человечество – и конечно, евреев. Я родилась в Кракове. Когда мне было два года, началась война. Мои родители бежали на восток и остановились во Львове. Когда туда пришли немцы, начались преследования евреев, и нас заключили в гетто. Тогда люди еще не понимали масштабов надвигающейся катастрофы, но было очевидно, что если гетто ликвидируют, то надо будет убираться к чертовой матери. Папин знакомый согласился спрятать моих родителей у себя дома в столярной мастерской – но только без меня. Тогда мне сменили имя – я стала христианкой Иреной Серемет – и отправили в деревню на восемь или десять месяцев. Но потом у моих родителей не осталось денег, чтобы оплачивать мое укрытие, и женщина выставила меня на улицу. Родители тайком взяли меня к себе. Это была по-настоящему абсурдная ситуация, когда все прятались от немцев, а я пряталась внутри убежища от хозяина мастерской.

После того как нас освободил батюшка Сталин, вновь последовала разлука: мама заболела тяжелой формой туберкулеза, и меня отправили в детский дом. Позже мы жили некоторое время во Львове у русских христиан. Одного из них звали Сергеем. Он был высоким-превысоким блондином, который поднимал меня к небесам! У него была женщина Ольга. Я помню, как они, влюбленные друг в друга, садились и по очереди помогали друг другу снимать сапоги. Они учили меня русскому. В сорок девятом году мы переехали в Израиль. Это было ужасно.

Почему?
– Ни языка, ни религии. Страна встретила нас хамсином, отвратительными манерами, людьми, которые едят на улице и у которых все сыпется изо рта. Это было каждодневным мучением. Я была новой репатрианткой в националистической, примитивной, высокомерной стране, в которой хорошенько промывали мозги. Наша проблема была еще в том, что мы остановились не в лагере беженцев, где все были равны, а в Тель-Авиве, там не было эмигрантов. В пятидесятые годы сабры, то есть рожденные в Израиле, мнили себя богами и так же вели себя по отношению к репатриантам. Они были уверены, что одержали бы победу над Гитлером и не пошли бы в газовые камеры. Самое ужасное в то время оказалось быть поляком, спасшимся во время войны. Меня называли «головешкой» и «мылом». Сегодня совсем обратная тенденция. Теперь я ашкеназка! Полячка! Тогда в Израиле было очень плохо с культурой. Мы привезли с собой огромный ящик с книгами, которые ценились не меньше еды. Моей самой большой тоской стала тоска по польскому языку, потому что прежде чем я переехала в Израиль, я прочитала почти всю классику. Эмигранты быстро меняли имена, скрывали и стеснялись своего происхождения. Дети, которые приехали вместе со мной, очень быстро выучили иврит. Я же совершенно не хотела ассимилироваться и чувствовала внутренний барьер. После того богатства, которое я получила в Польше, изучение иврита мне казалось просто бессмысленным.

Как вы все-таки выучили язык?
– Как-то сама, по книгам. Была одна женщина, к которой я приходила, мыла окна и пол, гуляла с ее ребенком. И уже после того как дом был чистым, она пыталась учить меня. Но все было напрасно. Когда мне присуждали премию «Сапир», я поднялась на сцену и рассказала историю об этой учительнице, которая сказала моей маме: «Госпожа Гольдман, ваша девочка никогда не выучит иврит». Для меня получение премии стало настоящей сатисфакцией.

Получается, вы выучили иврит назло?
– Конечно! Я постоянно делаю назло. Но что-нибудь безобидное.

Как, скажем, запрет на издание ваших книг в Германии?
– Я действительно запрещала печатать свои книги в Германии долгие годы. И наконец одна из моих книг все же там вышла, в еврейском издательстве. Это когда я уже поняла, что там почти нет живых людей, причастных к войне. Хотя это не значит, что там нет нацистов, неонацистов и антисемитов. Я сама, например, ни разу не была в Германии и не покупаю немецкую продукцию. «Мерседес» я бы не купила из принципа. Хотя не то чтобы у меня есть на него деньги.

Израиль по-прежнему промывает мозги?
– Когда-то Израиль был социалистической страной. Потом к власти пришел «Ликуд», и ситуация несколько изменилась. Печально, как сегодня разворачивается политическая ситуация в стране. На мой взгляд, все фабрики, которые находятся в поселениях за зеленой чертой, и финансирование ультрарелигиозной общины – это просто катастрофа. А эти бесконечные провокации! Смотри, что случилось в Яффо несколько дней назад. Это же провокация со стороны евреев! У меня друзья живут в Яффо, они очень довольны своим выбором. И тут вдруг в арабскую общину пришел раввин и построил там иешиву. Это звучит парадоксально, но у ортодоксов нет Б-га. Надо понимать, что я не против Б-га или религии как таковой. Мне вообще все равно. Вы можете поклоняться хоть куску дерева. Только мне не надо диктовать свои условия, потому что я этого по-настоящему не выношу. Скажи, как двое людей могут родить 14 детей? Это отвратительно! Мы что, рыбы? Черви? Это не по-человечески, это негуманно, это несправедливо по отношению к обществу. А почему они так поступают? Потому что они не должны их кормить. Я их кормлю. А самое страшное в этой истории – это эксплуатация женщины. Ее вагины, матки, рук. И даже встречаются такие, которые не зовут своих жен по имени: «Эй ты, принеси-подай!» И при этом она считается ритуально нечистой, ей не дают права слова. Как же это бесит меня! Хорошо, возьмем представителей движения «Нетурей Карта», которым не нужны ни больничные кассы, ни институт национального страхования – ничего. Им достаточно иметь Б-га. Ну и прекрасно! Только будьте способны прокормить своих детей!

Вы писали для детей на многие неловкие темы. Почему книга, откуда берутся дети, вышла именно сейчас?
– Сама тема стара как мир. Люди встречаются, влюбляются, трахаются. Но в последние годы тема рождения детей стала носить научный и промышленный характер, который вертится вокруг денег: берут яйцеклетку и сперму, оплодотворяют и подсаживают это какой-нибудь несчастной женщине в Индии, которая сидит в специальном месте и ей просто приносят еду. Можно подумать, что плод в животе ничего не воспринимает из внешней среды. Да через миллион вещей, не связанных с генетикой, он проходит! Как объяснить ребенку то, что он появился на свет из спермы какого-то чужака из Катманду?

Или возьмем гомосексуалистов, которые хотят детей. Заведите кота, к чертовой матери! Кстати, зачем эти оппозиционные ребята так навязчиво демонстрируют мне свою ориентацию? Это то же самое, если бы я заявляла публике, что не люблю трахаться по утрам, а предпочитаю ночью. Но вот они спят друг с другом. В чем гордость? Мне лично вообще дела нет. Почему тогда делают из этого такую шумиху? Потому что общество дискриминирует их. Ну, понятно, чем больше подавляют, тем больше хочется сопротивляться. Но мне-то что! Вот если бы вы из этого сопротивления создали какое-нибудь прекрасное произведение искусства, как, например, «Страдания юного Вертера» или «Евгений Онегин». А так – какое мне до вас дело?! Так вот меня удивляет, что гомосексуалисты вдруг решают стать отцами. Не у всех должны быть дети. Откуда такая одержимость? Нам просто вбили это в голову католики и иудеи. Иногда дети вообще разрушают жизни людей: рождаются глупцы или инвалиды. А все носятся с этой замороженной спермой.

Вспомним историю Рути Нахмани. Она была в отношениях с мужчиной, и они решили заморозить эмбрион. Потом они расстались, и в суде открыли дело. Этот мужчина был категорически не согласен с тем, чтобы она размораживала эмбрион. И он прав! А она отстаивала свое желание, потому что у нее не было больше яйцеклеток. Я не могу понять, откуда у этой женщины столько наглости, чтобы родить ребенка, используя сперму того, кто этого не хочет. Это бесчеловечно. Тема искусственного оплодотворения соприкасается с этическими сторонами нашей жизни. Поэтому для меня было важно написать книгу, в которой объясняется детям весь естественный путь: мужчина и женщина встречаются и занимаются сексом. Я так и написала: «член проникает во влагалище» – и, возможно, немного преувеличила описание того, насколько приятно заниматься любовью. Ты не представляешь, какой была реакция в сети! Меня называли «старой ашкеназской шлюхой».

В Кнессете даже выносили на обсуждение то, что ваша книга может повлечь за собой сексуальные домогательства среди детей.
– В развитых странах вроде скандинавских сексуальное образование обязательно для детей с трехлетнего возраста. Прежде всего это делают, чтобы защитить детей от влияния порнографии. На занятиях говорят с детьми о чувствах, в то время как порнография – чистая механика, которая дает очень однобокий взгляд на секс. Детей невозможно огородить от доступа к ней. Поэтому, когда они открывают для себя порнографию, то думают, что в жизни все так и происходит: нужно иметь именно такой член и непременно изливать сперму на лицо партнерши. На самом деле секс – это самое интересное, что бывает в жизни, и если иногда он приводит к рождению детей – не 14, максимум двоих, – то так тому и быть.

Как вы относитесь к Сталину?
– Я живу с серьезным внутренним конфликтом, потому что признаю, что своей жизнью я обязана Сталину. Я готова преклонять колени всякий раз, когда встречаю ветеранов, и совершенно убеждена, что русские – в частности Путин – никогда не развяжут войну, потому что хорошо знают, что это такое. У израильтян по сравнению с русскими нет ни малейшего представления, чем была Вторая мировая война. Они опираются на то, что демонстрируют в своих фильмах американцы, и не понимают, что те присоединились к войне уже после Сталинграда. Я даже помню, как сидя в убежище, мои родители разговаривали: «Что происходит? Почему не видно американцев?» Что касается Сталина – я не наивная и все знаю. Но когда он умер, наша семья, включая меня, просто рыдала. Это было страшное горе. Но еще большим горем для нас стал ХХ съезд КПСС, когда при Хрущеве заговорили о всех преступлениях Сталина. Но я совершенно не выношу, когда Сталина сравнивают с Гитлером. Это просто абсурд! Стоит просто посмотреть на то, какие цели ставили перед собой фашисты, а какие – коммунисты. Это вообще два разных мира.

Вы рассказывали сыновьям, через что прошли в детстве?
– Нет. Я не хочу, чтобы их отношение ко мне было следствием моей биографии. Например, моя мама страшно волновалась, когда я немного опаздывала. Она представляла, что меня схватили гестаповцы. Но я не одна из тех выживших в Катастрофе, которая печется о своих детях: надень свитер, доешь до конца. Я хотела, чтобы мои дети запомнили меня такой, какая я сейчас, а не женщиной, которую унижали и к которой относились аморально. Я сама так живу: не боюсь гулять по вечерам в темном общественном парке или заходить в лифт с тремя огромными неграми.

Вы повидали много зла. Умеете прощать?
– Нет. Я не забываю и не прощаю. Я не мщу, потому что отомстить за настоящее зло просто невозможно. Ты же не можешь убить одного и того же человека тысячу раз. Он умирает всего однажды. И кстати, я категорически против убийства людей. Но я бы позволила человеку вроде Йехуды Меши-Захава наложить на себя руки. Я правда надеюсь, что он умрет. Заключить его под арест, положить ему на одну сторону стола пистолет, на другую – веревку. Пусть у него будет доступ к туалету и еде, а потом он покончит с собой. Но не убивать. Не существует мести в той пропорции, в какой она полагается. Как можно отомстить за полтора миллиона убитых детей – таких, какой была я? Я смотрела бесконечное количество раз передачи о Нюрнбергском процессе. Ну как он мог наказать нацистов? Это просто пшик по сравнению с тем, что они совершили. Или суд над Эйхманом, который, кстати, немного ввел израильтян в курс дела о том, что такое война. А то тут все были уверены в том, что они бы одержали победу над Третьим рейхом. Как можно было двух девчонок вроде Ханы Сенеш или Авивы Райх отправить к нацистам?! Сколько глупости в мире.