Фронтовику Евсею Рудинскому – 99 лет. В интервью Jewish.ru он рассказал, как жил в бараках для зэков, горел в воздухе и стрелял по Берлину.

С чего для вас началась война?
– Я тогда заканчивал Мелитопольское военно-авиационное училище. У нас как раз начались государственные экзамены, когда вдруг в ночь с 15-го на 16 июня нас подняли по тревоге – и заставили маршировать к окраине города. Мы возмущались, что нам не дают спокойно подготовиться к экзаменам, что учебную тревогу можно было бы осуществить и в другие дни. Но в ночь на 22 июня повторилось то же самое. И отчего-то всем было понятно, что в этот раз все серьезно, хотя никто еще ничего не знал. Только днём после бессонной ночи мы узнали о выступлении Молотова и о том, что Германия напала на Советский Союз. Экзамены мы все в итоге сдали, и вскоре нас вместе с училищем отправили в Саратовскую область, на границу с Казахстаном. Там мы совсем ничего не делали, на наше место набрали новых курсантов.

Мы все удивлялись, почему нас, подготовленных, хорошо знакомых с географическими картами, желающих защищать родину, не отправляют на фронт?! Сейчас понимаю: наша авиация несла большие потери, и у руководства просто не было времени, чтобы распределять по самолетам несколько сотен молодых штурманов. Из Саратовской области нас поездом вывезли на Север, в страшный холод. Заключенных из местных исправительных лагерей эвакуировали, а нас поселили в их бараки. Я пробыл там, правда, всего 19 дней, потом мы с группой получили назначение в военно-воздушные силы Архангельского военного округа. Там и началась моя жизнь авиатора.

Что было для вас самым страшным в период сражений?
– Не выполнить боевое задание. В 222-ю эскадрилью связи, в которую я попал в октябре 41-го, входили опытнейшие полярные лётчики, призванные в первые дни войны, гораздо старше нас. Они научили нас уважать погоду, изучать метеообстановку перед полётом. На Севере погода меняется довольно резко и часто, а летали мы очень много. Но это была тыловая эскадрилья, не боевая. И вот мы, молодые ребята, постоянно писали рапорты в действующую армию, чтобы нас направили воевать с врагом, рвались в бой, считая, что должны быть на передовой. Начальство угрожало, что ещё один подобный рапорт – и нас вышлют в простую пехоту. Удовлетворили наше желание лишь в 1943 году. Мы тогда уже научились управлять другим типом самолетов и были отправлены в 16-ю воздушную армию.

Первое испытание я принял на Курской дуге в качестве штурмана пикирующего бомбардировщика Пе-2. Не могу сказать, что было очень страшно, но некая напряженность перед боевыми вылетами у всех присутствовала. В такие моменты ты почти не разговариваешь, просто сидишь на аэродроме и ждешь приказа. Когда задание получено и вся эскадрилья в сборе, ребята прыгают в самолеты и покидают аэродром, каждый – со своим планом. Тогда на эмоции уже не остается времени.

Какие перед вами стояли задачи?
– Я должен был грамотно выйти на цель, правильно сбросить бомбу. Не менее важно было следить за приборами, воздушной обстановкой, ориентировкой, при вражеских атаках – отклоняться или отстреливаться. А вот возвращаясь на аэродром, мы с сослуживцами активно разговаривали, стараясь всем поделиться друг с другом, во всех подробностях обсудить, как прошел тот или иной полет. Экипаж, в котором я воевал, часто становился целью для немецких истребителей и зенитной артиллерии. Мне приходилось гореть в воздухе и совершать вынужденную посадку, а после удара по Зееловским высотам наш Пе-2 едва дотянул до земли – с шестью пробоинами диаметром по 20–30 сантиметров. Мой экипаж уничтожал мосты и склады, позиции вражеской артиллерии, скопления войск, точечно бил по городской застройке Берлина. Действовать приходилось как в составе группы, так и в одиночку, с истребительным прикрытием и без него.

Можете ли вспомнить полет, который запомнился вам больше всего?
– Мне запомнился мой вылет 20 августа 1944 года на пункт Трояны. На нашем пути тогда не встретилось ни зениток, ни немецких истребителей, но мы потеряли экипаж Алексея Котова со штурманом Володей Порхатовым. Думаю, они не вышли из пикирования. Пе-2 был таким самолётом, который нельзя дожимать вниз при бомбометании с пикированием: бомба могла сесть на собственный капот и взорвать экипаж. Также хочу вспомнить апрель 1945 года, когда совершал боевые вылеты на Берлин, бросал по врагу бомбы. Мой самолет находился под определенным углом, благодаря чему пробивная сила снарядов считалась намного выше. При этом существовал риск ударить по своим: линия фронта проходила по улицам и отдельным домам.

Мы также совершали боевые вылеты на Франкфурт-на-Одере, Бесков. Последний боевой вылет я делал 30 апреля, а уже вечером 8 мая мы узнали, что подписана капитуляция Германии. От радости стреляли из всех видов оружия! Вообще, наш полк считался снайперским, в нем числятся 15 Героев Советского Союза, это достаточно большая цифра. Правда, с фашистами сражался еще женский полк легендарного командира «ночных ведьм» Евдокии Бершанской – у них было 23 Героя Советского Союза.

Чем были наполнены ваши дни после Победы?
– Войну я закончил кадровым офицером. Наш полк в составе всей дивизии простоял в Германии до октября 93 года, но лично я пробыл там пять лет. Из-за проблем со слухом, полученных от нечеловеческих нагрузок в самолетах, после 1951 года больше не летал. В мирные годы занимался общественной работой, стал секретарём Союза ветеранов 16-й воздушной армии. Мне также очень дорога моя благодарственная грамота, подписанная Алексеем Маресьевым, Героем Советского Союза.

Погиб ли кто-то из ваших близких в Холокосте? И сталкивались ли во время службы или после с антисемитизмом?
– К счастью, в Катастрофе у меня никто не погиб. Один мой дядя был убит на фронте, две тети по линии мамы успели эвакуироваться. Мои родители – родом с Украины, а Евсеем меня назвали в честь моего дедушки. Моя мама Мария Евсеевна ушла из жизни очень рано, когда мне было шесть лет, так у меня появилась мачеха. Мой отец трудился на военном заводе, и с приходом немцев его предприятие отправили в Казань. Лично я не сталкивался с антисемитизмом ни в период войны, ни после.

Автор благодарит сотрудников НПЦ «Холокост» и лично Леонида Терушкина за помощь с подготовкой публикации.