«Трупы жгли два дня»
02.03.2025
02.03.2025
Вы хотите сохранить память о евреях, погибших от рук нацистов в гетто города Опочка Псковской области. Почему для вас это важно?
– В этом гетто погибли многие из моих родственников, в том числе мои прадед и прабабушка. Их невестка, моя бабушка, родилась там же, в Опочке, и покинула город всего за несколько часов до того, как туда вошли немцы. Она бежала с маленькой дочерью на руках – сестрой моего отца, который сам уже родился в Ленинграде после войны. Я, конечно же, давно знал об этой трагической странице истории нашей семьи, но в Опочке никто из родственников после окончания войны не был. Бабушка все время повторяла, что ехать туда незачем: все родственники погибли, дома все разрушены, равно как и еврейское кладбище города. И туда никогда никто из родственников не ездил. Но вдруг несколько лет назад на одном из краеведческих ресурсов я увидел фотографии еврейского кладбища в Опочке, где уцелел всего один памятник. Это был памятник моего прадеда Менделя Забежинского, отца моей бабушки Иды Менделевны. Он скончался еще до войны. Тетя, к слову, покинувшая Опочку на бабушкиных руках, прожила долгую жизнь, узнав незадолго до смерти, что я нашел памятник прадеда, чудом переживший оккупацию. Вернее, памятник прадеда нашел меня. Правильно именно так. Ну вот так я и оказался в Опочке.
Зубной врач Мендель Забежинский
Зубной врач Мендель Забежинский
Там действительно сохранилось еврейское кладбище?
– Ну, как сохранилось. Это территория, обнесенная глухим забором без ворот и калитки. Я выяснил, что забор лет 20 назад установил какой-то человек – по-видимому, тоже с еврейскими корнями. А глухой он как раз для того, чтобы сохранить оставшееся. Памятники все повалены и разбросаны, некоторые надгробия уже не прочесть без специалистов, равно как и не определить их принадлежность к тому или иному захоронению. Памятник прадеда сохранился во многом из-за своей основательности и массивности – он ведь был состоятельный человек, зубной врач. Некрополь даже не стоит на балансе администрации. По словам местных краеведов, раньше он был куда больше, но, находясь в окружении предприятий, постепенно «урезался». Поэтому я нацелен добиться какого-то охранного статуса для него, чтобы территорию кладбища просто не закатали в асфальт.
Жена Менделя Забежинского – Двося Янкелевна
Удалось ли вам узнать подробности о создании гетто и жизни его обитателей?
– С информацией мне помогли местные краеведы, знакомству с которыми помог случай. Я знал, что прадед приехал в Опочку из Вильно, отучившись до этого в Варшаве на зубного врача. Здесь он женился на дочери местного богатого торговца Якова Вариятова, внесшего свой вклад в архитектурный облик города. В частности, сохранились два его каменных дома, в одном расположен военкомат, другой сейчас жилой. Вот в его двор мы и зашли во время нашей поездки в Опочку с женой и сыном. Стоим, рассматриваем дом – и тут один из жильцов, молодой парень, спрашивает, не ищем ли мы кого. Я объяснил, что никого не ищу, а просто приехал посмотреть дом, который когда-то принадлежал моему прапрадеду. И вдруг он выдаёт: «А вы что, Вариятов?» Я так удивился, думаю, надо же, фамилию здесь помнят. Говорю, нет, я не Вариятов, но я его правнук. Оказалось, что парень – сын местного краеведа, с которой мы вскоре и встретились. Она познакомила нас с директором местного музея Александром Кондратеней. Выяснилось, что в свое время он писал работу по истории евреев Опочки, в которую мы и погрузились на несколько часов под его рассказ.
Деревянный дом семьи Забежинских. За ним два каменных дома купца второй гильдии Вереятова – тестя Забежинского
Деревянный дом семьи Забежинских. За ним два каменных дома купца второй гильдии Вереятова – тестя Забежинского
Город Опочка в XIX веке располагался на границе с «чертой оседлости». Его еврейское население было относительно невелико по сравнению с соседними уездами. Согласно переписи конца XIX века, из 5735 жителей города евреями назвались 524 человека. Около ста из них были репрессированы в 30-е годы. Многие ушли на фронт. Среди них мой дед, переживший войну, и брат моей бабушки, погибший в итоге в Брянской области. В тыл из Опочки эвакуировалась лишь малая часть евреев. Многие члены общины послушались кантора местной синагоги, ссылавшегося на опыт общения с немцами в годы Первой мировой войны, и призывавшего население не поддаваться панике. Моя бабушка Ида была одной из немногих, кто решился покинуть город, хотя родители деда – Израиля Вишневского, уговаривали ее остаться. Тетя, которой было тогда всего три года, запомнила грохот снарядов и зарево над полыхающим городом, когда она покидала его на руках бабушки. Отец мой родился уже после войны. Оставшиеся члены общины, порядка 200 человек, были заключены в гетто, созданное нацистами в июле 1941 года.
Израиль Яковлевич Вишневский
Были ли случаи спасения из гетто? Сохранились ли здания, где содержались узники?
– О случаях спасения, к сожалению, неизвестно. Погибла вся община. С ноября 1941-го фашисты начали вывозить узников небольшими группами за город и расстреливать, многие умерли внутри гетто от голода и каторжных работ. А 8 марта 1942-го на опушке леса недалеко от Опочки нацисты расстреляли оставшихся 100 человек. Осенью 1943 года немцы, заметая следы своих злодеяний на фоне наступления Красной армии, извлекли трупы из рвов, перевезли их в лес у деревни Пухлы и сожгли. Костер, по словам очевидцев, горел двое суток. Дед мой, сын погибших стариков Вишневских, Якова Соломоновича и Марии Львовны, полгода считал, что вся его семья погибла. Известие от бабушки, сообщившей об отъезде из Опочки в Горький, настигло его в госпитале после ранения на Лужском рубеже. Дед прошел всю войну и закончил ее в Берлине.
Мария Львовна Вишневская, сожженная фашистами в 1941-1942 годах
В 1976 году на месте гибели узников гетто был установлен небольшой обелиск, извещающий, что здесь было расстреляно около 100 советских граждан – без упоминания, что были расстреляны именно евреи. Памятник содержится в порядке, у подножия я видел цветы и венок от администрации города. Что говорит о внимании со стороны властей к этому месту. Но на здании бывшего гетто, где теперь находятся административные учреждения, соответствующей таблички я не видел. Конечно, хотелось бы исправить это положение.
Яков Соломонович Вишневский, убитый нацистами в 1941-1942 годах
То есть вообще не было никаких попыток увековечить память узников гетто?
– Ну почему же. Рядом с Опочкой есть захоронение одной из первых жертв – жены лейтенанта Красной армии Баси Малк. Ее могила содержится в порядке, недавно там установили памятную стелу. Когда я собирался ехать в Опочку, на одном из сайтов я нашел публикацию двухлетней давности о планах строительства нового монумента на месте гибели евреев и сбора информации о 150 жертвах. Но, судя по отсутствию нового памятника, инициаторы проекта, проделавшие серьезную работу по установлению имен погибших, столкнулись с какими-то сложностями. Ни местные краеведы, ни представители администрации о планах по установке памятника осведомлены не были. Или я не нашел тех, кто об этом что-то знает. Да и мои попытки найти инициаторов проекта пока не завершились успехом. Я был бы рад, если бы нам удалось связаться! И хотел бы оказать им посильную помощь.
Есть ли у вас единомышленники?
– Конечно. Самый теплый отклик я встретил в лице местных опочецких краеведов – Александра Кондратени, Елены Семеновой и Нины Михайловны Кург. В материальном плане пока я рассчитываю только на свои силы. Конечно, мне бы хотелось привлечь внимание в первую очередь тех, кто, может, является потомком евреев Опочки. Но шансы на это не очень велики. После войны в город не приехал ни один из проживавших там ранее евреев. Да, кто-то, как мои дед и бабушка, пережили войну, но шанс на то, что в России живут их потомки, крайне мал. Конечно, если получится кого-то найти еще, будет хорошо. Захочет кто-то принять участие в восстановлении кладбища и постройке мемориала – будет приятно. Но если нет, буду пробовать что-то сделать собственными силами. Я, конечно, не олигарх, но, к примеру, профинансировать издание краеведческого сборника, включающего материалы по истории евреев Опочки, позволить себе могу.
Какие еще планы?
– Среди первостепенных задач – ремонт и укрепление забора вокруг кладбища, постановка некрополя на учет, придание ему охранного статуса. В перспективе – установка там мемориала с именами всех погребенных. Но для этого нужно работать с архивами Псковской области, в которых, к счастью, сохранились записи из городской синагоги Опочки, здание которой было разрушено. И, конечно, хотелось бы установить памятник на месте нахождения останков узников гетто. Но нужно сначала достоверно установить, где находятся эти останки. Существующий памятник советских времен около Варыгинского кладбища служит лишь ориентиром места расстрела – там нет останков. Нужно поднимать материалы расследований, проведенных сразу после отступления немцев, в ходе которых, как утверждали старожилы, место захоронения возле деревни Пухлы было все-таки найдено – и даже проведена частичная эксгумация с перезахоронением останков. Вот с этим тоже предстоит разобраться.
Александр Вишневский
Возможно, кому-то это покажется лишним – такая скрупулёзность: ну есть советский памятник, поставьте рядом мемориал в память о расстрелянных в гетто, скажут они. Но все-таки место казни и место погребения – это немножко разные вещи. Когда я посетил мемориал, мне стало не все равно, есть ли там останки погибших или нет. На мой взгляд, если останки удастся отыскать, стоит подумать об их переносе на еврейское кладбище и захоронении среди родных и близких. И уже там установить мемориал над братской могилой. Думаю, что захоронение на этом кладбище жертв нацизма будет серьезным аргументом для местных властей придать этой территории охранный статус. В сущности, в этом и состоит моя цель – в память о погибшей еврейской общине Опочки сохранить это старое кладбище.
Комментарии