Том Ахарон – популярный в Израиле комик. В интервью Jewish.ru он рассказал, как «белые» евреи притесняют «чёрных» и почему жизнь – это нелепо, а смерть – смешно.

Критика власти и дискриминация восточных евреев – центральные темы твоей сатиры. В конце 2021 года конфликт между мизрахим и ашкеназами все еще актуален?
– Однозначно. В Израиле существует два государства с абсолютно непохожими друг на друга культурами, которые соревнуются между собой. Яркой иллюстрацией служит, что наше правительство предлагает полный спектр партий – от правых до левых, но в нем почти нет таких, за которые готовы голосовать мизрахим.

Какие стереотипы об ашкеназах и мизрахим существуют в Израиле?
– Образ восточного еврея очень часто ассоциируется с насилием, глупостью и невежеством. В общем, он вбирает в себя все те черты, от которых израильское общество пытается откреститься. Ашкеназу становится очень просто думать: «Я не насильник, это все он». В любом обществе найдется та группа, на которую повесят все человеческие грехи, чтобы можно было смотреться в зеркало и говорить: «Вот мы – идеальны». В Израиле это происходит по отношению к мизрахим, арабам и в большой степени к русским. СМИ – один из инструментов, к которому прибегает вполне конкретная группа людей для поддержания этих стереотипов. С момента основания Израиля и по сей день все медиа были сосредоточены в руках ашкеназов. У других групп своих средств связи не существовало – ответить на эти стереотипы было нечем.

Твоя сатира возникла в ответ на дискриминацию?
– Да, я пытаюсь оспаривать такой взгляд на вещи. Меня впервые пригласили на телевидение в 2014 году, как раз во время войны с сектором Газа. Я тогда подумал: как будет интересно, если я заявлю, что эту войну ведут ашкеназы. Это они сидят в самолетах, генеральном штабе, кабинете министров. Проще говоря, ашкеназы – агрессоры. На самом деле я так не думаю, но мне хотелось перевернуть эту ситуацию и показать, как абсурдно выглядят стереотипы, если мы их применяем по отношению к ашкеназам. В последние годы к власти пришли правые мизрахим и появилась тенденция, в которой ашкеназ левых взглядов позиционирует себя как жертва, что очень удобно, ведь жертвенная позиция позволяет ашкеназам продолжать господствовать и проявлять силовые методы.

Какой была первая реакция публики на твои категоричные заявления?
– Публика поделилась на два лагеря. В израильском обществе с момента основания государства всегда сильно отрицалось существование национализма по отношению к мизрахим. А сегодня говорят: раньше был национализм, а сейчас его нет. И когда ты вводишь эту тему в сатиру, многие утверждают, что такой проблемы не существует. Но нашлись и те, которые сказали: наконец-то об этом заговорили.

Ты как-то сказал о том, что если бы с арабами вели переговоры восточные евреи, то они давно бы пришли к перемирию.
– В знаменитую метафору «вилла в джунглях» заложен образ Израиля, окруженного дебрями. А смысл высказывания заключен в том, что на Ближний Восток привезли Европу. Всегда находятся люди, думающие, что они сейчас завезут сюда европейский менталитет, который поможет наладить диалог с окружающими варварами. На самом деле я не считаю, что с таким отношением можно достичь мира. Знаешь, моя бабушка родилась в Ираке. Она говорит по-арабски, и разница между ней и палестинцами не так уж и велика. Это ашкеназы развязали все войны. Именно они прогнали в 48-м арабов, а в 67-м оккупировали берег. Я подчеркиваю, что израильская война – это результат действия не правых мизрахим, а левых ашкеназов, высокомерие которых по отношению к восточным евреям и арабам мешает установить мир.

Смех защищает от боли?
– Я не думаю, что юмор рождается из травм. Комедия помогает убрать чувство собственной важности. Мне кажется, мы все пытаемся убедить мир в собственной идеальности. Достаточно открыть фейсбук, чтобы увидеть, как люди стараются скрыть свои уязвимые стороны и выставить на обозрение свое совершенство, чтобы другие им завидовали. Таким образом другие ощущают собственную ничтожность. Задача комика – прийти и сказать: «Так, давайте прекратим это сумасшествие. Ты на самом деле выглядишь не так. А ты не так думаешь. И ты тоже – не такой. И я сам – маленький, уродливый, дефективный и уязвимый. И это нормально. Ты не должен постоянно скрывать это от самого себя». Я думаю, что в этом заключается человеческая борьба. И быть комиком означает занять вполне конкретную позицию в этой борьбе. Я сам в качестве зрителя выхожу после удачного выступления своего коллеги с ощущением счастья, что встретил еще одного «уродца» и теперь не чувствую себя в этом одиноко. В современном мире каждый, кто держит в своих руках ручку или кисть, а также стоит напротив микрофона, пытается спрятать собственную ущербность и нарисовать свой выдуманный идеальный образ. Он использует все эти инструменты, которые позволяют ему говорить, а другим – молчать. И на мой взгляд, комик – это единственный артист, который использует микрофон в других целях. Он как раз выставляет собственные пороки напоказ. Это как смотреть на человека, который направляет на себя пистолет, но не стреляет.

А тему смерти ты тоже берешь в работу?
– Первое, о чем думают комики, когда с ними происходит что-то ужасное, это о том, как им повезло, потому что теперь над этим можно будет пошутить на сцене. Смерть тоже способна рассмешить. Во всем есть что-то смешное. Ты можешь взять в фильме какую-нибудь очень трагическую сцену, поменять саундтрек к ней, и это все изменит! На этот мир можно смотреть с абсолютно разных ракурсов, и тогда мы придем к пониманию, что многое не так драматично и не так уж и важно. Все проходит. Я часто говорил об этом в своей телепередаче. Смерть случалась до нас и после нас повторится еще неоднократно. Мы вовсе не непобедимые и тоже однажды умрем. Вуди Аллен, пока мы не заподозрили в нем сексуального насильника, был прекрасным примером. Его все время занимала тема смерти, он был просто одержим ею. Смерть – это самое смешное в этом мире, потому что через нее он показывал, что мы намного более маленькие и незначительные, чем сами можем о себе подумать.

Ты наверняка знаком с людьми, которых это оскорбляет.
– Да, конечно. Это люди, у которых большие требования к жизни. Они ожидают, что жизнь сложится таким образом, каким она сложиться на самом деле не может. Они много фантазируют, но изо дня в день эти фантазии разбиваются о реальность. Со мной тоже такое происходит, бывают такие дни. Нам же никто не обещал, что все будет в шоколаде.

Как в Израиле с годами менялось чувство юмора?
– Раньше в Израиле очень любили смеяться над колоритными образами вроде генерала или автомеханика, которые встречались на улицах. Для нашей страны, которая только находилась в процессе формирования, знакомиться с людьми других культур и налаживать связи было просто необходимо. В 90-е годы юмор изменился во всем мире. Темой для шуток стали повседневные вещи. Например, высмеивались семейные неурядицы, которые случаются в каждой среднестатистической семье. Брали универсальные переживания, близкие любому из нас. А современный юмор – очень-очень разнообразный. Дать определение юмору прошлых лет довольно сложно, но современному – просто невозможно. Мне трудно сказать, какие перспективы есть у комедии, но отмечу, что современные подростки обладают прекрасным чувством юмора. Они совершенно иначе видят этот мир и не так зациклены на себе. У этого поколения меньше драм. Они начинают формировать такую форму комедии, за которой сегодня можно наблюдать в ТикТоке. Мне кажется, результат будет очень интересным.

Что означает быть юмористом?
– Это означает уметь видеть весь абсурд этой жизни. Если ты не смотришь на жизнь как на что-то нелепое, ты не способен быть комиком. Я думаю, в каждом юмористе должно быть зерно марксизма. Ты стоишь на сцене напротив 300 человек, каждый из которых заплатил по сто шекелей только для того, чтобы услышать, что ты скажешь. Но я думаю, мы все постепенно становимся марксистами, я просто научился зарабатывать на этом деньги.