Дочь еврейского отца

Он бесплатно лечил евреев в Вильно, отстаивал права общины перед оккупантами в Первую мировую, помогал узникам гетто, когда немцы пришли опять. Он погиб в конце 1941-го, пока его дети и внуки взбирались на советский Олимп: сын Семен Выгодский строил советские ГЭС, дочь Александра Бруштейн писала правильные пьесы для юношества, внучка Надежда Надеждина создавала ансамбль «Березка», «раскрывший все богатство русской души».

Литературная и театральная судьба Александры Бруштейн складывалась удачно. Начав писать в 20-е годы, она создала около 60 пьес – и своих собственных, все больше для детей и юношества, и оригинальных обработок классики, например «Дон Кихот», «Хижина дяди Тома». Театры ставили ее пьесы охотно, но особой славы это не приносило. В 1956 году Бруштейн было 72 года, к этому времени она почти ослепла. Тогда и вышла ее первая книга в прозе под названием «Дорога уходит вдаль». Это было начало трилогии, а заодно и бешеной популярности Бруштейн. Через пять лет, в 1961 году, была опубликована последняя книга трилогии, называвшаяся «Весна», – писательница наговаривала ее своему секретарю. К тому моменту Бруштейн была уже всесоюзно знаменита.

Перечитывая все три книги сейчас, трудно понять причину этой славы. В трилогии идет речь о провинциальном детстве писательницы, о городе, в котором без труда можно угадать Вильно, нынешний Вильнюс, обрусевшей еврейской семье, ее интеллигентных друзьях, богачах и бедняках, учебе, демонстрациях и уличных беспорядках – отдаленных сполохах революции. Все описано подробно и обстоятельно, с любовью, но до Бунина и даже до Катаева с Паустовским Александре Бруштейн далеко. Тут надо иметь в виду литературный и общественный контекст: на фоне производственной, военной, колхозной и другой советской литературы 50-х годов эти тексты были все же особенные – речь в них шла о людях, а не о вдохновленных идеей коммунизма биороботах, и написаны они человеческим языком.

Другое обстоятельство оказалось еще важней. С тех пор как погибла старая Россия, прошло не так много времени, а жизнь изменилась кардинально: люди давно не жили в отдельных, не коммунальных квартирах, не ели обеды из нескольких блюд, не знали, что такое шкаф, полный одежды. Прошлая жизнь была проклята и, казалось, забыта, и все же память о ней не умерла. Александра Бруштейн, написавшая об этой старой жизни с уважением и любовью, напомнила миллионам о навсегда потерянных больших квартирах и библиотеках, нормальном быте, отсутствии принуждения и ежедневного страха, возможности сделать свободный выбор. Писательница была глубоко советским человеком, выходцем из левой, оппозиционно настроенной дореволюционной интеллигенции, то есть она говорила и о бедности, неравенстве, принуждении, несправедливостях, но светлой памяти о прошлом в империи это не отменяло.

Действие последней книги трилогии заканчивается в 1901 году, жизнь ее персонажей продолжалась и дальше. Один из главных героев трилогии – собственный отец Бруштейн, доктор Яков Ефимович (Иехильевич) Выгодский. В книгах дочери он стал воплощением порядочности и добра. Он и в самом деле был очень хорошим человеком и к тому же одним из лидеров еврейской общины Вильно, о чем в 1956 году, после антисемитской «космополитской» кампании, Бруштейн писать было, конечно, нельзя. Выпускник Военно-медицинской академии Петербурга не стал делать карьеру в столице империи, а вернулся в город, до Второй мировой считавшийся «литовским Иерусалимом». Занимался частной практикой, был главврачом еврейской больницы на Зверинце, ратовал за идею репатриации в Палестину. Это он возглавлял делегацию, встречавшую хлебом-солью приехавшего в Вильно Теодора Герцля, основоположника политического сионизма.

Свою дочь Яновский выдал за подающего большие надежды петербургского врача Сергея Бруштейна – они поженились в 1903 году. Сергей Александрович многого добился – он считается одним из основоположников советской физиотерапии. Александра Выгодская превратилась в Александру Бруштейн: она закончила Бестужевские курсы, с 1907 по 1917 годы работала в Политическом красном кресте, помогавшем политзаключенным, после революции боролась с неграмотностью, много писала для сцены. Ей посчастливилось прожить идеальную жизнь русского, а позже – советского интеллигента, порядочного, приносившего пользу людям, успешного, по меркам СССР состоятельного, избежавшего репрессий. Ассимиляция была частью цены, которую за это пришлось заплатить, но в ту пору эта цена вряд ли казалась особенно высокой. Советский социализм поначалу казался лестницей, ведущей в рай, к идеальному общественному строю, где нет ни эллина, ни иудея.

Судьба же родителей Александры Бруштейн сложилась иначе. В первый раз в концлагерь доктор Выгодский попал еще в Первую мировую войну – когда немцы оккупировали Вильнюс, он пришел к коменданту с жалобой, дескать, вся наложенная на город контрибуция в основном пришлась на еврейскую общину. Его арестовали, он провел в заключении несколько месяцев, однако обошлись с ним там вежливо.

С ноября 1918 по апрель 1919 года, когда Вильно принадлежал Литве, Яков Выгодский входил в литовское правительство как министр по еврейским делам. После 1919-го, когда город отобрала Польша, он несколько раз избирался в сейм от блока национальных меньшинств. Антисемитизм в возрожденной Речи Посполитой был делом государственным, и доктор Выгодский боролся с раздельным обучением польских и еврейских студентов в виленском университете. После того как Германия и СССР оккупировали Польшу, Вильнюс снова отошел Литве. Местные поляки отметили это еврейским погромом – доктор пытался их остановить. Советизация Литвы не вызвала у него протеста, советские евреи формально были полноправными гражданами страны, к тому же в СССР жили его дети и внуки. Но к 1941 году, когда новая власть стала закрывать еврейские учреждения, он начал в ней сомневаться.

Александра Бруштейн до конца жизни не могла себе простить, что не забрала родителей в Москву. Дело было в том, что не только в Москве, но и в Вильнюсе в то время войны не ждали. На границе ее предчувствовали, и люди старались уехать вглубь страны, на железнодорожных станциях была давка и паника, но столица Литовской ССР жила спокойно. Если доктор Выгодский и тревожился, то своей верящей в советский социализм дочери он этого не показал. Знакомые запомнили его слова: «нас ждут тяжелые времена». Вряд ли доктор понимал, какими страшными они окажутся.

Во время немецкой оккупации Выгодского должны были убить сразу, ведь он поддержал советскую власть –для таких у литовских националистов были специальные списки. Однако по счастливой случайности Выгодский остался жив ­– впрочем, как врач был вынужден вступить в юденрат, отвечавший за порядок в Вильнюсском гетто. Проработал он там недолго – пошел жаловаться не ужасное обращение с жителями гетто и был спущен с лестницы. Доктор Выгодский не смирился – явился к коменданту во второй раз, после чего его отправили в тюрьму, где он погиб. Мать Александры Бруштейн умерла в Треблинке.

При желании за этим можно увидеть дороги, которыми в ХХ веке шли оказавшиеся на землях бывшей Российской империи евреи. Выросший в хасидской семье Яков Выгодский остался верен дому, корням и вере и заплатил за это жизнью. Был и другой путь: живший в Ленинграде брат доктора стал знаменитым офтальмологом, сын – ученым-гидростроителем, дочь – писательницей. Внучка Якова Иехильевича Выгодского, дочь Александры и Сергея Бруштейн – балетмейстер Надежда Надеждина. Она была лауреатом Сталинской премии третьей степени и Героем Социалистического Труда. Все потому, что создала хореографический ансамбль русского народного танца «Березка». Как сказано в энциклопедии, «ансамбль, раскрывший богатство русской души, ее прекрасные грани».