В небольшом провинциальном городке на северо-востоке Рязанщины этого человека помнят по сей день. Доктор Иосиф Исидорович Кауфман (1870–1940), одесский еврей, обосновавшийся в Касимове в 1902 году после окончания медицинского факультета Петербургского университета, был, по отзывам многих знавших его, человеком. удивительно добрым, отзывчивым и благородным. В Касимове Кауфман остался на всю жизнь. Территория уезда была достаточно обширной, а значит, и медицинской практики у “молодого специалиста” из Одессы было в избытке. Почти десять лет пришлось проработать ему сначала в Снохинской больнице Тумской волости (с 1902 по 1906 год), а потом (до 1910 года) — в Овинцах и Туме. Очень мало известно о жене Иосифа Исидоровича: приехала из Москвы, звали Варварой Григорьевной. Мужа пережила почти на три с половиной года и умерла 79-летней.
Запомнился одесский доктор касимовцам еще и приездом в город Бориса Пастернака, приходившегося Иосифу Исидоровичу родным племянником. Семье Пастернаков в полной мере довелось испытать на себе все тяготы послевоенной разрухи. Летом 1920 года Леониду Осиповичу и Розалии Исидоровне, родителям поэта, удалось “выбить” путевку в подмосковный санаторий, а Бориса и его сестру Лидию отправили в Касимов — к родному дяде по матери Иосифу Исидоровичу. Чтобы выехать из столицы, Лидии пришлось получить от самого Луначарского направление в командировку — собирать фольклор (без этого попасть на поезд не стоило и пытаться). Борис был вынужден ехать позже — истощение вызвало у него мучительный фурункулез.
Оказавшись, наконец, в Касимове, поэт сполна оценил преимущества спокойной, размеренной провинциальной жизни. Да и с продовольствием в глубинке было тогда полегче, чем в столице. Племянники с воодушевлением помогали дяде ухаживать за огородом и делать заготовки на зиму — Иосиф Исидорович заранее рассчитал свое хозяйство и на семейство Пастернаков. Вот как описывают пребывание поэта у провинциального дядюшки Татьяна Чеснокова и Дмитрий Филиппов в материале ““Касимов… это что-то вроде русского Марбурга…”. Б.Л.Пастернак в Касимове” (
“Рязанские ведомости” от 27.08.1999;):
“Письма Бориса Леонидовича из Касимова к родителям и друзьям были полны радости и веры в будущее. Более того, во многих из них он уговаривал родителей переменить трудное и безликое московское существование на “жизнь в полном смысле довоенную, допускающую самый разнообразный выбор форм”, найденную им в Касимове. В одном из его писем читаем: “Судорожное окоченение, в которое привел всех нас московский общий дух, прошло бы само собою при первом же взгляде на картину того и другого (путешествия и Касимова) как это случилось со мной и с Лидой…
А русская провинция (папа, русский художник, ведь совсем, совсем ее не знает), это именно то, что он сам подразумевает, того не ведая, когда говорит про свою мечту о покое, теперь будто бы расстроившуюся”. Заканчивая письмо, поэт дает лаконичную характеристику приютившего его города: “Касимов… — это что-то вроде русского Марбурга. Он древнее Москвы, бывшая столица татарского царства, очень живописен… Россия оживает и в Салтыкова-Щедрина просится уже не провинция, а в сравнении с ее разумной жизнерадостной человечностью, — скорее уже сама Москва””.
Во вступительной заметке к статье “Борис Пастернак — Начало пути. Письма к родителям (1907–1920)”, написанной Е.В.Пастернак и Е.Б.Пастернаком (“Знамя”. — 1998. — № 4), это послание комментируется следующим образом:
“Письмо написано совсем другим человеком, нежели те, что писались с Урала. Хотя ни “Сестра моя жизнь”, ни “Темы и вариации”, ни “Детство Люверс” и другие написанные к этому времени вещи еще не были изданы и должны были ждать своего выхода в свет еще два года, но это пишется человеком, уверенным в своих силах, знающим, чего он хочет, реально и здраво смотрящим на происходящее вокруг и верящим в его смысл. С этой точки зрения, он как равный, если не старший, успокаивает и утешает своих состарившихся родителей, запуганных пережитыми лишениями, обещая им спокойную и “в полном смысле довоенную” жизнь в русской провинции, не затронутой гражданской войной и разрухой, еще твердо стоящей на ногах традиционного землепользования. Зная дальнейший ход истории, позволим себе усомниться в том, чтобы художник Л. Пастернак достиг благоденствия и беспечной жизни, если бы послушался сына и переехал жить в Касимов, но неискоренимая вера Бориса Пастернака в благодатные силы жизни, высказанная еще в начале войны 1914 года и звучащая в письме 1920-го, была и оставалась всегда
его единственной опорой во всех выпавших на его долю испытаниях”.Во время своей касимовской жизни Пастернак завязал контакты с литераторами и издателями в губернском центре. Т.Чеснокова и Д.Филиппов пишут:
“В 1921 году Рязанское отделение Всероссийского союза поэтов издало сборник стихов “Киноварь”, куда вошли и шесть стихотворений Пастернака (“Это вечер из пыли лепился и, пышучи…”, “Пара форточных петелек…”, “Как не в своем рассудке…”, “Я не знаю, что тошней…”, “Ну, и надо ж было, тужась…”, “Между прочим, все вы, чтицы…”)”.
Не исключено, что касимовские и рязанские впечатления поэта в какой-то мере отразились и в знаменитом “Докторе Живаго”. Во-первых, сама фамилия Живаго — рязанского происхождения, и семейство Пастернаков было знакомо с выходцами из этого известного рода. Во-вторых, описание в романе города Юрятина очень напоминает вид Касимова:
“Он ярусами лепился на возвышенности … дом на доме и улица над улицей, с большим собором посредине на макушке…”. Именно так выглядит в действительности этот город на семи оврагах, о котором кто-то из путешествующих однажды сказал:
“С дороги Касимов — деревня, а с реки — губернский город”. Конечно, на создание этого художественного образа могли повлиять любые впечатления, однако мысль о том, что в основе лежали именно касимовские воспоминания, всегда казалась касимовцам более привлекательной.
В 2000 году, в рамках подготовки к 850-летнему юбилею города была начата реализация программы “Касимовское историко-культурное гнездо: новые туристические маршруты”. В состав исследовательской группы вошла и научный сотрудник Касимовского историко-краеведческого музея Галина Семиченко, темой исследования которой стала личность Иосифа Кауфмана.
История этих кропотливых поисков довольно подробно была описана ею в материале “Обаяние провинции: Рассказ о человеке глубокой духовости” (
“Мещерская новь”. — №№ 44 (06.06.2000) – 68 (12.09.2000)). Ей повезло: еще живы были те, кто хорошо помнил Иосифа Исидоровича Кауфмана, преподававшего в тридцатые годы в медтехникуме, а затем в фельдшерско-акушерской школе, курс “Внутренние болезни”. Одними из тех, с кем довелось беседовать Галине Семиченко, оказались Мария Григорьевна Прохорова и Мария Трофимовна Резвова. Последняя хорошо помнила Кауфмана, который преподавал с 1935 по 1937 год терапию и с которым она работала в поликлинике в довоенные годы.
“Начинался прием у доктора Кауфмана с распросов о состоянии больного. Внимательно выслушав, врач интересовался здоровьем ближайших родственников, пытаясь понять причину болезни, потом приступал к осмотру. Упомянула моя собеседница и о том, что их, молоденьких девчат, Иосиф Исидорович приучал к внимательному отношению к больным. Не раз, взяв в руки стетоскоп, Мария Трофимовна первая ставила диагноз, а доктор затем подтверждал безошибочность обследования. Такая возможность предоставлялась далеко не всем недавним выпускникам медшколы. Конечно, уроки Кауфмана не прошли даром, потому как во время войны приходилось в день принимать до 70 больных, причем самостоятельно, без врача”.
Надо сказать, что исследовательская работа Г.Семиченко позволила узнать немало интересных деталей о личности провинциального дядюшки великого поэта.
“И.И. Кауфман заведовал поликлиникой, был строг как к себе, так и к подчиненным. Самым бранным словосочетанием у него было “курья голова”. Будучи хорошим собеседником, он располагал к себе окружающих. Человек большой души, очень гостеприимный, встречал с улыбкой всех, кто бывал у него в доме, а народа приходило немало”.
Проживал Иосиф Исидорович в самом центре Касимова. Дом на улице Карла Маркса, 6 (бывшая Большая Мещанская) продолжает стоять и поныне, а работал он буквально в двух шагах — в здании с необычной ротондой на перекрестке с улицей Советской, где сейчас расположена стоматологическая поликлиника и где вели тогда прием врачи всех основных специализаций.
“Четыре окна с резными наличниками выходят на улицу. Из разговора я узнаю, что к дому была пристроена терраса. Это место считалось царством лекарственных трав, цветов, которые Иосиф Исидорович сам собирал и развешивал на просушку. Особенно много народа собиралось у него весной и летом: пили чай, беседовали, а поскольку при доме имелся огород, то герой моего материала выступал в роли экскурсовода по грядкам. К тому же он сам любил копаться в земле. Не чужда ему была древняя и мудрая игра — шахматы, но Иосиф Исидорович садился за доску с фигурами лишь осенними и зимними вечерами.
Огородик с цветами да грядками овощей, тихая и размеренная жизнь. Возможно, за это человек медицины из далекой Одессы и полюбил провинциальный Касимов”.Благодаря серьезности и настойчивости, с которыми подошла к предмету своего исследования сотрудница музея, удалось точно установить дату смерти доктора — 31 декабря 1940 года (к сожалению, могила его на городском кладбище не сохранилась). Сложнее оказалось с родственными связями Иосифа Исидоровича:
“В беседах с М.Г. Прохоровой и М.Т. Резвовой заходила речь о родстве Кауфманов с семьями врачей А.Н.Чунихина и Грасс. Выдвигалось мнение, что жена доктора Кауфмана была сестрой Чунихина, но это только догадки”. В какой-то мере разобраться в этом помогли письма Бориса Пастернака двоюродной сестре Ольге Фрейденберг. Так, в письме от 8 июня 1941 года мы читаем:
“Если у тебя есть возможность сделать это по телефону, позвони, пожалуйста, когда у тебя будет время, Машуре. Я забыл или не знаю отчества тети Вари, а хотел бы написать ей (адрес, наверное, несложен, просто город Касимов и больше ничего)”. А в сносках следует разъяснение, что тетя Варя — жена И.И. Кауфмана, брата Р.И. Пастернак. Начало войны застало в Касимове у “тети Вари” (вдовы Иосифа Исидоровича Варвары Григорьевны) сестру доктора — Клару Исидоровну Лапшову. Клара Исидоровна приходилась Пастернаку тетей и до войны жила в Ленинграде с мужем, Владимиром Ивановичем Лапшовым, инспектором финансово-экономического института.
Летом 1941 года Клара Исидоровна купила у вдовы брата часть дома, в апреле 1944-го В.Г. Кауфман и К.И. Лапшова продали дом полностью, а вскоре Варвары Григорьевны не стало. Так заканчивается рассказ Г.Семиченко о доме, стены которого слышали голоса многих замечательных людей и в котором сегодня живут другие люди.
Комментарии