Еврей Григория Потемкина

Банкир польского короля Станислава и светлейшего князя Таврического, финансировавший из своего кармана потемкинские походы русской армии и разорившийся на этом в пух и прах, Нота Ноткин вошел в историю как спаситель еврейского народа, остановивший депортацию евреев в Сибирь и вознамерившийся переселить их в Крым.

В 1804 году все немногочисленные петербургские евреи шли в похоронной процессии за гробом банкира Ноты Ноткина. К слову, и еврейское кладбище, на котором похоронили банкира, появилось в российской столице благодаря его стараниям. Долгие годы Ноткин был верным защитником своих соплеменников. «Что будет с нами теперь, когда его не стало?» – переговаривались шёпотом евреи, расходясь после похорон по домам.

Банкир из Шклова

Весть о смерти Ноткина дошла и до города Шклова, где он родился и вырос – там еще жили знакомые, помнившие о стремительном взлете его карьеры. До 1772 года Шклов принадлежал Польше, и в нем было немало евреев-финансистов, однако Нота Ноткин, начавший с небольшим капиталом, оказался самым ловким из них. У него было невероятное деловое чутье: он всегда заранее знал, насколько поднимутся цены на скот и лошадей и когда настанет время везти на продажу в Данциг зерно. 

Вскоре Ноткин переключился с торговли на финансовые операции и быстро стал придворным банкиром короля Станислава Августа Понятовского – тот вечно нуждался в деньгах, а Ноткин всегда доставал их под весьма скромный процент. Как-то он помог Станиславу с очередным займом, а взамен получил документ с королевским гербом и печатью: шкловский еврей Нота Ноткин стал надворным советником – высокий чин по тем временам.

Освоившись при дворе, он купил в Варшаве большой особняк, но инвестиция в столичную недвижимость оказалась, увы, убыточной: польское королевство умирало, а Варшава переставала быть городом, где делаются большие дела. Особняк пришлось продавать с убытком. А в 1772-м, когда король согласился на первый раздел Польши, банкир Ноткин выбирался из Варшавы на телеге и в одежде своего слуги: он боялся мятежа и бежал, зашив векселя и другие ценные бумаги в пояс и сапоги. Мятеж случился позже, когда Польша уже перестала существовать – тогда-то бывший дом Ноткина и сожгли.

На службе у Потемкина

России при первом разделе Польши достались Украина и Белоруссия со Шкловом. В Россию отправился и Ноткин. Именно тут строились новые заводы и города, стремительно возникали громадные капиталы и велись затяжные войны, требовавшие колоссальных средств. И при этом ощущалась катастрофическая нехватка дельных и образованных людей. Старый знакомый Ноткина оказался финансистом светлейшего князя Григория Потемкина – фаворита Екатерины II. Он и представил Ноткина князю Потемкину. Тот принял беглого польского банкира, лежа в кровати, в халате – нечесаный и небритый. Светлейший князь снова хандрил: пил квас, чесал живот развалившейся возле кушетки борзой, а в некстати вошедшего генерала запустил книгой.

К Ноткину князь обратился по-французски, поинтересовался, что тот думает об Иосифе Флавии, высказал свое мнение о взглядах Уриэля Акосты – в результате они проговорили несколько часов. А самому делу, ради которого Ноткин пришел к Потемкину, было посвящено всего несколько минут, и банкир получил от князя подряд на снабжение продовольствием и фуражом всей застрявшей в молдавских степях потемкинской армии. Дело сулило миллионные прибыли, но было затратным и крайне опасным.

Ноткин доверял Потемкину и снабжал русскую армию в долг, под расписки, а порой и под честное слово главнокомандующего. Слово Потемкина тогда значило больше, чем скрепленный государственной печатью документ, и казна, пусть и с задержками, но с Ноткиным расплачивалась. При этом банкир лично сопровождал караваны с провиантом, мотался по молдавским уездам и проверял поставщиков. 

Его дорожная карета тряслась по разбитым проселочным дорогам, за ней скакали несколько конвойных казаков, а в экипаже, кутаясь в медвежью шубу, польский надворный советник и банкир русской армии Нота Ноткин учил Талмуд. Сплошной линии фронта не существовало, турецкая легкая конница постоянно наведывалась в русские тылы, и это чистая удача, что Ноткину просто не перерезали горло.

Русская армия побеждала, Ноткин богател, но только на бумаге – большая часть его состояния заключалась в долговых расписках Потемкина, написанных зачастую на оборванных клочках бумаги, салфетках, вырванных из книг страницах. Подпись Потемкина была золотой – но только пока он был жив. А когда светлейший князь умер в чистом поле на солдатском плаще близ молдавской деревни Рэдений Веки, оказалось, что подпись его ничего не стоит. Тем более что у императрицы появился уже новый, более молодой фаворит. И с какой, спрашивается, стати опустевшая царская казна должна платить еврею, потерявшему своего покровителя? Так Нота Ноткин обанкротился – и уехал обратно в родной Шклов.

Фантазер всемирного размаха

Однако в Шклове за годы отсутствия Ноткина произошли немалые изменения – и не в лучшую сторону. В 1778 году Екатерина II подарила город одному из своих бывших фаворитов – Семену Гавриловичу Зоричу. Этот натурализовавшийся в России серб, военный и красавец, был ненадолго приближен императрицей, но начал интриговать против Потемкина и вмешиваться в государственные дела, в которых ничего не понимал. В результате и был отправлен в Шклов – в почетную ссылку. Жил Зорич в Шклове на широкую ногу, и деньги у него кончились быстро. Тут он и взялся за евреев: обложил их налогами, поборами и наказаниями, а жаловаться на него было некому.

Однако с вернувшимся в Шклов банкиром антисемит неожиданно сблизился. Ноткин очаровал Зорича отличными манерами и хорошим французским и оказался весьма полезен ему в делах. Ноткин наладил пришедшие в упадок финансы Зорича и колесил по Европе, скупая для нового хозяина Шклова драгоценности и редкий фарфор. Зорич был без Ноткина как без рук и, отправляя его в Петербург с рекомендательными письмами и личной просьбой к генерал-прокурору князю Куракину о помощи в возврате долга, вряд ли думал, что теряет Ноткина навсегда.

Неизвестно, сколько в результате получил Ноткин по долговым распискам Потемкина из российской казны, но свою встречу с Куракиным он повернул самым неожиданным образом – представил высочайшему чиновнику «Проект переселения евреев» на плодородные степи близ черноморских портов для земледелия, разведения овец и создания суконной и прядильной промышленности, «к чему мастеровые люди из сего народа обучены». Ноткин предстает перед нами в совершенно новом свете – не банкира и ловкого дельца, а лидера с ответственностью и мечтой. Всю жизнь он наблюдал, как евреи из бывших польских земель, попавшие в черту оседлости, обречены на прозябание в городках и местечках и занятия, приносящие сущие гроши. А тем временем на новых окраинах Российской империи, в Тавриде, лежали прекрасные и пустынные земли, требующие рук, которые их возделают.

В Петербурге Ноткин снова быстро разбогател, но его уже больше интересовала общественная жизнь. На старости лет у него началась новая карьера – он подружился со многими вельможами и чиновниками, обошел их всех со своим проектом переселения, а затем вошел в так называемый «Еврейский комитет» – специальный орган, созданный по указу Сената «для разработки положения о благоустройстве евреев». Там он понял, что улыбки и комплименты чиновников и придворных ничего не стоят: у него были прекрасные личные отношения с бывшим министром, губернатором, сенатором и по совместительству великим поэтом Гавриилом Державиным, которому как опытному царедворцу и поручили возглавить «Еврейский комитет», однако эти отношения не помешали поэту-антисемиту, уже однажды написавшему статью о «корыстных промыслах евреев», внести в ответ на проект Ноткина свой план переселения евреев, подразумевающий их депортацию на работы на дальние заводы Сибири и разлуку с семьями.

Теперь все заботы Ноткина были посвящены тому, чтобы блокировать прохождение державинского плана. Высочайшего хода он в результате не получил – и одно это уже обеспечило Ноткину место в истории. При этом его собственный проект тоже продвигался туго. Фантазер Потемкин, собиравшийся создать новую Византию и усадить на ее трон внука Екатерины II, мог бы претворить проект переселения евреев, щелкнув пальцами, но он давно был в могиле, а других людей подобного размаха во власти не было.

Ноткин было увлек своими идеями другого фантазера – нового императора Павла I. Но Павла больше занимали фантазии мирового масштаба – он возрождал Мальтийский орден и посылал донских казаков покорять Индию. Ноткин царю, тем не менее, понравился: Павел подарил ему большое имение с крепостными, а его проекту земледельческих колоний дали небольшой ход – несколько сотен еврейских семей всё же получили землю, но большой колонии создать не удалось. А вскоре император Павел I был убит. Спустя три года, в 1804-м, в богатстве и могуществе ушел из мира и сам Ноткин. И только через сто с лишним лет станет ясно – описывая фабрики и фермы, на которых евреи коммуны занимаются совместным трудом, провидец Ноткин рисовал прообраз будущих киббуцев.