Общество
Еврейский волкодав
Сумерки приносили Одессе налёты, убийства и ограбления...
26.07.2016
Все началось с пластинки – маленькой, стоившей гроши. Дама из семейства Ротшильд, баронесса и мать пятерых детей, дослушала её до конца. Последствия были судьбоносными: навсегда погибла ее репутация, распалась образцовая семья, исполнитель стал звездой джаза, а она – актрисой Клинта Иствуда, рядом с которой умер Чарли Паркер.
И все это случилось после того, как одним неприметным днем в начале 50-х пластинка бросилась ей в глаза на прилавке музыкального магазина. Но главным все же оказалось то, что Паннонике де Кенигсвартер, урожденной Ротшильд, праправнучке легендарного Майера Амшеля Ротшильда, основателя династии, было безмерно скучно.
Майер Ротшильд считал, что в бизнесе женщинам не место и им нельзя доверить управление состоянием, он оговорил это в завещании. Женщинам оставались дом и дети: в XIX веке это было приемлемо, в XX стало невыносимо. К тому же через одно-два поколения семья стала по-другому ощущать собственное богатство.
Майер Ротшильд вырвался из тесного франкфуртского гетто, из странного дома – четыре с половиной метра по фасаду, шесть этажей в высоту – и стал безмерно богат, а его сыновья завоевали мир. Они финансировали войны и строительство Панамского канала, сооружали огромные замки, набивая их свезенными со всей Европы редкостями. На их обедах гостей обносили не блюдами с вишнями, а вишневыми деревьями, во время охоты на фазанов, куда был приглашен монарх, один из Ротшильдов вместе с фазанами выпустил попугаев, кричавших «Да здравствует король!». Второе поколение наслаждалось богатством и властью, третье сгибалось под их тяжестью: отец Панноники, талантливый ученый-энтомолог, признанный во всем мире специалист по блохам, страдал шизофренией и покончил с собой. Причиной болезни были не только гены, он, как и его старший брат Уолтер, лорд Ротшильд, тяготился бизнесом. К этому времени бизнес превратился в рутину, патриархи рода отвергали любые свежие идеи.
Отец Панноники выстроил свою судьбу по их правилам: его тошнило от работы в банке, но он заставлял себя заниматься делами. При нем Ротшильды оставались символом золотого тельца, но разрушившая старую Европу Первая мировая изрядно подорвала их мощь. Представления о возможном тоже стали другими, и его дети захотели иной жизни. Виктор, брат Панноники, стал зоологом, ее сестра Мириам прославилась как энтомолог. Формального образования у нее не было, но она стала академиком, восемь университетов сделали ее почетным доктором, а британская королева пожаловала ей титул. Но у Виктора и Мириам были сильные характеры, они с детства знали, чего хотят. А их сестра стала образцово-показательной барышней «бурных тридцатых».
Панноникой Чарльз Ротшильд назвал не только дочь, но и открытого им ночного мотылька. Казалось, Паннонике передались свойства тезки: она порхала, наслаждаясь жизнью, танцевала до рассвета, на бешеной скорости водила автомобиль, увлекалась пилотированием самолета и, не зная навигации, ориентировалась по шоссе. Девушка брала реванш за чудовищно скучное детство: стоявших за ее стулом лакеев, ночевавшей рядом с ней бонны, за то, что она ни на минуту не оставалась одна, за расписанный по минутам день и постоянные нравоучения. Паннонику радовали шум и блеск жизни, она наслаждалась опасностью, но ее замужество оказалось удручающе традиционным.
Жюль де Кенигсвартер, французский барон из еврейской семьи с австрийскими корнями, был красив, добропорядочен и педантичен, все, что ему приходилось делать, он делал хорошо. Их роман начался с авиапрогулки: он увез девушку из Довиля в Зальцбург, а потом в Вену, по меркам 1935 года это был скандал. Летал барон прекрасно, не ориентируясь по шоссе, свои ухаживания он спланировал идеально. Этот полет безнадежно скомпрометировал Паннонику, теперь ее родным некуда было деваться – да они и не стали бы возражать против такого прекрасного брака. После него она получила то, о чем только может мечтать любая женщина: красивого и надежного мужа, большой замок в Бретани, прекрасных детей. Впереди была интересная жизнь: Вторая мировая и бегство от захвативших Францию немцев (Паннонике и детям удалось улизнуть, а ее свекровь погибла в концлагере), служба в рядах Свободной Франции. На войне ее муж проявил себя как герой, заслужил большую славу, а она работала шифровальщицей, переводчиком, водила санитарную машину. Тогда Панноника научилась превосходно стрелять из пистолета, позже это доставит немало хлопот окружающим. Она узнала, что такое самостоятельность, привыкла рисковать. А потом война кончилась – и она заскучала.
Жизнь вошла в прежнюю колею, вот только она стала другой. Муж думал, что это пройдет: для того чтобы жена, занимая гостей, все делала вовремя, он вмонтировал в стол перед ее местом маленькую сигнальную лампочку. А ей было чуть за 50, и она хотела чего-то нового. Теперь бытовые материи заканчиваются, дальше приходится говорить о чуде.
Музыка и раньше заставляла ее делать глупости. 1943 год, Каир, длинный тоскливый вечер, маленький номер в набитом военными отеле, она слушает джаз, на его звуки к ней заглядывает молодой американский солдат, негр из Алабамы. Несколько слов, взгляд глаза в глаза, секс – и они больше никогда не увидятся. Чего не случается между мужчиной и женщиной!? Но тут было безумие куда более высокого полета. Панноника де Кенигсвартер услышала пластинку в Нью-Йорке – и не вернулась домой, самолет улетел без нее. Она принялась разыскивать исполнителя, 47-летнего Телониуса Монка.
Монк, джазовый пианист и композитор, один из родоначальников бибопа, сумрачный полубезумный гений, имеющий неприятности с полицией, проблемы с психикой, огромный, как медведь, женатый и аутичный, плотно сидел на наркотиках. В начале 50-х Монка лишили исполнительской лицензии, и он в очередной раз залег на дно, жил на зарплату жены. Панноника долго не могла его найти.
Она поселилась в отеле «Стэнхоуп», самом дорогом в Нью-Йорке. Она ездила на огромном, стоившем бешеных денег «бентли». Свой сухопутный крейсер баронесса парковала у входов в джазовые клубы – а они тогда были страшными дырами и располагались в криминальных районах. Но никаких неприятностей с ней не случалось. Выручала харизма и готовность на все: в своем номере Панноника развлекалась стрельбой по электрическим лампочкам. Она быстро обзавелась друзьями, стала спонсором и благодетельницей вечно нуждающихся, зарабатывающих гроши джазменов и местной достопримечательностью. Время бешеных гонораров и медийной популярности еще не пришло, и ее чеки оказались для них манной небесной. Монк все не находился, но возвращаться в Париж, к мужу и детям, Панноника не хотела.
Когда объявился Монк, Панноника стала его ангелом-хранителем. Она радовалась идиотским шуткам, подписывала чеки, организовывала гастроли, спасала своего музыканта от полиции, и все это было очень странно. Ни ее старые друзья, ни родня, ни дети так и не поняли, как она могла полюбить этого немногословного, зацикленного на своем сумрачном внутреннем мире медведя. Может, дело было не в нем, а в его музыке? А может, ей пришлась по вкусу роль спасительницы? Ответа нет, эта химия была не от мира сего.
С обывательской точки зрения Панноника Ротшильд сломала себе жизнь. Родные ей помогали, брат Виктор вытаскивал ее из опасных историй, в которые она попадала благодаря Монку, но разговаривать о ней Ротшильды перестали. Она стала паршивой овцой не только для семьи, ее отвергло все приличное общество. Это поняли и в отеле «Стэнхоуп»: там попросили ее перебраться куда-нибудь еще. Со стрельбой в номере отель был готов мириться и дальше – у Ротшильдов есть право на причуды, те украшают заведение, главное, чтобы не пострадали серебряные канделябры, – но к ней постоянно приходили черные джазмены, и этого в «Стэнхоупе» не выдержали. Управляющий сломался, когда в ее комнатах скончался от передоза гениальный музыкант Чарли Паркер, в ту пору считавшийся законченным фриком. После этого Панноника окончательно стала парией – но она плевать на это хотела.
К чему ей родня, для чего нужно уважение хорошего общества, если у нее есть Монк? Панноника стала его антрепренером, спонсором, телохранителем и чуть было не села из-за него в тюрьму. После дурацкого скандала полицейские обыскали ее машину: у Монка был пакетик марихуаны, и она сказала, что трава принадлежит ей. А как же иначе, ведь ему, наркоману со стажем, грозила тюрьма! В результате к трем годам приговорили ее. Паннонику вытащили адвокаты, которых нашел и оплатил Виктор Ротшильд, она выиграла по апелляции. Он же купил сестре особняк, в который она, подальше от чужих глаз, переселилась из отеля. С Панноникой делили кров десятки кошек.
Стала ли она в конце концов любовницей Телониуса или их связывало исключительно духовное чувство? Точного ответа на этот вопрос нет: очевидцы описывали то, какими влюбленными глазами она на него смотрела, говорили, как он ей гордился. Но все это время рядом с Монком была жена – влюбленная, бдительная, тщательно следящая за его здоровьем. Нелли Монк мирилась с присутствием Панноники: без ее хлопот любимый муж давно бы погиб. Отдавать его непрошеной благодетельнице она не собиралась.
Новая жизнь нравилась Паннонике больше старой. Сидя в прокуренных джазовых клубах, она пила виски из чайных чашек (алкогольных лицензий у заведений не было), а на белых кожаных сиденьях ее «бентли» обнимались местные геи – почему не дать приют хорошим ребятам? Ее завораживала эта музыка, ей нравились шум, теснота и чад. Перечесть, скольких талантливых людей она спасла, кого вылечила, кому помогла деньгами и связями, сколько блестящих имен благодаря ней остались в истории музыки, едва ли возможно: Панноника де Кенигсвартер стала доброй феей американских джаза и рока.
В конце концов Монку надоели нежные заботы жены, и он ушел к Паннонике. Позвонил в ее дверь, поднялся в спальню, лег на постель – и не вставал с нее шесть лет, до своей смерти. Общение с внешним миром Монк свел до минимума, в день он обходился несколькими словами. Теперь он принадлежал ей целиком и полностью, но вопрос, стали ли они любовниками, странен: ее музыканту так все надоело, что он почти не шевелился. Она по-прежнему холила его и лелеяла, но то, что когда-то удержало ее в Нью-Йорке, ушло. Панноника полюбила Монка за его музыку, а теперь та стала ему неинтересна. Он улизнул от нее и после смерти. Панноника поехала на кладбище в своем «бентли», но машина сломалась. Она вдребезги разругалась с вдовой (обе ждали этого около 30 лет!), и похоронная процессия уехала без нее, с шоссе Паннонику и ее лимузин забрала аварийная «летучка».
Она дожила до времени, когда Монк стал одной из икон джаза. Ее признали одной из культовых фигур современной музыки, у нее брали интервью, она стала одной из героинь фильма Клинта Иствуда – а ей было на это наплевать. Она дружила с музыкантами, много пила, еще больше курила, заботилась о своих 306 кошках и точно знала, что на свете важен только джаз, а все остальное – сущая ерунда.
Комментарии