Великий растлитель

Пока Наполеон III утверждался в роли диктатора, Жак Оффенбах изобретал оперетту. Да так, что вскоре в Париже его величали не иначе как «Великий растлитель». Он создал «Сказки Гофмана», «Синюю Бороду», «Парижскую жизнь» и «Орфея в аду» – весь город хохотал над его музыкальными буффонадами, после вовсю распевая их в тавернах.

Сегодня трудно представить, что оперетта когда-то была скандальным жанром. Ещё сложнее представить, что она являлась хлёсткой социальной музыкальной сатирой. Автор большого культурного явления, здравствующего по сей день, появился на свет в Кёльне, где в квартале старьевщиков проживала его семья. Он родился в июне 1819 года и как хороший еврейский мальчик уже в шесть лет играл на скрипочке, а скоро начал сочинять и собственные песни. Обучение его тяготило, хотя учился он блестяще, да и у хороших преподавателей. Парижская консерватория, куда он поступил в 1833 году, юному Оффенбаху тоже оказалась тесноватой – учиться прямо на сцене ему казалось идеей более заманчивой. В 1834 году он бросил консерваторию и отправился искать признания в театральных оркестрах. Так довольно скоро попал в оркестровую яму театра «Опера Комик».

Париж бушевал страстями. Июльская революция 1830 года свергла Карла X, снова окунув Францию в хаос: якобинцы, монархисты, антимонархисты – лозунги на площадях, дебаты в салонах и тавернах. Мятеж лионских рабочих в 1834 году перекинулся в столицу и не сулил ничего хорошего. На улицах занимались бои, причём участвовали в них, в основном, студенты. Но Париж как-то умеет совмещать мир с войной – на одной улице свистели пули и хранители закона хватали бунтовщиков, а на другой в это время горожане торопились по своим ежедневным делам. Перестрелки сменялись карнавалами, которые так напоминали Оффенбаху традиционные шествия в его родном Кёльне. На фоне революционных волнений эти карнавалы являли собой довольно-таки специфичный экстракт времени.

Театр «Варьете» был любимым местом Оффенбаха – здесь дирижировал Мюзар, действо на сцене, в зале и даже в фойе больше походило на оргию, шабаш. Гости восторженно свидетельствовали вакханалию – хроники писали: «Это гражданская война, это бойня...», «Радость, какую можно принять за бешенство!» После революции золотая молодёжь Парижа отплясывала канкан, рождённый в портовых кабаках и притонах, растаптывая в пыль менуэты с их занудными хороводами. Генрих Гейне писал о новом поветрии: «Кто имеет о нем приблизительное понятие, поймет и эти невыразимые танцы, высмеивающие на языке пляски отношения не только между мужчиной и женщиной, но и отношения гражданские, а также все, что есть доброго и прекрасного, и даже всякого рода энтузиазм, любовь к отечеству, верность, веру, семейные чувства, героизм, божество».

Он, конечно же, преувеличивал – французы просто любят всё высмеивать. И тем не менее сам Оффенбах рос на фоне ярких образцов «большой французской оперы». По случаю премьеры «Еврейки» Фроманталя Галеви – ещё одного события Парижа тех лет – Оффенбах попросил контрамарочку у композитора, с которым они были знакомы по «Опера Комик». «Придаете ли вы значение тому, чтобы хорошо видеть?» – спросил господин Галеви. «Я хотел бы прежде всего хорошо слышать, маэстро». «Еврейку» они смотрели в ложе в третьем ярусе, было действительно очень плохо видно, но Оффенбах не упустил ни единой ноты партитуры Галеви.

Ему было 19 лет, он хотел успеха, славы и денег, но пока не придумал, как их получить. Фридрих фон Флотов – молодой композитор и наследник мекленбургского дворянского рода, вращавшийся в высших кругах, сказал: «Пока вы не заведёте знакомства в аристократических салонах – успеха не видать». Несмотря на кажущийся проигрыш земельной аристократии в связи с Июльской революцией, первым, что она сделала, перестав дуться на выскочек буржуа, – это открыла двери своих поместий для новых раутов и веселья. Перед родословной Флотова двери аристократов открывались сами собой. С Оффенбахом они решили стать дуэтом и на скорую руку сочинили серию мелодичных безделушек для фортепьяно и виолончели. Первый такой концерт прошёл в доме у графини Бертен де Во, и вскоре они стали любимцами салонного Парижа.

Париж, в свою очередь, стал той самой кухней, где Жак Оффенбах поднабрался материала и наблюдений для своих оперетт. Он посмеивался над многим из увиденного в те дни, но примерялся к аристократической осанке, манерам, писал вальсы и романсы. Однако чувствовал себя нереализованным и искал дорогу к своему театру. Первый самостоятельный концерт он дал в январе 1839 года – в помещении магазина музыкальных инструментов. Потом написал несколько мелодий для водевиля «Паскаль и Шамбор», который провалился в театре Пале-Рояля, затем преподавал, иногда собирал небольшие выступления на Монмартре, часто продолжая вечерами стоять за пультом в оркестровой яме «Опера Комик». В августе 1844 года он женился на Эрмини д’Алькен, дочери испанского эмигранта-оппозиционера, а до того принял католицизм.

В 1855 году, когда готовилась Всемирная выставка в Париже, Оффенбах узнал, что на Елисейских полях сдаётся помещение крошечного деревянного театра – этот шанс упускать было никак нельзя. Он вступил в творческий союз с Людовиком Галеви – племянником Фломанталя Галеви. И этот союз оказался весьма счастливым. Буквально за несколько недель Оффенбах подготовил программу, оформление и труппу, организовал рекламу и продажу билетов, поднял все свои журналистские знакомства, коими, к счастью, успел густо обрасти. 5 июля 1855 года стало днём рождения французской оперетты – «Фигаро» накануне вышла с сенсационным анонсом. Помимо всех волнений той шумной эпохи, появление вблизи Дворца индустрии на Елисейских полях театра с вывеской «Буфф-Паризьен» стало событием отдельным. «Ящик фокусника больше был похож на театр», – писал впоследствии немецкий исследователь Отто Шнайдерайт о здании первого «Буфф-Паризьен». Театр был тесным, с крутыми сидячими местами и не имел даже фойе. В ожидании начала представления заинтригованная газетными анонсами богатая публика прогуливалась в саду.

Пролог к постановке был написан изящно и броско – его автором стал Людовик Галеви, племянник Фломанталя. Первые два номера публику не зацепили, гвоздём стал третий, основной, он назывался «Двое слепых». На одном из парижских мостов встречаются двое нищих – гитарист и тромбонист. На мосту хорошо подают мелочь, но тромбон и гитара никогда не сыграются, потому между ними разгорается спор. Он переходит в музыкальное состязание – зажигательное попурри, тоже сильно похожее на скандал. Потом они решают разыграть мост в карты, уличают друг друга в плутовстве и начинают возиться в драке. При появлении прохожего они хватаются за инструменты и как ни в чём не бывало исполняют темпераментное болеро, а когда тот скрывается, снова продолжают мутузить друг друга, пока не опускается занавес. Пьеска, может быть, и пустячная по нынешним временам, но тогда имела громадный успех. Зрители хохотали над диссонансом звучания известных музыкальных новелл, притворством нищих и плутовством борьбы за место под солнцем – собственно, Оффенбах так и задумывал.

Социальная сатира казалась ему актуальным музыкально-театральным высказыванием. Опера-буфф, опера-комик, буфф-феерия, музыкальная буффонада – во всяком случае, он был уверен, что только так и может поговорить обо всём, что напугало и рассмешило его в «золотой век» французской буржуазии. Само слово – «оперетта» – он впервые использует только через год, назвав так своё произведение «Роза из Сен-Флура».

Уже в конце 1855 года окажется, что крохотное здание на Елисейских полях не способно выдерживать натиск публики, и «Буфф-Паризьен» 29 декабря открылся на Рю Шуазель, вблизи «Опера Комик». Тут и зал был довольно комфортным, и фойе просторным, и даже лестницы покрыты коврами. Прежде чем Оффенбах напишет свои большие оперетты, ему придётся одолеть жёсткие квоты администрации театра – не больше двух актёров в спектакле, потом не больше четырёх. Вот уж где понадобилась его страсть к импровизации и неожиданным решениям. В 1858 году, когда дурацкая возня за количество героев в либретто останется позади, он шокирует публику «Орфеем в аду». Сведённая в будничный мизер великая античность оказалась настолько острым вызовом, что Людовик Галеви решил отойти от дел от греха подальше. За три прошедших года они вместе успели выпустить больше 20 произведений и расстались без претензий.

В год создания «Буфф-Паризьен» Оффенбах обзавёлся ещё и конкурентом – им стал Флоримон Эрве, актёр и драматург, директор театра «Фоли-Нувель», который играл в спектакле Оффенбаха совсем ещё недавно. В 1867 году он поставит пародийную оперетту «Простреленный глаз», в 1868-м – «Хильперику» и в 1869-м –«Маленького Фауста». Не сказать, чтобы с колоссальным успехом. Их спор о разнице между сатирой и пародией так ничем и не кончился, но помирила конкурентов низведённая античность, что примечательно. Через 20 лет после премьеры Эрве исполнил в оффенбаховском «Орфее» одну из партий, и конфликт был исчерпан.

Уильям Теккерей в то время сказал, что «если в сегодняшнем французском театре что-нибудь имеет будущее, то это Жак Оффенбах». Но предсказывать будущее – дело неблагодарное: имя Оффенбаха теперь всплывает разве что в календаре дней рождений выдающихся евреев. Сегодняшним актёрам и композиторам жанра оперетты часто приходится извиняться уже перед адептами современного модерна за свой «дурной вкус» и «пристрастие к нафталину». Впрочем, похоже, через сто лет тем же самым станут заниматься поклонники мюзикла и новой оперы.