Сплетни, ведущие в Голливуд

Сарказм был ее профессией. Это она создала «школу злословия» и стала высокооплачиваемым автором журналов LIFE и Cosmopolitan, Harper’s Bazaar и New Yorker. Позже своим остротами Дороти Паркер, урожденная Ротшильд, покорила Голливуд. Ее сценарии получали номинации на «Оскар», пока ФБР не заклеймило ее как «коммунистку».

На исходе лета 1893 года швейный делец, еврей Джейкоб Ротшильд из Манхэттена, вместе с беременной супругой Элизой, шотландкой по крови, отправился к океану в Лонг-Бранч, Нью-Джерси. На побережье набирал силу сильнейший ураган – от испуга у Элизы начались схватки. В итоге их младшая дочь Дороти родилась семимесячной. Когда девочке не было и пяти лет, мама умерла, и через два года отец женился повторно. Дороти ненавидела и деспотичного папашу, и его новую жену, которая была немногим лучше. В качестве тихой мести девочка называла новую миссис не иначе, как «домашняя хозяйка». Впрочем, виделись они не так уж и часто: Дотти с сестрой сослали в строгую католическую школу-интернат, и это несмотря на то, что отец по крови был иудеем, а родная мать – протестанткой. Когда через два года мачеха умерла, девочку перевели в школу подемократичнее, но в университет так и не определили. Затем умер и отец. Родитель, которого с Ротшильдами-банкирами роднила только фамилия, после своей смерти оставил Дороти крайне скромное наследство, которое стало еще скромнее, когда его поделили между детьми.

Чтобы прокормить себя, 20-летняя Дороти устроилась аккомпаниаторшей на пианино в танцевальной школе на Манхеттене, а для души писала короткие колкие стихи. Осенью 1914 года журнал о городской культуре Vanity Fair первым напечатал ее сатирическое стихотворение, выплатил 12 долларов и пригласил в штат – сочинять подписи к иллюстрациям. Потом ее позвали на работу в журнал мод Vogue помощником редактора. Дороти исправно упаковывала свое острословие в чувственный рекламный текст. «Краткость – душа дамского белья», «маленькое розовое платье поможет найти жениха», – писала Дороти. Но у нее самой не было надобности прибегать к подобным женским уловкам – мужчины ее любили не за рюши, а за характер и умение вставить меткое словцо.

Дороти решила использовать мужскую любовь, чтобы избавиться от тени нелюбимой семьи. В 1917 году она выскочила замуж за брокера с Уолл-стрит Эдвина Паркера – произошло это вопреки протестам его семьи, занимавшей в обществе не последнее место. Молодой муж был красив, но феерически неловок – вечно проваливался в водопроводные люки, однажды сломал руку, затачивая карандаш, но, к удивлению всех, с Первой мировой войны, куда отправился добровольцем, вернулся невредимым. Дороти недолго терпела его рассеянность и неуклюжесть – когда ее очарование его красотой прошло, они разъехались, отложив развод до 1928 года.

Молодая миссис Паркер продолжила строить карьеру, не обремененная семейными обязательствами. В 1918 году ее снова позвали в Vanity Fair, уже штатным автором. Там Дороти познакомилась с журналистом Робертом Бенчли, а также писателем Робертом Шервудом, с которыми очень сдружилась. Их веселая компания часто собиралась в отеле «Алгонкин», чтобы шумно и язвительно пообсуждать известных персон. Постепенно к их маленькому кружку стали примыкать все новые и новые люди. Так в 1919 году образовался «Алгонкинский круглый стол» – группка журналистов, которые за обедами и коктейлями попеременно упражнялись в злословии. Самыми яркими были фразочки Паркер, единственной дамы в этой громкой мужской компании. В числе наиболее известных ее реплик того времени – едкая фраза «И как это они заметили?» о смерти американского президента Калвина Кулиджа, который не вмешивался в жизнь страны, обладал замкнутой натурой и все время пропадал на рыбалке.

Приглашение Дороти в Vanity Fair в качестве театрального критика само по себе было сенсацией – в те годы на такую должность женщин не звали. Но Паркер уже успела снискать себе славу мастера острого слова, а такой талант стоил дорого, вне зависимости от того, кому именно принадлежал. Дороти никого не жалела, если постановка ей не нравилась. Отзыв об одном из спектаклей Паркер закончила так: «Если не умеете вязать, берите с собой книгу». В 1920 году ее все-таки уволили – градус недовольства за кулисами достиг предела, и владельцы Vanity Fair решили, что лучше уволить Паркер, чем поссориться сразу со всем театральным миром. Другой причиной назвали остроту Дороти в адрес актрисы Билли Берк – по совместительству жены одного из крупнейших рекламодателей журнала. В знак протеста Vanity Fair покинули и друзья Дороти – ее благодарность за этот благородный поступок им была дороже гонораров.

Уход из журнала ее не сломил, наоборот – приправил ее талант еще большей едкостью. Двадцатые годы в карьере Паркер оказались продуктивными – 300 коротких рифмованных зарисовок и белых стихов, опубликованных в разных изданиях, закрепили за ней славу саркастичного и гениального жонглера словами, Оскара Уайльда своей эпохи. LIFE, Harper’s Bazaar, Cosmopolitan, Saturday Evening Post и еще десяток других – ее строки появлялись чуть ли не во всех популярных изданиях и издательствах Нью-Йорка. Дороти утверждала, что «ненавидит писать и любит, когда уже написано», но работала беспрестанно.

Меткие остроты выскакивали легко только в разговоре, а вот на бумаге рождались мучительно. «Чтобы написать пять слов, мне нужно изменить семь», – признавалась она. Задерживая очередную статью, она глупо и мило оправдываясь: «Кто-то забрал мой карандаш». В год увольнения из Vanity Fair Дороти впервые поучаствовала в написании сценария для фильма, а еще через несколько месяцев в печати появились ее первые рассказы. В 1925 году Паркер, сама того не зная, «вошла» в редакционный совет новообразованного The New Yorker – так основатель Гарольд Росс хотел придать ему солидности в глазах инвесторов. На самом деле, Дороти в штате не работала, но несколько лет сочиняла для них под псевдонимом «Постоянный читатель».

В 20-х Дороти, наплевав на сухой закон, еще сильнее пристрастилась к алкоголю. Другой ее разрушительной страстью стал начинающий сценарист и член «Алгонкинского круглого стола» Чарльз МакАртур. Об их отношениях она никогда не писала, но в одной из бесед бросила в адрес их с ним отношений: «Так мне и надо за то, что складывала все яйца в одну скотину». После расставания с МакАртуром Паркер попыталась перерезать себе вены, но неудачно. Она еще не раз попробует покончить с собой, а после одной из попыток напишет: «Газ воняет, бритва колет, от воды бросает в дрожь, кислотой костюм прожжешь, рвется петля, корчит яд – может, лучше жить, чем в ад?» Этот стих-откровение стал одним из самых ярких в ее первом и безумно популярном сборнике поэзии Enough Rope, который вышел в 1926 году.

После МакАртура у Дороти был еще не один роман, но такого глубокого чувства уже не было. Дороти утверждала: «В мужчинах мне важны три вещи: он должен быть красив, беспощаден и глуп». Она принимала дорогие подарки, протекцию, приглашения на дорогой отдых, но к своим партнерам, каждый из которых был одинаково уважаем и обожаем в литературных кругах, относилась легко: «Флирт – как передвижная библиотека, в которой одну и ту же книгу редко берут дважды». Когда очередной ее любовник умер от туберкулеза, она сказала: «Не знаю, что еще он мог бы сделать».

Единственным человеком, который увлек ее настолько, что она вышла за него замуж дважды, был актер и киносценарист Алан Кэмпбелл, с которым они познакомились в 1932 году. Несмотря на 11-летнюю разницу в возрасте, они прекрасно друг другу подошли. Она помогала ему писать, он – создавал ей комфорт. «Алан покупал еду, готовил, занимался интерьером, проходился лаком в ящиках ее рабочего стола, убирал за собаками, мыл посуду, напоминал Дороти надеть пальто в холодный день, смешивал для нее коктейли, занимался с ней любовью, уговорил бросить пить и создавал атмосферу, в которой ей хорошо писалось», – вспоминали знакомые. Дороти говорила, что ее новый сожитель с одинаковым интересом относится и к женщинам, и к мужчинам, но это ее не смущало.

В 1934 году они поженились и переехали в Голливуд. Гонорары у них были солидными, купленный новый дом дорогим, и Дороти даже снова захотела иметь ребенка – но беременность сорвалась. Их совместная с Аланом работа над картиной «Звезда родилась» получила «Оскара», но статуэтку вручили не Паркер с Кэмпбеллом, а другим двум коллегам по фильму. За весь период они вместе поработали над более чем 15 лентами, получив и другие номинации на «Оскар».

Их могло быть еще больше, если б не политика. Паркер открыто выступала против разных проявлений социальной несправедливости и в 1936 году основала Голливудскую антинацистскую лигу, которую ФБР связало с коммунистическим движением. Паркер тут же получила ярлык – «коммунистка». С такой характеристикой вход в основные студии Голливуда ей был заказан. Пока в годы войны Кэмпбелл воевал в Европе и параллельно крутил там роман с замужней дамой, Паркер пыталась кое-как вырулить на «фабрике грез», но ей мешал «социалистический» шлейф и неумение прогибаться. В 1947 году они с Кэмпбеллом развелись, через три года снова поженились и снова разошлись, хоть и оставались в официальном браке до 1963 года, когда Алан умер от передозировки барбитурата в сочетании с алкоголем.

В 1952 году Дороти в гордом одиночестве окончательно перебралась на Манхеттен. Она писала рецензии на книги для Esquire, получала отчисления за тиражи своих сборников, писала стихи, но из-за усугубившегося пристрастия к алкоголю уже почти не бывала в обществе. В начале лета 1967 года Дороти Паркер, которая в течение жизни сделала четыре попытки покончить с собой, тихо умерла от сердечного приступа в номере нью-йоркского отеля. Свою виллу на юге и права на все литературные произведения она оставила Мартину Лютеру Кингу – после его смерти они перешли Ассоциации борьбы за права цветных. Приятельница-сценаристка Лилиан Хеллман, которая всячески поддерживала Паркер в последние годы и рассчитывала на право распоряжаться ее литературным наследием, очень обиделась на Дороти за ее странную последнюю волю. Так и не сумев доказать свое право распоряжаться гениальными произведениями своей эксцентричной подруги, Хеллман бросила в сердцах: «Должно быть, Дороти была пьяна, когда составляла завещание». И скорее всего, это было правдой.