Мастер современной прозы

На прошлой неделе в Москве в доме -музее Марины Цветаевой прошел вечер известного израильского писателя, поэта и переводчика Эфраима Бауха — выходца из Молдавии, автора таких романов, как «Лестница Иакова», «Оклик», а также ряда стихотворных произведений. Баух является главой израильского Пен-центра, а также возглавляет Федерацию израильских писателей.

На встрече большое внимание было уделено его новой книге «Пустыня внемлет Богу», выпущенной недавно издательством «Радуга». Книга вышла в серии «Мастера современной прозы ». К слову, Баух — первый из израильских авторов , чья книга издана в этой серии.

На вечере выступил Валентин Оскоцкий, секретарь Союза писателей, чья речь, посвященная поэтике произведений Бауха, заняла достаточно много времени и по своей форме напоминала скорее научный доклад, нежели обычнее выступление, свойственное подобным мероприятиям. Своими впечатлениями о книге поделился также писатель Лазарь Шерешевский.

Сам Баух обрисовал общую концепцию книги и связанные с этим лингвопоэтические факторы. В частности, была изложена интереснейшая версия истории древнееврейского алфавита, согласно которой этот алфавит проходил много этапов своей интерпретации – финикийской, греческой и затем римской, подвергаясь при этом определенному упрощению. Баух заметил, что «еврейская цивилизация всецело основана на слове». Писатель поведал также о своей концепции образа Моисея – центрального образа произведения, воспринимаемого им как образ « бдидут – ха – олам» — мирового одиночества. В целом же книга наполнена танахической символикой и аллюзиями к советскому прошлому.

После этого Баух ответил на вопросы собравшихся, касающиеся его творчества и биографии , а также дружбы с его знаменитым земляком – режиссером из Молдавии Михаилом Каликом. При этом большая часть вопросов затрагивала темы из области лингвистики и искусства. Так, речь шла о версии «рогов» Моисея на статуе, изваянной Микеланджело. Не «бытовой» характер вопросов выгодно отличал это мероприятие от многих ему подобных.

Специально для нашего издания писатель дал интервью.

Известно, что Вы родились в Молдавии. В Вашей семье сохранялась еврейская традиция?

Мои родители были религиозными людьми. Можно сказать, что я получил традиционное еврейское образование. Так, в свое время мама настояла на том, чтобы мне взяли меламеда, который два года вдалбливал в меня основы Талмуда старинным способом заучивания наизусть целых отрывков. Уже с детства я знал иврит, идиш, Тору. Наиболее сильное впечатление на меня оказывала книга «Кохелет» — «Экклезиаст». Когда я читал ее, то уходил в некий другой мир и обретал успокоение.

Как же все это сочеталось с реалиями советской жизни?

Ситуация была такова – в 11 лет я еще учил Талмуд, а в 14 уже вступил в комсомол. Конечно, имели место различного рода неприятности, связанные, например, с делом врачей, но тем не менее.. Я просто думаю, что оказался на некой временной грани.

Оказывала ли еврейская традиция какое – либо влияние на Ваше творчество до репатриации в Израиль?

Безусловно. Еще тогда, в 1967 году ( я репатриировался в 1977 ), я выпустил поэму под названием «Моисей». Когда это поэма вышла, все пути для меня были перекрыты.

Как для Вас прошел процесс репатриации?

Я всегда знал, что уеду, и не представлял себе другого варианта развития событий. Просто долгое время это было неосуществимо. Во многом мне помогло то, что я знал язык. Это намного облегчило первоначальную адаптацию в стране, кроме того, я начал заниматься литературными переводами. Эта деятельность долгие годы кормила меня. Что касается творчества, то в Израиле я постепенно с поэзии перешел на прозу — она, на мой взгляд, представляет больше возможностей для самовыражения. При этом моя первая книга была поэтическим сборником под названием « Руах». Уже после появились мои романы «Лестница Якова», « Оклик» и другие.

Кстати, когда я уезжал, то думал что уже никогда не вернусь обратно – со слишком неприятными впечатлениями я покидал страну. Однако, к счастью все изменилось.

Могу сказать, что Исход стал с момента приезда в Израиль главной темой моего творчества. Все мои романы в той или иной степени посвящены этой теме.

Если мы возьмем традиционную классификацию израильской литературы, существующую в Израиле, с каким литературным поколением Вы могли бы идентифицировать себя в большей степени – «Дор — хаМедина» или «Дор -хаПальмах»?

Поскольку я являюсь председателем Федерации писателей Израиля, то могу наблюдать за развитием литературного процесса в целом Я могу сказать, что в нынешней литературе Израиля все поколения прекрасно сосуществуют, хотя на внешнем уровне бытуют всяческие трения. На самом деле границы между литературными поколениями весьма размыты и условны. Конечно, в какой-то степени я могу отнести себя к «Поколению государства» — ибо приехал в страну в 1977 году.

На самом деле, когда я приехал, то был одним из очень немногих, кто ставил перед собой сознательную цель войти в ивритоязычный литературный контекст. Вначале, я предполагал, что этот процесс займет у меня около 5 лет, в реальности он занял около пятнадцати.

Замечу, что русская литература повлияла на произведения авторов всех этих поколений. Почти все израильские авторы — выходцы из России — Хаим Нахман Бялик, Йосеф Бердичевский, Хаим Бреннер, Авраам Шлионский, Ури Гнесин. В 60-е годы «русско -израильская» модель была отвергнута и заменена на европейско- американскую, и литература сместилась из области соцреализма в метафизическую, параболическую область , однако, как мне кажется , в какой-то степени русское влияние все равно присутствует. Примером тому служит творчество Давида Шахара и Йорама Канюка.

Ивритоязычный и русскоязычный литературный процессы развиваются сейчас в Израиле параллельно, не пересекаясь?

Я думаю, что есть процессы, которые не затрагивают языковую проблему. Примером тому является «Русский роман» Меира Шалева.

Вы считаете, что нынешняя ситуация в стране как-то влияет на культурный процесс?

В Израиле постоянно что -то происходит. Когда я слышу, что в Израиле стало «совсем плохо», я вспоминаю расхожее израильское высказывание. Когда жарко, обычно говорят: «Цфатские старцы не помнят, чтобы было так жарко». На самом деле, в Израиле бывали ситуации и похуже. Если ситуация как-то и влияет на культурный процесс , то на литературе это отражается наименее всего.